Большая часть лестницы со второго этажа провалилась на первый, лестница с первого этажа лежала в подвале. Через дыру в стене виднелась изгородь заднего двора, за ней — покрытые снегом садовые клумбы, дальше — сплошное белое поле. Сад всегда был радостью и гордостью бабушки. Когда с ней случился удар, Дженни усердно трудилась, чтобы поддерживать сад во всем его великолепии.

В ночь пожара струи из пожарных шлангов заливали двор, образуя большие арки, и теперь вода на изгороди и воротах застыла сосульками, превратив задний дворик в сад ледяных скульптур.

По всему периметру снег был утоптан тяжелыми ботинками. Повсюду стоял резкий запах гари.

— Я даже не знаю, с чего начать, — призналась Дженни. — Интересно, не правда ли? Что купить прежде всего, когда сгорело абсолютно все?

— Зубную щетку, — посоветовал Рурк так, словно это было очевидно.

— Надо будет запомнить.

Мимо медленно проезжали машины. Из их окон на сгоревший дом глазели любопытные. Люди всегда смотрят на несчастья других со вздохом облегчения и благодарят Бога за то, что это произошло не с ними.

Дженни собралась с силами и прошла за следователем и сотрудником страховой компании по доске, хлюпающей в грязи у порога дома, вместо сгоревшей лестницы. Дженни улавливала планировку комнат, видела остатки мебели и знакомых вещей. Все стало каким-то чужим.

Она была чужой. Дженни безучастно отвечала на вопросы о том, что делала прошлым вечером. Она отвечала на вопросы, пока не почувствовала, что ее голова сейчас взорвется. Следователь и страховщик действовали по обычной схеме. Она не засыпала в постели с сигаретой. Дженни постаралась отвлечься, представить, что это кто-то другой рассказывает, как она работала за компьютером поздно ночью, как вздрагивала от каждого шороха, поэтому отправилась в пекарню, зная, что там будет кто-то из утренней смены. Дженни отвечала на вопросы со всей честностью. Нет, она не оставляла включенными какие-либо приборы, ни кофеварку, ни фен и ни тостер. Она не забыла выключить плиту, не оставляла гореть свечу и даже не помнила, где хранила спички. (Следователь сообщил, что под раковиной.) Бабушка Дженни обычно брала свечи в церковь, ставя их в несколько рядов перед иконой святого Казимира, покровителя Польши[3].

— О нет, — прошептала Дженни.

— В чем дело, мисс? — переспросил следователь.

— Я это сделала, — ответила Дженни. — Пожар случился по моей вине. У моей бабушки была жестяная коробка с вещами из Польши: письмами, рецептами, вырезками из газет. В ночь пожара я… я не могла уснуть и искала материал для своей статьи. Я вытащила эти вещи наружу и… о боже!

Дженни замолчала, подавленная чувством вины.

— И что? — спросил следователь.

— Тогда я использовала фонарик. В нем сели батарейки, и я взяла их из детектора дыма на кухне, а потом забыла вставить обратно. Поэтому пожарная сигнализация и не сработала.

— Не ты первая, — спокойно заметил Рурк.

— Но получается, что пожар произошел по моей вине.

— Пожарная сигнализация полезна тогда, когда в доме есть кто-то, чтобы ее услышать, — пояснил Рурк. — Даже вопи она всю ночь, дом все равно бы сгорел. Тебя не было дома, и ты не могла услышать сигнализацию. Так что это не в счет.

Как же Дженни хотела, чтобы Рурк оказался прав. Слишком тяжело быть виноватой в гибели собственного дома.

— Мне приходилось слышать эту сигнализацию, — сказала Дженни. — Она достаточно громкая и могла разбудить соседей.

— Это не твоя вина, Джен.

Дженни думала о жестяной коробке с незаменимыми документами и рецептами на старой бумаге. Теперь они утеряны. Навсегда. Дженни чувствовала себя так, словно потеряла бабушку во второй раз. Стараясь держать эмоции под контролем, Дженни рассматривала камин, вспоминая рождественские вечера в этом доме. С тех пор, как бабушка умерла, она не пользовалась камином.

Бабушка часто мерзла и говорила, что ее может согреть только пламя очага.

— Я пеленала ее, словно колач, — произнесла Дженни, вспоминая, как они с бабушкой смеялись, когда она кутала хрупкое тельце в шерстяной плед. — Но, что бы я ни делала, она все равно продолжала трястись от холода.

В следующую секунду Дженни прижалась лицом к плечу Рурка. Ей было больно вдыхать воздух, как будто что-то царапало легкие.

Дженни почувствовала, как Рурк неловко погладил ее по спине. Наверное, он не предполагал, что сегодня утром в его объятиях окажется полная отчаяния Дженни. Ходили слухи, что Рурк знает, как обращаться с женщинами, но она считала, что это касается лишь привлекательных и легкомысленных особ. Насколько Дженни могла судить, только с такими Рурк и встречался. Не то чтобы она отслеживала его пристрастия, просто это было сложно не заметить. Дженни частенько видела, как утром Рурк провожает на остановку какую-нибудь пышногрудую фифу.

— Пойдем, — тем временем говорил Рурк ей на ухо. — Мы можем перенести все на другое время.

— Нет. — Дженни выпрямилась, взяла себя в руки и даже сумела улыбнуться. И с чего вдруг она стала обо всем этом думать? Дженни похлопала Рурка по плечу, которое показалось ей твердым, как скала.

— На твоем плече можно здорово выплакаться, шеф.

Рурк поддержал Дженни в попытке разрядить обстановку:

— Служить и защищать. Так написано на моем значке.

Вытирая слезы, Дженни повернулась к следователю:

— Извините. Наверное, мне было необходимо выплеснуть накопленный стресс.

— Я понимаю, мисс. Потеря дома — это такая травма. Советую вам решить вопросы с юристами как можно скорее. — Следователь протянул Дженни визитную карточку. — Все хвалят мистера Баретта в Кингстоне. А самое главное: не принимайте пока никаких важных решений. Не торопитесь.

Дженни сунула визитку в задний карман. Ей понравилось это ощущение. Новые джинсы выгодно обтягивали те места, о достоинствах которых она и не подозревала. Они снова начали обход руин, и Дженни сумела взять себя в руки, несмотря на все пережитое горе. Меньше месяца назад она потеряла бабушку, а теперь и дом, в котором прожила всю жизнь.

Официальный вердикт еще предстояло вынести, но и следователь, и оценщик имущества сошлись в том, что пожар начался на чердаке. Вполне вероятно, что причиной его возникновения послужила неисправность проводки. Детектор не выявил никаких легковоспламеняющихся паров, и никаких следов умышленного поджога тоже обнаружено не было.

— Что дальше? — спросила уставшая Дженни страховщика. Ей пришла в голову мысль, что так, наверное, выглядят места, где происходили бои.

Она подбирала остатки того, что когда-то было цветочными горшками, семейными фотографиями, сувенирами каких-то важных событий, подарками на дни рождения и Новый год, вещей, единственных в своем роде, как, например, письма или написанные от руки рецепты.

Страховщик указал Дженни на ее компьютер. Он лежал среди уродливой груды обгоревшей обивки дивана.

— Это ваш ноутбук? — спросил следователь.

— Да.

Ноутбук был закрыт. Поверхность покрылась пузырями.

— Можно попросить техника его проверить. Возможно, жесткий диск уцелел.

Вряд ли. Следователь так не сказал, но Дженни могла прочесть по его лицу. Вся информация утеряна: все текстовые файлы, финансовые заметки, фотографии, адреса, электронная почта, компьютерные программы. Ее проект для книги. У Дженни были дубликаты, но она хранила их в ящиках стола, который превратился в груду головешек. Дженни опустила плечи, словно собираясь с мыслями.

— Она писательница, — объяснил Рурк следователю.

— Правда? — Тот выглядел заинтересованным. — Вот это да. А что вы пишете?

Дженни смутилась. Ей всегда было неловко, когда люди спрашивали ее о работе писателя. Мечта Дженни была такой огромной, такой невозможной, что иногда ей казалось, что она не имеет на нее права. Она, необразованная Дженни Маески из маленького городка, хотела стать писательницей. Одно дело — вести кулинарную колонку еженедельника, фантазируя в одиночестве о чем-то большом и великом, и совсем другое — признаться в этом абсолютно незнакомому человеку.

— Я веду кулинарную рубрику в местной газете, — пробормотала Дженни.

— Да ладно, Джен, — вмешался Рурк. — Ты всегда говорила, что когда-нибудь напишешь книгу. Бестселлер.

Дженни не могла поверить, что Рурк помнил об этом.

— Я сейчас над этим работаю, — сказала она с пылающим лицом.

— Правда? Поищу ваши книги в магазине, — ответил страховщик.

— Долго будете искать, — с грустью заметила Дженни. — Меня еще ни разу не печатали.

Она бросила уничтожающий взгляд на Рурка. Вот болтун. И о чем он думал, рассказывая о ее мечтах незнакомому человеку?

Дженни пришла к выводу, что причина этого — несерьезное отношение к ней Рурка. Он считает, у нее нет ни единого шанса. Она всего лишь владелица пекарни в городишке, затерянном в горах. Возможно, она всю жизнь будет владелицей пекарни, чахнуть над бухгалтерскими отчетами или стареть за прилавком магазина.

— Что? — спросил Рурк, когда страховщик вернулся к машине. — Что означает этот взгляд?

— Упоминать о книге было вовсе не обязательно.

— А почему бы и нет? — искренне удивился Рурк, и это привело Дженни в ярость. — Что тебя злит?

Дженни не ответила.

— Бестселлер, — пробормотала она. — Как глупо было бы говорить людям: «Знаете, а я пишу бестселлер».

Рурк действительно не понимал.

— А что в этом такого?

— Это слишком самонадеянно. Я пишу. И все. Бестселлер это или нет, решать читателям.

— Теперь ты говоришь как зануда. И это меня раздражает. Как-то ты говорила мне, что обязательно исполнишь свою мечту и опубликуешь книгу.

Рурк и правда не понимал.

— Это всего лишь мечта! — разозлилась Дженни. — Просто мечта.