– Разве можно плакать? – спросила она. – Какова бы ни была причина, нельзя доводить до красноты такие красивые зеленые глаза!

– Вы уверены? – проговорила Санси, пораженная до глубины души первым комплиментом в ее адрес.

– Совершенно уверена. Пойдемте со мной, я промою вам глаза липовым цветом. Нежелательно, чтобы королева, которая вскоре должна родить, заметила ваше огорчение.

Завороженная Санси молча последовала за посланной ей провидением целительницей. И потом, ожидая ее, услышала пение ангелов.

Вечером того же дня Его Величество король оказал великую честь Рено, взобравшись на чердак по узкой лесенке и войдя в его комнатенку. Из королевских уст раненый услышал, какая награда его ждет: как только он встанет с постели, он поступит на службу к графу Роберу д’Артуа, младшему брату Людовика; а на светлый праздник Пятидесятницы будет посвящен в рыцари самим королем.

Мечта всей жизни Рено была близка к осуществлению, и к тому же его ожидал великий почет. Но радоваться от души Рено что-то мешало, и Людовик, наделенный особой душевной тонкостью, сразу это почувствовал.

– Вы полагали, что после того, как спасли нам жизнь, мы тут же возьмем вас к себе на службу?

Рено почувствовал, что краснеет.

– Я полагаю, – ответил он, – что граф д’Артуа, брат Вашего Величества, настолько привязан к вам, что считает себя вашим первым слугой.

Людовик поднял бровь, выказывая удивление, и улыбнулся:

– Удачный ответ! Но мы надеемся, что вы не из тех, кого называют ловкими людьми? Это бы нас огорчило.

– Нет, сир, я, напротив, имею несчастье забываться и говорить все, о чем я думаю.

– Это нам больше по нраву. Что касается вашей службы у нашего брата, то эта мысль принадлежала не нам. Брат сам попросил об этом, вы ему очень понравились, и он хочет видеть среди своих воинов такого преданного человека, как вы. Наш брат не столько наш первый слуга, сколько наш главный защитник. Он чаще находится рядом с нами, а не в своем графстве д’Артуа, живет больше в Пуасси, где ведает хозяйством замка и его охраной, а не в своих замках в Лансе, Эдине или Бопоме. Он редко от нас уезжает, так что, будучи на службе у него, вы будете и на службе у короля.

Людовик уже приготовился покинуть комнату, но на пороге обернулся.

– Чуть было не забыл, – добавил он, и его глаза лукаво засветились. – Когда мы отправимся в крестовый поход, само собой разумеется, граф Робер отправится вместе с нами. Он бы поехал и раньше нас, если бы не опасался, что с нами в его отсутствие может случиться катастрофа. А ведь никто больше его не любит мчаться на скакуне с ветерком, обрушивая на врага удары меча. К тому же вы никогда не встретите у моего брата нашего кузена Пьера де Куртене, потому что он его не любит. А уж если граф Робер кого-то невзлюбил, он не станет прятать шила в мешке.

Вот теперь Рено был совершенно счастлив и в порыве восторга попытался подняться, чтобы как следует поблагодарить короля, но тот властно махнул рукой, приказывая ему не шевелиться.

– Вы лучше поблагодарите нас своей верной службой, поэтому старайтесь поскорее выздороветь! Ваш новый господин любит, чтобы за ним скакали и днем и ночью неведомо куда в любую погоду и при любых обстоятельствах.

Будущее заиграло радужными красками. Рено понял, что оказался в числе воинов самого отважного из принцев крови Франции и что сам король вскоре посвятит его в рыцари! Головокружительный успех для юноши, который еще год тому назад был приговорен к виселице, сидел в тюремной камере, подвергался пыткам и подозревался в чудовищном преступлении. Его преследовала необъяснимой ненавистью королева-мать, унижали презрением члены семьи де Куртене, за исключением одного – самого необычного среди них, нищего властителя империи, которая когда-то была самой богатой в мире. С Бодуэном де Куртене он вступил на путь, грозящий немалыми опасностями, они спасли папу, который вернул Рено право высоко держать голову в той стране, которая незадолго до этого его изгнала. Было чему радоваться! Лучезарные надежды помогли ему забыть о сумасшедшем и его ударе кинжалом.

Прошло всего несколько месяцев, а у Рено будет уже третий господин, на этот раз Его Высочество граф Робер. Хотелось надеяться, что в его-то доме Рено не промелькнет метеором, как промелькнул он в доме барона де Куси или в доме императора Бодуэна. А что будет, если рана у него плохо заживет и будет помехой в его нелегких ратных трудах? Что, если она не даст ему возможности биться мечом, копьем и секирой? У кипучего воина графа д’Артуа окажется на службе калека, и тогда…

Мысль, пришедшая в голову Рено, так напугала его, что ближе к вечеру у него снова начался жар. Дама Герсанда пришла навестить его и была очень огорчена его состоянием.

– Святой Гиппократ! Что мог сообщить вам наш господин Людовик? Почему вы находитесь в таком состоянии?

– Он сообщил мне, – чуть не плача простонал Рено, – что Его Высочество граф Робер берет меня к себе на службу.

– Есть из-за чего огорчаться! На вашем месте я бы обрадовалась. Из всей семьи он самый веселый и при этом славный принц. Замечательный товарищ и к тому же великолепный наездник…

– Который хочет видеть вокруг себя воинов, способных без устали скакать в седле и сражаться! А посмотрите на меня! Я слабее новорожденного. Он и недели меня не продержит. А что касается огорчения, то как же мне не огорчаться, если я не могу даже встать на ноги, так у меня кружится голова!

– Но у вас очень серьезное ранение, и Его Высочество граф Робер прекрасно это знает. Если бы вы его не получили, он бы оплакивал своего короля и любимого брата. Успокойтесь, в вашем распоряжении достаточно времени, чтобы поправиться. И я сделаю все, чтобы вам помочь. А сейчас пришло время принять лекарство.

И она протянула ему ложку с зеленоватой микстурой. Рено выпил и спросил:

– А из чего вы его делаете?

– Из змеиных языков, яичек волка, лягушачьих мозгов, мандрагоры… наперстянки и множества других составляющих, – ответила она сурово.

– Какой ужас! Я думаю, что такое может только навредить!

Герсанда от души рассмеялась.

– Если задаешь глупый вопрос, то в ответ получишь глупый ответ. Какой целитель выдаст вам свои секреты? Один только мэтр Альберт дает рецепты чудодейственных микстур!

– Вы знакомы с мэтром Альбертом?

– Понаслышке. Говорят, что он умеет делать… Все, что угодно, даже золото. Говорят еще, что он великий мудрец, но мы с ним принадлежим к разным школам. Я училась у своего отца и осталась верной последовательницей великой Тротулы Салернской[32]. А вы когда успели познакомиться с мэтром Альбертом?

– Я его никогда не видел. Когда я приехал в Париж, то поступил на службу к барону де Куси и был дамуазо госпожи Филиппы. Однажды вечером я сопровождал ее до дома мэтра Альберта. И знаю только, что она осталась очень довольна и…

– Вы назвали имя де Куси? Это та дама, что дружила с королевой Бланкой?

– Почему дружила? А сейчас они не дружат?

– Недавно она умерла. Я слышала, как мадам Бланка говорила об этом мадам Маргарите. И говорила с гневом и величайшим состраданием. Несчастная, насколько я могу судить, стала жертвой тяжелейшего приступа эклампсии[33], так называли эти приступы Аристотель и Тротула. Она исторгла из своего тела плод, которому было уже четыре месяца. Этим и объясняются невыносимые боли, от которых она страдала… Но вполне возможно, что ее отравили. Вероятно и то, и другое, потому что есть яды, действие которых похоже на эклампсию.

– Отравлена? Госпожа Филиппа? Но кем?

– Вы слишком многого от меня хотите. Откуда я могу знать, кем она отравлена. Вы должны знать ее окружение лучше меня.

– Я едва с ним знаком. Я служил ей только в Париже, и очень недолго. А в Куси никогда не был. Она умерла там?

Дама Герсанда помогла раненому подняться, встать с постели и сесть на табурет. Она накинула ему на плечи одеяло, потому что в комнатке было очень холодно, а сама принялась перестилать постель и поправлять подушку. Рено дрожал, клацал зубами, но Герсанда, не обратив на это ни малейшего внимания, заставила его на секунду встать.

– Ну как? Что вы чувствуете?

– Страшный холод.

– Ну, это само собой. А голова? Голова у вас кружится?

– Немного. Но гораздо меньше, чем раньше, как мне кажется.

Герсанда вновь уложила Рено в кровать и укрыла одеялами до самого подбородка. Потом ласково потрепала по щеке.

– Перестаньте себя мучить! Вы не посрамите отряд отчаянных, окружающих графа д’Артуа. Через две недели вы сядете на лошадь. И это будет очень вовремя, так как через две недели мы уезжаем в Пуасси, где мадам Маргарита собирается рожать, и я буду помогать ей. Так что постарайтесь не подвести меня. Я терпеть не могу ошибаться в своих расчетах!

– Я сделаю все, чтобы вы оказались правы, – ответил Рено и наконец-то улыбнулся.


Две недели спустя Рено наблюдал во дворе, как хлопочут слуги, готовя переселение королевской семьи из одного замка в другой и грузя добро на повозки, которые составят королевский поезд. Из парижского замка увозили все – от кроватей из спален до горшков из кухни, из канцелярии забирали акты и декреты, а из зала музыкальные инструменты. Король, если он покидал свой дворец и переселялся в один из замков, должен был иметь под рукой все, к чему привык. Только Венсенский замок, расположенный у въезда в Париж, – в прошлом охотничий домик, перестроенный Филиппом Августом, где Людовик любил наслаждаться прелестями леса, – не менял своего внутреннего убранства. Но и там в скором времени можно было ожидать перемен. Людовик расширил замок и даже выстроил маленькое подобие Святой капеллы, освященной именем святого Мартина, куда предполагалось перенести одну колючку от Тернового венца.