Девушка не могла отвести глаз от капель: они падали с его правого уха на крепкое плечо, а потом катились по широкой груди, продолжая путь вниз по плоскому животу.

Хотя внутренний голос приказывал принять невозмутимый вид, девушка завороженно наблюдала, куда катятся капли. Ей вдруг стало безумно жарко в ванной комнате, хотя пара здесь не было. Отчего — загадка.

— Вы ждете, чтобы принять душ? — невинно поинтересовался он. — Или хотите, чтобы мы и дальше молча смотрели друг на друга?

Девушка испуганно подняла голову, подняла обе руки и отпрянула назад, едва не налетев на этажерку, а потом споткнулась.

Проклиная все, она покачала головой и, шатаясь, едва не налетела на дверь, ведь теперь она просто не отрывала глаз от потолка:

— Ничего страшного! Я… я уже ухожу!

— Как по мне, то можете спокойно остаться, — небрежно предложил он, но Брук так ничего и не ответила. Вместо этого она бросилась прочь из ванной комнаты, захлопнула за собой дверь, и, пока шла до своей комнаты, ей слышался гулкий хохот позади.

Глава четвертая

— Мам, мне заварить тебе еще чаю? Или, может, ты хочешь попить воды? — С сомнением Брук заглянула в родительский холодильник и нерешительно прикусила нижнюю губу. Мысленно она промотала весь сегодняшний план действий и проверила, когда у нее выдастся время, чтобы съездить за покупками для родителей. Папа Брук собирался с мамой ехать на сеанс гемодиализа в больницу, и Брук знала, что они вернутся лишь поздно вечером. Только дорога в Портленд и обратно занимала более четырех часов. Было ясно, что за продуктами нужно съездить самой.

Девушка озабоченно проверила овощи, надеясь, что отец внимателен и покупает только экологически чистые продукты. После того как Брук узнала о мамином диагнозе, она настояла на том, чтобы использовались продукты без пестицидов и других вредных веществ. Отец называл ее педантичной, но девушка воспринимала состояние здоровья матери очень серьезно.

Именно по этой причине Брук поехала в город в семь часов утра — чтобы увидеть родителей, пока те не отправились в путь. Ей очень хотелось, чтобы матери не приходилось по нескольку раз в неделю проделывать этот маршрут, но ничего иного не оставалось, ведь Санпорт располагался в глуши.

Она очень переживала из-за того, что ни разу не имела возможности сопроводить маму в больницу — приходилось трудиться в ресторане. Все же она при каждой удобной возможности приезжала в родительский дом, чтобы провести время с матерью. Поставленный год назад диагноз так напугал Брук, что она стала ценить родителей еще больше.

— Золотце, я не хочу пить, — весело ответила мама.

— Мам, ты же знаешь, что ты…

— Я просижу в машине два часа, — мимоходом сказала мама. — Мне будет очень неловко, если папе придется останавливаться каждые двадцать минут, чтобы я могла сходить в кустики на обочине.

Брук хмыкнула и закрыла дверь холодильника. Обернулась к родителям — те спокойно сидели за круглым кухонным столом и, казалось, не разделяли волнений дочери.

— Папа, ну хоть ты скажи что-нибудь!

Ангус Дэй даже не выглянул из-за газеты и вместо этого добродушно пошутил:

— Твоя мама выросла, Брук. Кроме того, мне действительно было бы неудобно, если бы мы останавливались на обочине каждые двадцать минут только потому, что ты заранее вольешь в нее галлон чая.

Брук покорно оперлась на рабочую поверхность, на которой доныне виднелись следы ее первых кулинарных экспериментов, и сунула руки в карманы джинсов.

— Меня очень трогает твоя забота, золотце, но сегодня утром я уже достаточно пила жидкости, — произнесла мать.

— Тогда возьми с собой хотя бы немного чая из крапивы, который я для тебя приготовила.

Мама хихикнула, а отец издал такой звук, словно он только что заметил, что в чашке, из которой он так беззаветно отхлебывал, не кофе, а затхлые помои.

Брук беспомощно взглянула на родителей и опустила плечи.

— Что случилось?

— Ничего.

Салли Дэй откинулась на спинку стула и взглянула на дочь, ласково улыбнувшись.

Брук недоверчиво склонила голову набок и пристально посмотрела на отца, который, в отличие от матери, не особо соблюдал правила политкорректности.

— Папа?

Наконец он мельком глянул на дочь и отложил газету в сторону, чтобы тут же сделать внушительный глоток кофе, а потом презрительно заявил:

— Дорогая, больше не стоит заказывать этот новомодный экомусор. Если хочешь знать, я вылил этот чай в унитаз.

У Брук отвисла челюсть. Она, запинаясь, пыталась подобрать слова и вспоминала, что заплатила за «этот новомодный экомусор» почти пятьдесят долларов.

— Ты сделал что?

— Ты ведь не хочешь отравить маму? — довольно кивнул отец. — Этой штукой я не стал бы поить даже приговоренных к смерти.

— Папа! — простонала дочь, исполненная сострадания к самой себе. — Я же хотела сделать для мамы как лучше! Крапивный чай должен помогать людям во время лечения диализом. Ты же знаешь, что я его специально заказывала в европейском экомагазине.

Казалось, ее аргументы не впечатлили отца. Он покачал головой и недоверчиво спросил:

— А ты сама-то его пробовала?

— Нет, — огорченно ответила она. — Да все равно, какой он на вкус, в конце концов, лишь бы помогал.

Брук с упреком взглянула на мать:

— Мама, почему ты позволила, чтобы он просто взял и вылил чай?

Мать виновато пожала плечами:

— Прости, дорогая. Я ведь знаю, что ты приложила столько усилий, но… ну, в общем… я этот чай действительно не смогла в себя влить…

— Эта бурда на вкус как помойная жижа, — услужливо добавил отец.

Брук состроила удивленное выражение лица и с любопытством спросила отца:

— Откуда тебе известно, какова на вкус помойная жижа?

— Вы мне тут не дерзите, молодая леди, — бросил он, и глаза его блеснули.

— Молодая леди?

Брук скорчила гримасу и налила себе кофе, не акцентируя внимание на том, что она лично просила отца кофе в дом больше не приносить. Конечно, Брук догадывалась, что она перестаралась в своей заботе о матери, желая перевести родителей на травяной чай после десятилетий безудержного потребления кофе. И все же девушке было бы легче на сердце, если бы зерна ее стараний упали на хоть немного плодородную почву.

Она отхлебнула крепкого отцовского кофе и весело зыркнула на него через край чашки:

— Молодой леди уже давно нет, папа.

— Ну, пожилой дамой ты еще долго не будешь, — заявила мать в ответ, понятливо улыбнувшись.

Брук взглянула в веселые мамины глаза. Та не теряла хорошего настроения даже в такие дни, как сегодняшний, когда предстояла неприятная процедура.

— Наверняка это уже не за горами. Буду я жить в доме с бесчисленными кошками, пугая соседских детей.

— Мне кажется, звучит довольно забавно, — возразила мама. — Между прочим, доченька, тебе только чуть за тридцать, и еще очень далеко до того возраста, в котором можно открывать кошачий пансион.

В других семьях наверняка на эту тему мог бы возникнуть спор, дескать, дочь уже перешагнула магический рубеж тридцатилетия, а еще не замужем и не обеспечила родителей внуками. Но Брук знала, что ей не грозят разговоры на такие темы после того, как внезапно прервались ее последние отношения. Мать была слишком чувствительной, чтобы заводить беседу с Брук о ее личной жизни, а отец вообще был не из тех, кто болтает о любовных вещах.

Она ответила со всем чувством юмора, на какое была способна:

— Кроме того, не стоит забывать, что у меня аллергия на кошек.

Мама весело прыснула. Брук от этого тоже улыбнулась, в разговор об одиноких любительницах кошек вмешался и отец.

Ангус Дэй научил дочь не только охотиться на лося. Он в молодости работал на скотобойне и вот теперь, внимательно посмотрев на свои ногти, сухо заявил:

— В «Космополитен» писали, что сорок — это по-современному тридцать, Брук. Так что, дочь, тебе совершенно не стоит беспокоиться и уж точно не стоит начинать выращивать себе кошачью армию.

От удивления Брук влила в себя остаток кофе и проглотила обжигающий напиток. Закашлявшись, она уставилась на отца — с седой шевелюрой, обветрившимся лицом, в темной одежде. Нельзя сказать, что такой человек весьма разбирается в моде и трендах или хотя бы интересуется этим в какой-то мере.

— Что?! — Девушка беспомощно помотала головой. — Откуда ты знаешь, что там пишут в «Космополитен», папа?

— Журналы выкладывают в больнице, в основном там только женские, — объяснил он, бросая взгляд побитого пса. — Чем мне еще себя занять, пока мама проходит процедуру?

— Это кроме шуток? — еще беспомощнее взглянула на отца Брук.

Тот пожал плечами:

— После того как я в сотый раз перелистал потрепанный журнал о рыбалке, мне ничего другого не оставалось, как хватать что попало. А что было делать?

— Твой папа теперь превосходно ориентируется в знаменитостях. — В голосе мамы слышались нотки иронии и гордости.

Отцу Брук словно понадобилось подтвердить фразу жены:

— При всем почтении, но я так до сих пор и не понял, чем эта семья Кардашьян так знаменита.

Брук покачала головой, на какой-то миг у нее появилось чувство, что мир перевернулся с ног на голову. Она все еще разговаривала с отцом — человеком, который наверное, даже на свою свадьбу костюм не надевал. В свитере, связанном женой, он чувствовал себя уютнее всего. Да он до недавнего времени вообще понятия не имел, кто такая Опра Уинфри! Брук не могла представить себе, что ее отец когда-нибудь дойдет до того, что станет читать женские журналы.