Рено прекрасно понимал, что скоро ему Шавшана не дождаться, и решил воспользоваться этим временем, чтобы хорошенько отдохнуть, однако проснулся с первыми лучами солнца, переполненный нетерпеливым ожиданием и тревогой, воображая, что может случиться с эмиром и Санси. Он устроился неподалеку от провала в стене, в тени скалы, откуда виден был брод, и решил ждать, не трогаясь с места.

И опять наступила ночь. Никогда еще день не тянулся для Рено так медленно, никогда еще не таилось в нем столько беспокойства и неопределенности! Сколько неожиданностей могло помешать задуманному! Сколько неуловимых мелочей могло изменить ход событий! Единственное, что немного отвлекало Рено от его тревог, были заботы о лошади. Место здесь было пустынное, и, кроме птиц небесных, никто больше не нарушал тишины, – Рено это радовало. Когда вновь стемнело, он позволил себе задремать. И проспал даже дольше, чем собирался, проснувшись от крика сокола. Ярко светила луна, и Рено поспешил к броду – на другом берегу застыли два всадника, похожие на призраков. Один, несомненно, был закутанной в покрывало женщиной. Шавшан сдержал слово.

Рено, рискуя сломать себе шею – так велика была охватившая его радость! – заторопился к ним по скользким камням, выбрался на берег и увидел, что всадница осталась одна. Старый воин успел ускакать. Но пока еще слышался топот его коня.

– Мадам! – радостно воскликнул Рено. – Наконец-то вы здесь! Я…

– Поедемте! Как можно дальше отсюда! Мне нужно сойти с лошади?

Голос, возможно из-за плотного покрывала, был тусклым, безжизненным. Радость Рено от звуков этого голоса тоже потускнела. Он подошел и взял лошадь Санси под уздцы, собираясь перевести ее на другой берег.

– Нет, оставайтесь в седле, вы ведь совсем легонькая.

В самом деле, не прошло и нескольких минут, как они уже подъехали к развалинам замка. Рено хотел помочь Санси сойти с лошади, предлагая ей отдохнуть, но она отказалась.

– Сейчас не до отдыха! Не будем терять времени!

– Опасность не так уж велика. Мы ведь теперь на земле христиан!

Санси протянула руку, указывая на темные силуэты Галилейских гор.

– Вы уверены? А Сафед, орлиное гнездо тамплиеров? Старый воин предупредил, что его нужно миновать до рассвета. Или вы уже забыли о предателе, который нас продал?

Тон юной особы стал жестким, а голос остался безжизненным, и Рено внезапно почувствовал такой гнев и отчаяние, что едва удержался, чтобы в сердцах не наброситься на Санси с упреками. Почему она так с ним обращается? За что? Но он промолчал, пошел за лошадью, вскочил в седло, и они тронулись в путь. Слабый плеск иорданских вод вскоре затих у них за спиной.

Примерно двадцать лье отделяли брод Иакова от Сен-Жан-д’Акр, но дорога петляла по горам, к тому же они объезжали Сафед и часто вынуждены были ехать по горным тропам шагом, так что вместо двух дней у них ушло три на то, чтобы добраться до более ровной дороги и скакать галопом.

Тягостное это было путешествие, и Рено оно переполнило чувством горечи. Ему казалось, что рядом с ним скользит тень, так молчалива была его спутница. Душа ее словно бы уже покинула тело, которое покорно исполняло все указания Рено, касающиеся поворотов дороги, рыси и галопа, но не отвечало ни на один вопрос и отказывалось вступить в беседу. Рено оставил попытки преодолеть добровольную немоту Санси, боясь ранить ее своей настойчивостью. Он видел ее лицо, лишь когда она пила воду, ела хлеб или финики. Но и тогда она лишь чуть-чуть отодвигала серое покрывало, в котором была в тот день, когда ее похитили. Всеми силами она избегала прикосновений рук Рено, отстраняя его сухим жестом, когда он хотел помочь ей спуститься с лошади или сесть в седло. Она сама взлетала в седло и спешивалась с ловкостью юноши.

Рено не знал, что ему и думать о таком странном к нему отношении. Ему казалось, он ничем не заслужил ее гнева. И глядя на скачущий рядом с ним серый призрак, запрещал себе вспоминать чудесное видение, которое видел сквозь золоченую решетку, боясь, как бы Санси не прочитала его мысли. И все-таки вспоминал, и спрашивал себя: а сейчас, уже без влияния наркотических веществ, помнит ли она, что с ней было в замке на берегу озера? И возможно ли, чтобы, принимая ласки малика, она всегда была в беспамятстве? А если что-то помнит, то, должно быть, чувствует нестерпимый стыд. А вдруг пережитое так глубоко и так болезненно на нее повлияло, что навсегда разрушило ее душевный покой и неотвратимо толкает к безумию? Последняя мысль была для Рено особенно мучительна, и тогда он принимался гнать свою лошадь, чтобы как можно скорее добраться до Сен-Жан-д’Акр и передать Санси даме Герсанде! Она одна могла разобраться, что с ней творится, и помочь ей!

И вот они уже на вершине последнего холма, откуда как на ладони виден город – белый на фоне синего моря! – и Рено с радостным криком пускает лошадь в галоп, увлекая за собой Санси. Однако у городских ворот им пришлось замедлить шаг, они вновь оказались в толпе крестьян, приехавших с овощами на рынок, воинов, монахов, просящих подаяния, и даже прокаженных с их трещотками. Но как только они въехали в город, спутница Рено остановила его окликом:

– Монсеньор!

Рено, ехавший впереди, тут же обернулся:

– К вашим услугам, мадам!

– Здесь мы с вами расстанемся. Вы, как я полагаю, направляетесь во дворец?

– Думаю, что я обязан поступить именно так. Вы придерживаетесь иного мнения?

– Я поеду в монастырь кларисс[58]. Передайте королеве, что я умоляю ее о прощении, но вернуться к ней не смогу. И попросите, чтобы ко мне отправили Онорину.

– Вы хотите стать монахиней? – ошеломленно спросил Рено.

– Хочу найти в монастыре приют в ожидании отплытия корабля в Марсель. Не провожайте меня! Я знаю, где находится монастырь.

– Дама Санси, будьте благоразумны! Не принято сообщать королеве об уже принятом решении. Она не поймет, почему ее покровительства недостаточно для вас!

– Королева набожна, она знает, что Господь Бог и Дева Мария стоят для меня на первом месте. Поезжайте, сир Рено, и да хранит вас Господь!

Не вымолвив больше ни слова, Санси повернула лошадь к улочке, в конце которой высились монастырские стены и виднелась колокольня. Рено не пытался удержать ее, он только следил глазами за тонким несгибаемым силуэтом в сером покрывале – за Санси, которая им всем, простым смертным, предпочла Бога. Рено почувствовал себя очень несчастным. И униженным. Почему она отказала ему в доверии, которого, как ему казалось, он заслужил? Разве он не пошел на все ради ее спасения? Он даже пожертвовал Крестом Иисуса! А она обращается с ним, как со своим врагом. Нет, как с наемным телохранителем! С полным безразличием! Не лучше! Разочарование уступило место гневу.

– Да пусть делает что хочет!

Этим энергичным восклицанием Рено завершил свои размышления и направился к королевскому дворцу. Но это его мало утешило. Он был зол на самого себя не меньше, чем на Санси. Вел себя как полный идиот. Какого черта он ей подчинялся и всю дорогу молчал? Нужно было заставить ее заговорить! Вытрясти все, что у нее в голове и на сердце! Превратить их долгое путешествие в словесный поединок! И всем стало бы лучше. В первую очередь – ему самому. Теперь ему придется объясняться и рассказывать о том, что произошло с тех пор, как дама де Валькроз была похищена, всеми силами стараясь не задеть ее самолюбия. Но сначала нужно выпросить прощение у короля за то, что покинул Сен-Жан-д’Акр без разрешения. А Рено не забыл, как требователен Людовик к своим рыцарям, считая повиновение их священным долгом. Особенно с тех пор, как они ступили на Святую землю. Прежде чем затворяться в монастыре, Санси могла бы явиться вместе с Рено к королю и королеве. Ее же похитили, черт ее побери! А она взяла и сбежала! А рассказывать о похищении надо бы ей, ведь ей виднее, о чем нужно говорить, а о чем умалчивать! Теперь вся эта история свалилась на Рено, и впереди у него одни неприятности. Одна история с настоящим Крестом чего стоит! Король – и совершенно справедливо! – укорит Рено за то, что он посмел скрыть от него такую важную тайну. Кто, как не Рено, будет виноват за непоправимую потерю священной реликвии? Раз уж крестоносцы прибыли на Святую землю, разумно было бы отправиться за святыней хорошо вооруженным, большим отрядом. Тогда бы не произошло никаких трагедий и Санси не претерпела бы столько несчастий…

Рено оставалось только воззвать к памяти Робера д’Артуа, любимого брата короля, чтобы как-то смягчить последствия неизбежного королевского гнева… Однако в череде грядущих неприятностей Рено светил и луч надежды. Он непременно расквитается с тамплиером де Фосом. Ему не удастся избежать суда, пусть не высоких лиц своего ордена, но Господа Бога. И еще поединка, которого Рено непременно потребует!

Но на поединок нужно согласие короля, а король на Рено разгневается, в общем, будущее Рено не радовало. И вдруг возле ворот дворца снова возник лучик надежды: а может, рассказать обо всем королеве? Разумеется, избежав острых углов, которые могли бы вызвать трения между супругами? Королеве, с ее кротким мягким взглядом, он мог довериться без опаски, а ее улыбка для него была бы лучшим лекарством и наградой за все страдания.

Занятый своими мыслями, Рено вошел в караульное помещение и только тогда заметил, как пустынен королевский двор. Обычно во дворе толпилось множество народу. Но не сегодня. Два-три человека слонялись по нему – нищие монахи в ожидании подаяния. Ни одного знакомого лица, и даже офицер в карауле – тоже совершенно незнакомый. Рено пришлось назвать свое имя, но и оно ничего не сказало офицеру. Похоже, что он был родом не из Франции, поэтому предполагал, что королевские оруженосцы должны выглядеть иначе, чем Рено. Но тем не менее он все-таки сообщил:

– Короля сейчас нет в Сен-Жан-д’Акр, и, если бы вы были королевским оруженосцем, вы находились бы рядом с ним. С королем уехали все его воины.