Дэн не взглянул в мою сторону.

— Неважно, я сказал тебе не готовить.

Все мои попытки, раздосадованность и разочарования этого дня прорвались наружу, и я закричала:

— Я готовила, потому что Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

Дэн взглянул на меня со скамьи, и на долю секунды мне показалось, что он собирается обнять меня, и все станет хорошо. Но потом я увидела, что его взгляд был отстраненным и холодным.

— Нет, Тресса. Ты готовила, потому что это твое занятие. А я — просто оправдание ему.

Его руки сжимали деревянные углы скамьи, а подбородок дрожал от ярости. Мне вдруг стало очень страшно, и я начала по-детски всхлипывать.

— Как ты можешь так говорить? Как ты можешь быть таким жестоким?

Я знала, что Дэн был прав. Когда у меня случались кризисы, я всегда принималась готовить. Я извинялась кульком глазурованных булочек или горкой масляных картофельных пирожков. Я была экспертом по утешающей еде.

Когда Дэн сказал мне, чтобы я не готовила, он имел в виду, что мне потребуется нечто большее, чем горка оладьев, чтобы все исправить.

Настало время умолять.

— Пожалуйста, Дэн, я не могу этого вынести. Мне так жаль. Пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня. Посмотри на меня.

Дэн перестал работать, но глаз не поднимал. Его руки образовывали со скамейкой странный треугольник, а его глаза были закрыты. Он сдерживал слезы. Я подумала: «Сейчас что-то должно быть, сдвигается с мертвой точки».

— Пожалуйста, Дэн. Посмотри на меня.

Он поднял глаза и окинул меня быстрым взглядом, а затем снова опустил их.

— Не могу я, Тресса. Я не могу на тебя смотреть.

До этого момента я до конца не осознавала, что я наделала. Я поселила в его сознании образ себя с другим мужчиной. Это сводило его с ума. Дэн меня не ненавидел. Он любил меня, но не мог перенести того, что я сделала; единственное, что он мог видеть, когда смотрел на меня, — так это меня с другим мужчиной.

— Я не спала с ним, Дэн.

— Ты целовала его.

— Да. Но я не спала с ним. Клянусь, что этого не было.

Я уставилась на его макушку, а его взгляд был прикован к ботинкам. Дэн на мгновение поднял глаза.

— Ты должен мне верить, Дэн. Я не занималась сексом с Ронаном.

Он наконец отвернулся с отвращением.

— Господи, Тресса.

Я впервые назвала его по имени. У парня, с которым я не переспала, теперь было имя. Мне нужно было быть твердой, поэтому я не сдавалась. Мне нужно было продолжать говорить. Мне некуда было идти до тех пор, пока этот барьер существовал между нами.

— Нам нужно это пережить, Дэн.

Он покачал головой, и теперь был его черед сожалеть, когда он поднял на меня глаза, полные слез.

— Я не знаю, смогу ли я, Тресса…

— Но это был только поцелуй…

В моем голосе прозвучала нетерпеливая нотка, прежде чем я успела остановиться.

Дэн покачал головой и снова занялся чем-то, показывая, что разговор окончен.

Потом он вышел. Он не сказал, куда пошел, но я думаю, что к своей матери. Я была одна на кухне, которую мы оформляли вместе, и гадала, к добру ли было то, что я разрушила наш брак. Когда Дэн хотел жениться на мне, я не была уверена. Теперь, когда я была уверена в своем решении, он ушел от меня, и все из-за моей глупости.

Но легких ответов не бывает и, может быть, не бывает вообще никаких. Все, что я могла сделать, это ждать, а ожидание — это самое худшее. Ждать — это значит ничего не делать, а я так не умею. Я хотела все исправить. Я хотела, чтобы все было по-настоящему, и похоже, что ничего этого я не могла сделать без Дэна. Сделать брак настоящим можно только вдвоем.

Не так ли?

Теперь у меня не было выбора. Я должна была признать, что обидела Дэна, и я не могу сделать вид, что ничего не было. Я не могу повернуть время вспять, и я не могу что-либо по-настоящему исправить. У меня, может быть, хватило власти на то, чтобы ранить его, но не хватает сил, чтобы смягчить его боль. Если он хочет зацикливаться на этой обиде, то я не могу выбить из него это дурное чувство.

Как Дэн и сказал, тут готовкой делу не поможешь.

Но я все равно могу готовить. И я думаю, что это я и должна делать. Двигаться дальше. Продолжать заниматься своим делом и просто принять то, как обстоят дела на данный момент.

Я буду делать то, что делала моя бабушка, когда что-то ее мучило: она поднимала руки вверх и предлагала Господу найти им дело.

8. Верность

Самым дорогом дар, что может принести тебе мужчина, это свою гордость

Жареная ветчина с гвоздикой

Для того чтобы улучшить вкус ветчины, сделать ее пресной и с мягким вкусом, требуется время и терпение, но хорошее мясо потом послужит тебе несколько дней.

Возьми кусок мяса весом от трех до четырех фунтов и вымачивай его сутки в холодной воде. Если я готовила ветчину к воскресному ужину, то я клала ее высачиваться в субботу вечером. Каждые несколько часов воду нужно менять.

На следующий день залей мясо свежей водой и поставь кипятиться. После того как вода закипит, снова поменяй ее, добавь лавровый лист и кружок лука, и пусть кипит ещё три четверти часа. Пока мясо будет закипать второй раз, приготовь смесь для жарки и смажь ей фольгу. Для этого в чайной чашке смешай две чайные ложки молотой гвоздики, чайную ложку меда и щепотку коричневого сахара, залей кипящей водой до верха чашки и помешивай, пока все не раствориться. Сваренную ветчину положи на фольгу и намажь лучшей горчицей, какую только сможешь найти. Затем вылей сверху чашку смеси для жарки, заверни в фольгу и запекай при средней температуре. В последние полчаса разверни фольгу, дай ветчине пропитаться собственным соком, набросай сверху дюжину немолотых звездочек гвоздики и оставь печься до образования хрустящей корочки. Подавать горячей с вареным картофелем и капустой либо холодной, как тебе больше нравится.

Глава тридцать вторая

Летом 1979 года я скова увидела Майкла Таффи.

Также я увидела римского папу.


Если явление образа Девы Марии в Кноке в 1879 году было чудом, то визит папы в 1979 был подобен второму пришествию. За ним следили вся Ирландия и большая часть мира. Иммигранты тысячами возвращались домой; американцы, имевшие весьма отдаленные родственные связи в Ирландии, искали приюта. Мы были в центре вселенной, где все и происходило. Это было волшебное время.

Охамор, наш малонаселенный вымирающий приход, был невидим. Драматичность нашего сценария не была очевидной. Туристы сворачивают не туда и думают, что с ними случается приключение в глуши, хотя правда состоит в том, что они редко рискуют отойти далеко от главной дороги в долины, продуваемые ветрами, где наши маленькие сельскохозяйственные общины кажутся врезанными в пейзаж. На окраине холодного болота разместились жизнерадостные новые бунгало. Старые дома за ними — это не более чем каменные укрытия. Двухэтажные дома фермеров с окнами, похожими на пустые глазницы, некоторые из них забиты досками, очевидно оставленные холостыми фермерами, едва способными пережить смерть родителей. Летом, когда светит солнце, меланхолия рассеивается, нет более красивого места на свете, чем наше, когда изгороди прогибаются под кустами фуксии, островками оранжевой монбреции и румяных шток-роз. Тем не менее, когда мы сейчас наслаждаемся всеми современными удобствами, стиральными машинами, телевидением и тому подобным, Фолихтар (областной центр прихода Охамор) по-прежнему находится на отшибе. По-прежнему есть женщины, принадлежащие к поколению моей матери и моему, которые живут без электричества. Мужчины, которые живут в домах одни и без туалета. Мы по-прежнему — спрятанный народ; не прячущийся, а просто живущий в старой части Ирландии, о которой многие наши соотечественники скоро забудут.

Визит папы римского стал нашим звездным часом.

Там всегда было святилище, сколько я себя помню, и большую часть жизни моей матери тоже. Пятнадцати местным жителям напротив фронтонной стены церкви Иоанна Крестителя в 1879 году явился образ Девы Марии.

В церковь съезжались паломники со всей Ирландии, а у нас дома часто говорили о чудесных исцелениях.

— Туда его привезли на телеге, а обратно он дошел пешком до Лимерика!

— Он полз на животе, чтобы поцеловать фронтонную стену, а потом запрыгал, как лягушка!

Если вы жили в Ирландии и искали чуда, Кнок был вполне подходящим местом, только не для тех из нас, кто жил поблизости. Нас это просто развлекало.

До тех пор, пока не появился отец Хоран. Джеймс Хоран был энергичным священником, который раньше служил в соседней деревне, где он построил большое здание приходского собрания. В пятидесятые годы там затевались танцы, и многие браки в Майо заключались в этом собрании Святой Марии. Когда в 1963 году отца Хорана отправили в Кнок, святилище там было очень просто устроено: несколько статуй, а также поврежденные временем костыли тех, кто раньше был немощен, поставленные возле фронтонной стены.

За следующие десять лет при Хоране святилище разрослось до колоссальных размеров. Он собрал невероятную сумму денег и поместил фронтонную стену в стеклянную часовню с гигантскими статуями, изображающими сцену богоявления. Отец Хоран построил огромную церковь, вмещавшую в себя сорок тысяч людей, которая располагалась посреди волнистых лужаек, как отлично построенный космический корабль. Смотреть, как менялся Кнок, само по себе было чудом. Появлялись элементы эклектичной современной архитектуры, не соответствующие нашей бесплодной угольной земле. Я была несколько цинична и втайне дивилась количеству чудес, ставших результатом духовной мании, на которую Дева Мария, казалось, вдохновила моих измученных виной собратьев. Но, чтобы вы ни думали, никто не мог отрицать энергичности и ответственности отца Хорана. Даже атеисты были впечатлены его достижениями, и понтифик объявил о своем приезде.