— Спокойной ночи, Элиза.

— Спокойной ночи, Дориан. Спасибо за чудесный вечер. — Она вежливо улыбнулась, будто час назад не ублажала его и сама не стонала от удовольствия.

Она умела становиться холодной и невозмутимой, когда нужно, но Роуланд знал, что она вовсе не такая. Под холодной вежливостью, с которой Элиза встречала мир, бушевало пламя. От одной мысли об этом у него снова проснулось желание.

— Каркас почти полностью обшит, скоро начнем конопатить, — поспешил сказать он, прежде чем желание стало невыносимым. — Я сообщу, когда закончим. Думаю, понадобится несколько дней, не больше.

Облако разочарования промелькнуло в ее взгляде. Чем оно вызвано? Тем, что она не увидит его на следующий день, или тем, что ее не пригласили на верфь? В случае с ней оба варианта возможны.

— Если возникнут проблемы, ты сообщишь мне?

— Да, конечно же. — Он поклонился. — Спокойной ночи.

Недовольство? Облегчение? Элиза не понимала, что чувствует, и, готовясь ко сну, пыталась разобраться в своих эмоциях. Какими бы они ни были, хотелось остаться с ними наедине, и потому при первой же возможности она отпустила горничную.

Горничная и Эванс не ложились, ждали ее возвращения, полагая, что та работает допоздна, и теперь ей было ужасно стыдно за обман. Они переживали, пока она веселилась. Впрочем, если бы им открылась истинная причина отсутствия, они бы переживали еще больше. Запретные занятия грозили скандалом. Причем проникновение в Воксхолл меньшее из зол.

Вспомнив о случившемся, Элиза покраснела в темноте. Но не от стыда. Их с Дорианом объединило нечто глубоко личное и невыразимо прекрасное. Она и не знала, что можно испытывать настолько сильное наслаждение. Возможно ли, что это повторится? То есть сможет ли она допустить повторение?

Правильный ответ конечно же «нет». Нельзя так рисковать. Роуланд, в отличие от нее, к подобным отношениям привык. Это может сказаться на совместной работе. Он строит яхту, а руководит им она. Что, если он хочет, соблазнив ее, стать равноправным партнером или даже взять на себя управление компанией?

Элиза закусила губу, обдумывая допущенные за вечер ошибки. Она позволила обнять себя в гостиной, когда узнала плохие новости, она позволила увлечь себя на прогулку, закончившуюся нарушением законов, юридических и моральных. Всего лишь на несколько часов позволила себе расслабиться, этого оказалось достаточно для потенциально опасных последствий. Роуланд закончит яхту и уедет. А Элиза? Останется одна? Тяжкие размышления укрепили решимость, надо рассчитывать только на себя и впредь поступать так же. Отступать от этого правила опасно, особенно сейчас, когда на карту поставлено все, и не без риска.

«К тому же, — напомнил внутренний голос, — Роуланд не тот человек, с которым следовало бы идти на риск». Да, он весел и умен, увлекается кораблями, пережил немало приключений, является олицетворением той жизни, которой Элиза всегда завидовала. Но он также и опасен. Изгой с темным прошлым, человек, от которого отреклись родные, знающий о деятельности Тайна, потому что не может не знать. А это о многом говорит. Дориан Роуланд был капитаном на корабле «Королева Медб» и по-дружески общался с торговцами оружием. Правда, в его ухе не болтается золотая серьга, а на щеке нет татуировки, но он все равно пират. А это невероятное и очень приятное открытие.

Глава 11

— Мы только вступили в игру и уже раскрыты! Твои люди не оправдали ожиданий! — резко сказал Максвелл.

Он знал, что лишь немногие осмеливались так откровенно разговаривать с Дэмианом Тайном, и потому пригласил его не в кофейню, а в свою контору. Там Харт мог говорить, как считал нужным. Однако не только это подтолкнуло его изменить место встречи.

Единственный промах Тайна изменил суть игры. Если они хотят заполучить верфь и яхту Саттонов к апрелю, нужно действовать быстрее и осторожнее, чем раньше. К тому же Максвеллу не хотелось, чтобы его имя связали с именем Тайна, когда игра в самом разгаре. Ни Роуланд, ни другие не должны догадаться об этом сотрудничестве. Максвелл скрыл это, однако был очень зол на Тайна, потому что выступал в качестве официального лица их сомнительной компании и не мог допустить пятен на своей репутации, в то время как Тайн имел право делать все, что угодно.

Тайн, казалось, совсем не переживал из-за последних событий. Он лениво взболтал бренди в стакане.

— Нам просто не повезло, что Роуланд решил вернуться именно в тот момент.

— В чем не повезло, — Максвелл выделил последнее слово, — так это в том, что Роуланд один одолел двоих. Причем эти двое зарабатывают себе на жизнь разбоем! Они должны были одолеть его!

Тайн пожал плечами:

— Наша мисс Саттон строит яхту, Роуланд ей помогает. Мы все равно узнали, что хотели, не забывай об этом.

— Да, но заплатили слишком дорого, — проворчал Максвелл, не в состоянии реагировать на все так же спокойно, как Тайн.

Тайна же это замечание оставило равнодушным. Ему, впрочем, не было нужды защищать личину. Все, кто знал его, прекрасно представляли, чем он занимается. Он наклонился вперед:

— Возможно, это нам на руку. Роуланд наверняка ей обо всем расскажет, и она, узнав, что заказчик я, не сможет отказаться от предложения, которое ты ей сделаешь.

— Инвесторы уже пытались выкупить компанию и получили отказ.

Максвелл тайно наблюдал за делами на верфи и очень удивился, когда Элиза отвергла щедрое предложение инвесторов. Еще сильнее он удивился, когда узнал, что те снова обратились с подобным предложением, угрожая потребовать возмещения денежных средств, если Элиза вновь откажется. Однако она отказалась и выплатила им их доли.

— Тогда мисс Саттон было не страшно. Муки скорби и сентиментальность руководили ее поступками, а эти эмоции кого угодно могут подтолкнуть к отчаянным необдуманным решениям, — примирительно сказал Тайн. — Теперь, спустя несколько месяцев, она пришла в себя и понимает, что ее материальные резервы истощены, а помощи ждать неоткуда, рыцарь на белом коне не мчится ее спасать. Теперь положение ухудшилось и продолжает ухудшаться. — Тайн злобно улыбнулся, от этой улыбки у Максвелла волосы стали дыбом.

— Что еще ты задумал? — осторожно спросил он.

Не менее жестокий, чем собеседник, он гораздо больше ценил тонкие решения, прелесть которых была недоступна Тайну.

— Не переживай, ничего особенного. На верфи есть недовольный рабочий. Кажется, он не так посмотрел на леди, и Роуланд приставил ему нож к горлу. Это событие само по себе интересно. Роуланд, видимо, питает к девчонке какие-то чувства. — Тайн деланно вздохнул. — Однако сейчас не это важно. Роуланд, естественно, утратил расположение рабочего. Тот даже собирался уйти с верфи, но я ему заплатил, и он остался. Этот человек может нам пригодиться для получения информации или саботажа. На твоем месте я бы постарался в ближайшую неделю подготовить для мисс Саттон новое предложение.


После поездки в Воксхолл прошла неделя. Элизе казалось, что она сойдет с ума от безделья, если еще хотя бы полдня ничего не произойдет, когда доставили записку от Роуланда. Яхта почти достроена! Элиза подумала, что сойдет с ума от радости. Конечно, яхта еще не полностью готова и впереди немало работы, однако каркас обшит и проконопачен, а это уже большой шаг вперед. Сжимая в руке записку, она посмотрела на часы на каминной полке гостиной. До приезда Роуланда оставался час. Хватит времени переодеться. Элиза позвонила горничной и бросилась в свою комнату.

Возможно, нелепо ожидать с таким нетерпением визита Роуланда и прогулки с ним, но Элиза думала иначе. За неделю она успела навести порядок на чердаке и написать огромное количество писем, однако свободного времени все равно оставалось в избытке, и она, предоставленная сама себе, проводила в раздумье бесконечно долгие дни.

Еще никогда она так долго не маялась об безделья. По доброй воле став узником в своем собственном доме, впервые в жизни обрела полную свободу и почувствовала себя абсолютно одинокой. О, небеса, вы только послушайте! Она говорила как Чарльз и, что хуже, вела себя как он. Это было невыносимо! Ей даже казалось, что в голове звучит насмешливый голос Дориана, который ругает ее за благопристойное ничегонеделание. Впрочем, Элиза и сама всю неделю ругала себя за это. Не так она привыкла проводить дни. Она не могла выезжать в свет и наносить визиты, но и сидеть дома в одиночестве, спрятавшись от всех, не хотелось. Даже с гардеробом были неясности. Согласно приличиям девушки не обязаны носить траур по отцу, но Элиза уже перешагнула этот возраст. Глядя на туалеты приглушенных лиловых и серых тонов, она понимала, что платья не соответствуют той фазе траура, в которой она пребывает, однако делать какие-то уступки обществу пока не собиралась. К счастью, она выглядела благопристойно и в этой одежде, только она не подчеркивала женскую красоту.

Лишь Элиза подумала об этом, идеи, витавшие в ее голове всю неделю, оформились в важное решение. В одно мгновение все изменилось. Платья стали последней каплей.

— Может быть, вот это, мисс? — Анна, горничная, указала на лиловое платье, отделанное черными бархатными лентами.

— Нет, Анна. — Элиза выпрямилась и расправила плечи. — Принеси мне старые платья. С этими покончено. Убери их, когда я уеду.

За проведенную в унынии неделю она поняла, что вовсе не обязана соответствовать нормам, которые навязывает общество. Она работала с отцом, конструировала яхты, немало правил уже нарушено. И теперь, если она хочет, чтобы ее последнее начинание увенчалось успехом, нельзя себя ограничивать.

Анна посмотрела на госпожу, будто бы у той две головы или даже четыре, а кожа позеленела.

— Мисс?

Но Элиза была непреклонна.

— Принеси старые платья. Я хочу зеленый прогулочный ансамбль, тот, где жакет отделан черной тесьмой.