— Дорогая, как ты можешь? — всполошилась миссис Шолто.

— Мне очень жаль, но это то, что я думаю.

— Благородство, честность, — пробормотал Эван, — опять эти твои проклятые честность и благородство! — Он поставил чашку на поднос. — Ну и оставайся при них, черт побери, а с меня довольно! — Вскочив, он ушел в дом.

— Даже если тебе угодно брать под защиту евреев, — дрожащим голосом промолвила миссис Шолто, — ты могла бы пощадить его. Ему и без того тяжело.

— Да, — согласилась Чармиан, — я была беспощадна, простите. — Она встала и тоже ушла в дом.

Внимание миссис Шолто, собиравшейся обратиться ко мне с какими-то словами, снова отвлекли голоса за оградой.

— Вот они опять. Да, это Шевиоты… Хотя нет. Нет, это не они. Но как похожи!

И она принялась настойчиво потчевать меня чаем.

— У вас была утомительная поездка, вы, должно быть, проголодались. Клод, поговорите с Чармиан. Она должна быть поласковей с ним. Она во многом ведет себя безукоризненно, я признаю это. На нее можно положиться, и в материальном отношении она просто якорь спасения, но ей не мешает быть более сдержанной на язык…

Я смотрел на миссис Шолто и боялся, что выдержка изменит мне. Наконец я овладел собой настолько, что смог ей ответить.

— Надеюсь, вы не думаете, что я разделяю вашу точку зрения? Для этого вы слишком хорошо меня знаете. Я рад, что у Чармиан осталась еще ее прямота и способность отстаивать свое мнение. Не дай бог, чтобы она их потеряла.

Тень от вяза косо упала на скатерть и как бы разделила стол на два треугольника — ярко-золотой и серый. В вазочку с джемом слетел сухой лист. Миссис Шолто аккуратно выудила его кончиком чайной ложки и стряхнула на траву.

— Осень, — задумчиво произнесла она, — кругом все зелено, но уже чувствуется осень. Свет такой печальный. — Она посмотрела на верхушки деревьев глазами, такими же синими, как проглядывавшее сквозь ветви небо, и я увидел ее юной девушкой с хорошеньким личиком, любящей кружева, банты, цветы и прочие атрибуты женской прелести, подчеркивающие эту агрессивную девичью беззащитность, девушкой, похожей на розовый бутон, с чопорно поджатыми губками, томным взглядом и мягкими кошачьими лапками, которая знает, чего хочет, и с завидным упорством добивается своего.

— Чармиан не должна быть такой жестокой, — повторила она.

Тогда я спросил, неужели Эван не может понять, что Чармиан просто необходима нервная разрядка, которую она, кстати, не так часто себе позволяет.

— Ведь она не бросит его, вы знаете. Она всегда будет с ним.

— Но почему она говорит ему гадости? Кому это нужно?

— Это нужно ей, — сказал я, — чтобы выдержать все.

— Вы говорите загадками, Клод. Должно быть, я слишком глупа, чтобы понять вас. Вам не кажется, что вы несколько переоцениваете свою способность читать мысли Чармиан? Я считаю, что речь идет о простом чувстве порядочности, вот и все.

— Не хотите ли вы сказать, что Чармиан его не хватает?

Она слегка выпятила подбородок и поджала губы.

— В данном случае — да, Клод.

Взгляды наши скрестились.

— Вы это серьезно говорите?

— Да.

— А то, что ей пришлось вынести по вине Эвана, по-вашему, ничего не стоит?

— Она обвенчалась с ним в церкви, — сказала старуха. — Она поклялась быть верной ему в горе и радости, в бедности и богатстве.

— И да поможет ей бог.

— Да поможет он нам всем, — сказала вконец раздраженная миссис Шолто. — Видит небо, как мы в этом нуждаемся.

Я не знаю, чем бы закончился наш разговор, если бы из-за дома не вышла Чармиан с Лорой на руках. Миссис Шолто при виде внучки тотчас же преобразилась и засюсюкала:

— Дорогая крошка! Пусть она поиграет немного здесь. Клод, принесите, пожалуйста, плед, он в передней, сразу же за дверью, вы его легко найдете. Мой маленький козленочек, моя птичка-синичка. Иди к бабушке, иди!

Чармиан посадила девочку миссис Шолто на колени.

— Она проснулась и скучала. Не беспокойся, Клод, я сама принесу плед. Я знаю, где он лежит.

Лора была прелестным ребенком, розовым и пухлым, как все младенцы. У нее были голубые, как у Эвана, глаза, глядевшие смело и открыто. От Чармиан она, однако, унаследовала темные брови и ресницы.

— Посмотрите, какие у нее густые волосы, — восхищенно щебетала миссис Шолто. — Они у нее с самого рождения такие. Только немножко вытерлись на затылочке, но у нее никогда не было голой головки, как у других детей. — Она прижалась губами к податливой щечке ребенка, жадно вдыхая свежий запах детской кожи. — Ту-ту-ту, ту-ту-ту, — ворковала она тоненьким голоском. Лора внезапно поднатужилась, вскинула ручонками, словно оратор на митинге, накренилась набок и чуть было не свалилась с колен старой леди. Мне показалось, что моя племянница в эту минуту бросила на меня хитрый взгляд, в котором я уловил удовольствие, — она словно радовалась, что сумела напугать нас.

Из дома вышла Чармиан с голубым шерстяным пледом, расстелила его в тени и осторожно положила Лору на животик. Та тут же энергично заработала руками и ногами.

— А где Эван? — спросила миссис Шолто. — Разве он не знает, что Лора уже проснулась? Он не хочет ее видеть?

— Он никого не хочет видеть, мама, — ответила Чармиан и тут же добавила, заметив, что старая леди сделала такое движение, будто собиралась тут же встать и пойти к сыну. — Даже вас, мама.

— Нет? Он так расстроен?

— Да, он очень расстроен, — подтвердила Чармиан, закуривая сигарету, а когда миссис Шолто испуганно замахала руками, спросила: — В чем дело, мама?

— Весь дым идет на бедного ребенка. Я уверена, что ей это не нравится.

— Она прекрасно его переносит. Кстати, ветер дует в другую сторону.

После этого миссис Шолто ничего не оставалось, как сосредоточить все свое внимание на внучке, и она снова защебетала:

— Не успеем мы опомниться, как она уже будет школьницей в форменной юбочке, не так ли, моя крошка? Время бежит быстро.

— Да, время бежит, — сказал я, чтобы как-то восстановить нарушенный мир.

— Я говорю Чармиан, что пора записать ее в школу. Смешно, правда, но все хорошие школы обычно бывают переполнены.

Чармиан рассмеялась.

— Вы правы, мама, но сейчас действительно смешно об этом думать.

— Большие планы для Лоры, не так ли? — спросил я.

Чармиан ответила, что ей хотелось бы видеть Лору ученицей N-ской школы — это была одна из известных в Лондоне частных школ.

— О, нет, нет! — шумно запротестовала миссис Шолто. — Когда-то это действительно была приличная школа, но теперь там учится кто попало. Я отнюдь не сноб, но хорошее окружение — это так важно для ребенка. А где вы учились, Клод?

Я сказал, что окончил лицей в Брюгге, а затем среднюю школу в Баттерси.

— Какое странное сочетание! — радостно воскликнула миссис Шолто и даже захлопала в ладоши от удовольствия. — Ну, разумеется, у вас ведь было ужасно беспорядочное детство.

— У меня было чудесное детство, — сказал я и не погрешил против истины. — Чармиан, с точки зрения светского воспитания, повезло, разумеется, больше, чем мне.

— А что хорошего? Посмотри, чем все это кончилось, — пробормотала Чармиан. — Кому нужно сейчас мое воспитание?

Миссис Шолто, метнув на нее недобрый взгляд, встала.

— Пойду в дом, пожалуй. Я пришлю Анни убрать со стола.

Когда старая леди удалилась, Чармиан с удовольствием растянулась на траве рядом с Лорой, которая тут же принялась играть ее волосами.

— Тебе не кажется, что она невыносима?

— Кто?

— Моя свекровь.

— Ничуть. Ты же преспокойно ее выносишь.

— В один прекрасный день мое терпение лопнет. Эвана я еще могу вынести, но ее — нет!

Из дому вышел улыбающийся, спокойный Эван.

— Здравствуйте, мама и дочка, — промолвил он, нагнулся и поцеловал одну и другую.

Случайному свидетелю этой идиллической сценки на английской лужайке в теплый день не могло бы прийти в голову, что за нею прячутся страх и позор, злоба, ненависть и печаль.

Никогда еще я не сознавал столь остро мимолетности момента, не ощущал, как разрушителен и неумолим бег времени. Удлинившаяся тень от дерева, меркнущий солнечный свет с каждой минутой приближали развязку. Еще одна ночь, еще одно утро — и настанет день, которого так страшится Эван. Сейчас он, растянувшись на траве, прикрыв рукой глаза от солнца, был самым обыкновенным молодым англичанином, довольным семьей, уверенным в будущем. Чармиан со спокойным и непроницаемым лицом молча смотрела на мужа. Травинкой она рассеянно щекотала щечку Лоры.

— Не хочешь ли пойти в бар после обеда выпить чего-нибудь? — спросила она меня. — А ты, Эван?

— Нет, спасибо.

— Тебе это не помешало бы.

— Я сказал: спасибо.

— Тебя никто здесь не знает.

— Возможно. И все же я не пойду. А вы идите.

— Если ты ничего не имеешь против.

— Мне все равно. Пригласите мамашу, если хотите. Она никогда еще не была в деревенской пивной, а следовало бы.

— Ты же знаешь, что она не пойдет. Она скорее согласится присутствовать на шабаше ведьм.

— Ну тогда пригласите ее погулять. Только уведите ее отсюда, иначе я за себя не ручаюсь.

Глаза его по-прежнему были прикрыты согнутым локтем, тело раскинулось на траве в ленивой позе, но в голосе звучали горечь и отчаяние. Он ненавидел всех, даже собственную мать, которая готова была солгать, украсть и даже убить, лишь бы продлить сыну беспечное и беззаботное существование.

— Хорошо, я попробую, — пообещала Чармиан.

После обеда, вечером, она действительно предложила миссис Шолто пойти погулять с нами. Эван не стал обедать и демонстративно заперся в маленькой душной библиотеке.