— Я рад, что она тебе нравится. Ну, теперь ты успокоилась?

— Он дома, это все, что мне нужно, — сказала она с каким-то ожесточением, принимая собственную одержимость за любовь. Беда в том, что порой подобная одержимость бывает сильнее подлинной любви. Мне казалось, что именно это и происходит сейчас с Чармиан.

Взошла луна, бросив свой синий отсвет на узкий газон перед домом. На свежевыпавшем снегу виднелись четкие следы: вот осторожные скользящие шаги Хелены, которая прошла здесь в меховых ботиках; крохотные отпечатки туфель миссис Шолто, пробежавшей к крыльцу, должно быть, на цыпочках; четкие шаги Эвана Шолто. Я не надеялся поймать такси (нам просто чудом удалось найти его для Хелены) и зашагал к ближайшей станции метрополитена. Холод на улице оказался не таким страшным, каким он представлялся в теплой квартире. Я шел и думал о том, что сказала мне Чармиан, — о ее сдержанном, но столь великодушном совете снять с себя заботу о ней и Хелене и о неожиданном и безжалостном открытии, которое она сделала: я малодушен, я просто трус и боюсь свободы.

В этот вечер мне казалось, что весь мир застыл от холода, как застыли стрелки часов на башнях вокзала и ратуши; скованная морозом земля перестала вращаться вокруг своей оси. Я не думал о переменах и не жаждал их. Оглядываясь назад, на прожитые годы, я видел детство в Брюгге, полное лишений, беспорядочное, но такое веселое и беззаботное. Я вспомнил свое отрочество и деспотическую опеку Хелены после смерти отца, любовь к Сесиль Арчер, ее безвременную кончину, несчастливый брак с Мэг и последующие годы, когда потускнели и обесцветились мечты и желания; затем война, армия и жизнь вдвоем с Хеленой в последние годы ее блеска и великолепия, когда столь бездумно и великодушно она бросила остатки своего состояния к ногам юного Джона Филда. И вот мы снова с нею одни, связанные узами дружбы и долга. Я привязан к Чармиан, к ее судьбе, привязан до тех пор, пока не освобожу ее из плена безрассудной любви к Шолто.

В этом тесном мире, скованном зимней стужей, я думал о словах Чармиан и не находил в них смысла. Она просто пошутила — тоже постучала по пустому ящику для почты, вместо того чтобы нажать кнопку звонка. Простая шутка, даже не рассчитанная на то, что ее поймут и оценят.


Возможно, потому что я не выказал откровенной враждебности к миссис Шолто при нашей встрече у Чармиан, старой леди вдруг взбрело в голову пригласить нас с Хеленой на обед.

Она по-прежнему жила в своей квартирке в Кенсингтон-гарденс. Мы с Хеленой не были здесь с тех самых пор, как поссорились с миссис Шолто из-за Джонни Филда.

— Насколько я помню, — заметила Хелена, когда мы шли с ней по Кенсингтон-Гор, — в последний твой визит к ней ты, кажется, грозился подать в суд на старую чертовку за клевету. А теперь, расфрантившись, как идиоты, мы плетемся к ней в гости. — И Хелена искоса бросила на меня ехидный взгляд.

Я принялся рассуждать о том, что жизнь, в сущности, состоит из бесконечных уступок и компромиссов и поэтому нет смысла враждовать с теми, с кем по воле судьбы нам все равно приходится общаться.

— Да, от этого становишься желчной и несправедливой, — согласилась Хелена. — И все же я с удовольствием расцарапала бы в кровь хитрую кошачью мордочку этой почтенной дамы. Интересно, на какие средства она теперь существует?

Насколько я знал, миссис Шолто не была обеспеченным человеком. Все, что она имела, она в свое время вложила в доходные дома, но война нанесла такой ущерб жилому фонду столицы, что никакая правительственная компенсация не могла возместить вкладчикам понесенных убытков. Однако, войдя в ее квартирку, мы с Хеленой поняли, что миссис Шолто еще меньше, чем прежде, собиралась отказывать себе в чем то. Свою старую горничную она рассчитала, и дверь нам открыла молодая особа, тут же отправившаяся доложить о нашем приходе. До войны миссис Шолто сама встречала гостей.

— Леди Арчер и мистер Пикеринг! — на всю квартиру выкрикнула девица, должно быть, еще не привыкшая к своим новым обязанностям. Изобразив радостное удивление, миссис Шолто поднялась с кресла у окна.

Она относилась, как я подозреваю, к той решительной породе людей, которые, залезая в долги, не успокаиваются до тех пор, пока не доведут их до более или менее внушительной суммы. Маленькое скуластое лицо миссис Шолто сохранило еще следы былой миловидности, но складки у рта стали резче. В этот вечер она старалась быть олицетворением гостеприимства и светской любезности. Без умолку говорила о том, как мы должны самоотверженно переносить трудности и невзгоды, чтобы помочь нашей бедной стране, и тут же, забывшись, хвасталась, что нарочно жжет в неположенное время электричество в кухне, чтобы досадить «этому противному правительству». Во время обеда она ни словом не обмолвилась о Чармиан и заговорила о ней лишь тогда, когда обед был закончен и мы закурили. Старая леди, как ни странно, тоже пристрастилась к курению, хотя ей это совсем не шло и казалось, что, выкуривая сигарету, она отбывает тягостную повинность. Сигарета нелепо торчала, зажатая в углу крохотного рта; отчаянно вспыхивала и дымила, ибо миссис Шолто, должно быть, не умела затягиваться.

— Когда я нервничаю, это успокаивает, — пояснила она — Хотя мне очень хотелось бы, чтобы Чармиан бросила курить. Не думаю, чтобы ей это было сейчас полезно.

— Да, да, — подхватила Хелена, — я как раз собиралась поговорить с вами о Чармиан.

Меня с самого начала удивило, что Хелена согласилась принять приглашение миссис Шолто; теперь я с ужасом осознал, что она пришла сюда с определенной целью и никакая сила не заставит ее сейчас отказаться от своих намерений.

Миссис Шолто отложила сигарету и, бросив в рот кусочек сахару, громко разгрызла его.

— О, разумеется, — ответила она.

— Я мать Чармиан, — вдруг смущенно, словно оправдываясь, промолвила Хелена.

— О-о, — понимающе протянула миссис Шолто, — похоже, что разговор будет не из приятных. Клод, она не должна меня расстраивать, — обратилась она ко мне словно к старому другу, а затем ловко повернула разговор так, словно тоже разделяла вполне законную тревогу Хелены о Чармиан. — Какую мать не страшат первые роды дочери. Но доктор заверил меня, что Чармиан совершенно здорова…

— Конечно, здорова, и ее роды меня ничуть не пугают. Я совсем о другом.

Лицо миссис Шолто изобразило удивление.

— Разумеется, вы догадываетесь, миссис Шолто, о чем я хочу поговорить с вами? Речь пойдет об Эване, вернее, о его отношении к Чармиан. Он всегда вел себя возмутительнейшим образом, но сейчас просто нельзя допускать, чтобы он оставлял ее каждый вечер одну, заставлял страдать от того, что…

— Неужели все так ужасно? — тихо произнесла миссис Шолто, и в ее голосе послышались едва уловимые нотки иронии, а уголки прищуренных глаз совсем по-кошачьи опустились книзу.

— Вы обязаны поговорить с ним.

— О чем же?

Я не выдержал и вмешался, прежде чем Хелена снова успела раскрыть рот.

— О его шашнях, миссис Шолто, вот о чем. Простите, но вы не можете об этом не знать.

— Шашнях? — Изящная головка миссис Шолто склонилась набок. — Вы в этом уверены, Клод? Разумеется, Эвану постоянно приходится бывать в обществе, завязывать, новые знакомства, но я не думала, что Чармиан настолько глупа, что вообразит, будто… О, вы так огорчили меня! Мысль о том, что Чармиан мучает себя из-за таких пустяков, просто невыносима…

— Послушай, Хелена, — не выдержал я, — нам нечего здесь делать. Все эти разговоры ни к чему не приведут, поверь мне.

— Ну конечно же! — так звонко и весело воскликнула миссис Шолто, словно тряхнула связкой бубенчиков. — Пожалуйста, скажите Чармиан, что все это пустяки. Я бы сама ей это сказала, но мне, право, неудобно заводить с ней разговор об этом…

Кровь отхлынула от лица Хелены. Я видел, как краски уходят с него, словно вода в песок. Ее буквально била дрожь. Я понял, что гнев, который она так долго сдерживала, прорвался наружу и она закусила удила. Миссис Шолто тоже поняла это.

— Леди Арчер… — растерянно пролепетала она, но тут же умолкла и испуганно посмотрела на меня.

Но для Хелены ничего уже не существовало — ни титула «леди Арчер», ни долгих лет респектабельной жизни с сэром Даниэлем. Миссис Шолто еще никогда не доводилось видеть ту настоящую Хелену, которую я знал. Она лишь догадывалась, что сэр Даниэль женился на женщине не своего круга, простолюдинке, но она не представляла, какой неукротимой силы характер таился в этой представительнице низших классов.

Хелена и миссис Шолто поднялись со своих кресел почти одновременно. Это уже были не две почтенные леди. Это были просто две немолодые женщины, откровенно разгневанные и напуганные этим.

— Мне хорошо известно поведение вашего сыночка-шалопая! — воскликнула Хелена. — У вас на глазах он издевается над Чармиан, а вам плевать на это! Он, видите ли, ищет работу, завязывает знакомства!.. Да как у вас язык поворачивается говорить такой немыслимый вздор? Вы все прекрасно знаете и все видите, но вы ждете, что будет дальше. Чармиан сама почти ребенок, скоро будет матерью, а он уже довел ее почти до безумия, слышите вы, до безумия!.. О, конечно, вас это нисколько не трогает! Вы всегда ненавидели Чармиан, вы считаете, что она недостаточно хороша для этого блудливого кота… Даже сама королева Виктория, по-вашему, не заслужила бы чести быть его женой!..

Хелена и сама теперь уже не понимала, что говорит, и именно это позволило миссис Шолто быстро оправиться от первоначального испуга, и теперь она почти владела собой. Она даже позволяла себе иронически кривить губы, когда, не помня себя, Хелена прибегала к гиперболическим сравнениям. Что касается меня, то я чувствовал себя волшебником, очутившимся вне очерченного им магического круга и поэтому потерявшим всякую власть над силами, которые он сам же вызвал к жизни. Мне оставалось лишь с любопытством и страхом наблюдать со стороны. Единственное, что меня беспокоило, — это неизбежность поражения Хелены, ибо в этом я уже не сомневался.