Ольга Дашкова - Рецидив

— А ну стоять.

— Аааааа… нет, Глеб! Помогите!

Несколько раз ударяю веником по попке, еще и еще. Агата больше не дергаете.

— Ложись, дикая.

А дальше она вошла во вкус, я знал, ей понравится. Кожа покраснела, покрылась мелкими капельками пота, я смахиваю их березовыми листьями, а сам кайфую от того, что все, что сейчас происходящее — правильно. Именно здесь, со мной рядом она должна быть, не в сраном гадюшнике “Шкала”, не у себя дома с иудами братишками-соседями, а только со мной рядом.

— О чем ты думаешь?

— Утром я уеду, ты останешься здесь с тетей.

— Почему?

— Потому что так надо.

Лежим лицом к лицу, в комнате горит лишь ночник. Агата разомлевшая и расслабленная после моего над ней издевательства, как она сказала, записав меня в палачи. В комнате, когда вышли, на столике стояла еда, тетя заботливо принесла голодающим, по ее мнению, на ночь. Агата прямо руками ела курицу и картошку с солеными огурцами. От вишневой наливки глаза блестели, а я, как дурак, впитывал каждое ее движение и эмоцию. Запоминая, как она морщит нос и облизывает пальцы. Как смотрит на меня уже совсем иначе, не как дикая испуганная птичка.

А потом просто лежали рядом, укрывшись одним тонким покрывалом, в печке трещали поленья, я безумно ее хотел, но то, что сейчас было между нами, было дороже любого секса, я знал это. Я чувствовал.

— Ты снова включил солдата, даже взгляд стал другим.

— Я и есть солдат.

— Расскажи.

— Пять лет спецназа.

— Откуда шрам? — Агата приводит по левому боку рукой, обводит пальцами контур белого давно затянувшегося шрама.

— Подставился неудачно.

— Это ранение? Прямо пуля? — голос взволнованный.

— Агата, ты меня поняла? Что ты должна остаться здесь и никуда не высовываться, никуда не выходить, никому не звонить, ни с кем не разговаривать.

— Все так серьезно?

— Да. Шакал не успокоится, если спустил Коваля и дал ему свободу действий, все серьезно. Под ударом ты, через тебя выйдут на братьев Шиловых, если уже не вышли, но тебя просто так не оставят. Поэтому я прошу тебя, будь разумной сейчас, слушай то, что я тебе говорю, и верь только мне.

— Но, я не думала, что…

— Те алмазы, что украли Шиловы, а ты им в этом помогла, помогла ведь, так? Их привез турок Рамазан Хакин.

— Я видела его, в клубе.

— Шиловы везучие, увели не только их, а еще деньги у Шакала. Как они это проделали?

Агата опустила глаза, прикусила разбитую губу. Долго молчала, словно боролась сама с собой.

— Я не знаю, не видела. Меня подобрали с черного хода, я так и не начала смену в тот вечер. У них был план, в который меня не посвящали, устроилась в клуб, Шакал меня заметил, мне оставалось лишь поставить жучки в его кабинете и квартире. Я особо не вникала, что происходит, иначе бы дала заднюю, но Свят обещал безбедную жизнь как можно дальше отсюда, в другой стране на берегу океана.

Сжимаю ее плечи, внутри снова гнев, ладонь так и чешется взять оружие, почувствовать его холодную сталь, нажать на курок и пустить пулю в лоб всем сукам, что использовали ее. Никогда не убивал из-за гнева и мести, всегда руководствовался холодным рассудком и делал свою работу. Один лишь раз преступил закон, ограбив казино Сотника, сделав это сознательно. И вот сейчас все повторяется снова, рецидив старой болезни, а я ведь думал, что выздоровел и такого никогда не повториться.

— Все и так будет хорошо. Я обещаю. Ты веришь мне?

— Не знаю, но ты говоришь все так серьезно, я…я совсем не вижу выхода.

— Он есть, он точно есть. Посмотри на меня.

Беру ее лицо в ладони, в глазах слезы, не хочу их видеть. Хочу видеть ее улыбку, ту, которая была в парной, она смеялась и визжала, но просила еще, чтоб я ее отшлепал веником.

— Все будет хорошо. Ты веришь мне?

Кивает головой, а я, окончательно отпуская себя, наконец, целую. Нежно, медленно, растягивая удовольствие, так, чтоб не сделать больно. Агата тихо стонет, отвечает мне, проводит по моим коротким волосам пальцами, прижимается плотнее. Разве я смогу отпустить ее? Нет, теперь уже нет. Теперь я могу убить за нее.

Агата

Верила ли я ему? Верила ли я человеку, которого знаю всего несколько дней, а по ощущениям целую жизнь? Верила. На все сто, нет, двести процентов. Морозову нельзя не верить, когда он так говорит и смотрит в мои глаза. Морозову нельзя не верить, когда он так целует.

Я думала, он это не сделает никогда, видела, как был возбужден даже в парной, как хотел меня, но абсолютно, не предпринимал никаких действий. Это было необычно, все мужики, что клеились ко мне в клубе или даже на улице, делали это с одним намерением, именно с тем, от которого меня воротило.

Глеб смотрел, прикасался, смешил меня, а потом хлестал веником, и это было реально круто. Новые ощущения, новые эмоции, близость не только физическая, но и эмоциональная. Я смеялась и визжала как ненормальная, так наверно было только в детстве с мамой. А может это вишневая наливка его тетушки так меня торкнула, нет, так мог торкнуть только Морозов.

А потом он меня поцеловал…

Тягуче, медленно, так, что сразу перехватило дыхание, и почти остановилось сердце. Я думала, он не сделает этого никогда. Сознание плыло, голова кружилась, Глеб все целовал и целовал, осторожно касаясь разбитой губы, а я гладила его короткие волосы, и прижалась, всем телом чувствую его эрекцию.

— Хочу тебя, — шепчу чуть слышно, сама, не веря своим словам.

— Скажи это еще.

— Хочу тебя Морозов.

Тело наливается возбуждением, меня вновь переполняют эмоции, с ним рядом всегда так. Главное не думать, сейчас не думать ни о чем. Не анализировать что будет потом, и что нас ждет. Страшно, очень странно.

Хочу быть еще ближе, царапаю плечи, словно цепляясь на него как за спасательный круг в море своей никчемной жизни. Его руки по моему телу, переворачивает на спину, подминая под себя.

— Не представляешь Агатака, как я хочу тебя.

Ноги широко разведены, такая приятная тяжесть чувствовать его всего на себе, опирается на локти, не переставая целовать, губы, шею, выгибаюсь, веду бедрами. Хочу его. Всего хочу. Крепкий, сильный, под кожей играют мышцы, подтянутое и тренированное тело, по нему наверно сходят с ума все бабы. Стильные сучки, которых полный клуб каждую ночь.

— Презервативы в машине, — хрипит мне в губы, убирая волосы с лица.

— К черту твои презервативы.

— Так нельзя, Агатака.

— К черту твои правила.

Одной рукой ласкает грудь, смотрит на нее, накрывает сосок губами, трется членом о внутреннюю сторону бедра. Спускается поцелуями вниз по животу, мышцы напрягаются, мой громкий стон пронзает тишину, когда губы мужчины целуют в самом интимном месте.

— Господи Глеб…боже мой…аааахххх.

Он целует меня прямо там, влажно, горячо, сердце только, что замирающее от нежности теперь готово вырваться наружу, ломая ребра. Проводит несколько раз языком по возбужденной плоти, засасывает клитор, несколько быстрых движений я напрягаюсь.

— Ты там безумно вкусная, но не могу больше.

Снова оказывается на мне, снова целует, на его губах вкус моего возбуждения, а член медленно и входит в мое влажное лоно, заставляя выгнуть спину и громко стонать.

— Черт, Агатка, совсем теряю голову с тобой.

Глеб двигается, медленно, глубоко, уткнувшись мне в шею губами. Обнимаю руками за широкую спин, сама, раскрывая себя больше и чуть приподнимая колени, сдавливая ими его, толкаясь навстречу. В голове снова ни намека на страх и панику. Хочу, чтоб он меня трогал, прикасался, целовал. Только он.

— Глеб…аааааа….дааааааа…еще.

Не знаю, сколько это продолжается, но мышцы начинают скручивать в болезненном наслаждении. Глеб растягивает меня, проникает так глубоко как можно, медленно, мучительно медленно. Дыхание не хватает, в легких чистый огонь, я срываюсь на крик, внутри взрывается вулкан, бьюсь в своем оргазме. Морозов приподнимается на руках, замирает, не двигаясь, сквозь пелену наслаждения вижу, как плотно сжата его челюсть, как на шее пульсирует выпуклая вена.

— Помоги, дьявол…ммммм.

Делает несколько толчков, резко выходит из меня. Находит мою руку, прижимает к своему пульсирующему члену, заставляя сжать на нем пальцы. Я помогаю ему кончить, теплая сперма стекает между пальцев, на живот. Морозов рычит, ведет головой в сторону, упирается лбом в мое плечо, часто дышит.

Перекатывается на бок, тут же прижимая меня к себе, утыкаясь в шею горячими губами. Смотрю на свою руку, чувствую, как он меня всю измазал, память выкидывает другие воспоминания, как вспышки, но я уже не прячусь от них в свой кокон страха прошлого. Вытираю себя выбившейся из-под нас простыню. Смотрю на почти погасший камин, Глеб целует, а я проваливаюсь в сон с мыслью, что я первый раз в жизни сплю с мужчиной в одной постели после секса, который принес мне невероятное удовольствие.

Даже в двадцать три года все бывает впервые.

Просыпаюсь резко, совсем одна. Смотрю по сторонам, посуда со стола убрана, я под теплым одеялом. Стены, обшитые светлым деревом, на полу бежевый ковер, а на стене справа, больше рога. Вчера я их не заметила. Интересно, это Глеба?

Поднимаюсь, обернувшись одеялом, иду к выходу. Высокое крыльцо, за ним ровный просторный двор засыпанный снегом, а я-то думала, что он растает. Несколько построек, дорожка, вымощенная декоративными плитами, ведет в дом. Но того, здорового грязного джипа на котором мы приехали, во дворе нет, лишь следы к воротам.

Морозов, что уехал? Нехорошее предчувствие сразу отравляет сознание. Внезапно нахлынувшая паника отдается тошнотой. Зажимаю рот рукой. А если он поехал к Шиловым и сейчас именно с ними? А меня оставил здесь, чтоб не путалась под ногами? Но он обещал, что не будет их убивать, я ведь верю его словам, он говорил верить.