– Ничего… Только служить французской короне, как я поклялся на смертном ложе сира Олина де Куртиля, которого привык называть отцом.

– Вам не понравился император Бодуэн?

– Понравился! Я чувствую к нему величайшее почтение, благодарность и любовь за то, что он оказывает мне покровительство. И за его личные достоинства тоже. Но… Он император Константинополя. И должен жить в Константинополе, это естественно, он там родился, и это его родовое владение. Но Константинополь – не моя родина. Я буду там чужаком, и к тому же несчастным…

– А где вы не будете чужаком?

– Во Франции, потому что она взрастила и вскормила меня…

– Но ведь родились вы в Святой земле, не так ли?

– Так, и я всегда мечтал о ней. Больше всего на свете я хотел служить королю, а с тех пор, как Его Величество принял крест…

– Отправиться в крестовый поход! – неприязненно проговорила Бланка. – Участвовать в этом пышном и безумном предприятии! Распустив боевые знамена, мчаться на конях на край земли, бросив на произвол судьбы свое королевство!

– Бросить? Разве можно говорить о брошенном королевстве, если управлять им будет королева Бланка?

– И вы туда же! Но очнитесь хоть на миг, молодые безумцы! Я уже стара, я могу умереть!

– Нет, мадам! Бог не допустит ничего дурного, потому что король отправится освобождать могилу его сына.

Рено произнес это с такой неподражаемой уверенностью, словно говорил об очевидном, что королева-мать особенно внимательно посмотрела на него.

– Откуда вы все знаете? Прочитали в Евангелии? С чего вдруг такая неколебимая уверенность?

– Сам не знаю, Ваше Величество. Но я так чувствую.

Королева вновь внимательно взглянула на юношу: уж не насмехается ли он над ней? Но нет, лицо раненого было простодушно и искренне, и он высказал только то, что было для него несомненной истиной. Что могла возразить королева? Она собралась уходить, сказав на прощание:

– Выздоравливайте! Уверена, что король придет вас навестить.

И она вышла. У порога королева-мать столкнулась лицом к лицу с Санси. Та на цыпочках, приподняв обеими руками платье, кралась по коридору. Коридор, куда выходили комнатки, предназначенные для королевских офицеров, был очень узок, так что встреча была неизбежной. С «О-о!», выразившим немалое огорчение, Санси отпустила платье и быстренько поклонилась – вот уж кого она не ожидала здесь увидеть, так это «старуху». А та весьма сухо осведомилась, что это она тут делает. Санси отважно выступила против своего врага:

– Я пришла узнать новости о здоровье… – тут она прервалась, чувствуя, что не в силах произнести имя Рено, немного помолчала, но так и не смогла продолжить.

– По собственному желанию или вас послала королева Маргарита?

– Мы обе интересуемся его здоровьем, – отважно заявила Санси. – На долю бедного юноши выпало столько несчастий, что из одного только христианского долга хочется облегчить его участь. К тому же я знаю, что королева, – перед узурпаторшей Санси особо подчеркнула титул своей госпожи, – скоро осведомится о том, как он себя чувствует сегодня.

– Значит, вы опережаете желания своей госпожи?

Похвальное рвение у придворной дамы. Однако скажите, сколько вам лет, Санси?

– В день святой Марии Магдалины исполнится тринадцать.

– И вы, наверное, мечтаете вернуться в свои родные края? Барон де Синь, ваш отец, очевидно, рассчитывает на вашу крестную, надеясь, что она выдаст вас здесь замуж, но боюсь, что при дворе ей будет трудно исполнить его пожелание. А вот в Провансе ваше имя и ваше приданое окажут вам помощь.

Юная Санси вспыхнула до корней волос.

– Я ничего не знаю о пожеланиях сеньора де Синь, моего отца, мадам. Он не посвящает меня в них, так же как и моя мать. Я склонна считать, что они думают, что я еще слишком молода для замужества.

– Конечно, конечно! И это мудро. В отношении вас, разумеется, не стоит торопиться, потому что если выдавать вас замуж сейчас, то придется платить немалую сумму. К сожалению, вы обделены красотой, бедняжка!

Теперь кровь отлила от лица Санси, она стала бледнее мела, а ее глаза вспыхнули яркой зеленью.

– Да, я уродлива, мадам, и знаю об этом лучше всех, но пока еще никто не осмеливался ставить мне в упрек мою внешность!

– Какой упрек? Понятно, что вы тут ни при чем, просто иногда я, глядя на вас, думаю: может быть, вы были бы более угодны Господу?

Чувствуя, что может вот-вот расплакаться, Санси призвала на помощь всю свою гордость, чтобы избежать предательских слез. Она не собиралась уступать этой женщине, носящей на голове корону и получившей от Бога и людей все: знатность, красоту, богатство, любовь, власть и красивых сыновей, старшего из которых она превратила в идола, которого может одарять благами только она сама и соглашаясь делить его разве что с Господом. Она возненавидела даже законную супругу своего сына, хотя сама выбирала ее, и вместе с ней возненавидела всех, кто служит молодой королеве с любовью и преданностью, и больше всех ее крестницу. А все потому, что король любит свою жену! Как это постыдно! Санси приложила все усилия, чтобы ее голос не дрогнул:

– Почему вы решили, что моя уродливость угодна Господу? Если бы он избрал меня, я думаю, он дал бы мне об этом знать. Он принимает сердца, в которых живет только он. А мое сердце открыто для многих.

– И среди них тот, кто лежит за этой дверью? Или вы, быть может, скажете, что не заметили его красоты?

– При дворе не он один красавец!

– Разумеется, но я встречаю вас перед его спальней.

– Но… Ваше Величество…

– Если моя невестка захочет узнать, как себя чувствует раненый, ей может сообщить новости дама Герсанда. Вернитесь и займитесь своими обязанностями и не бегайте больше туда, где вам нечего делать! А еще лучше было бы, если бы вы вернулись к себе в Прованс или переступили порог какого-нибудь благочестивого монастыря.

– Вы снова говорите о монастыре? Но почему, если…

– Чтобы вы научились почитать других и быть скромной! Вам никогда не говорили, что вы похожи на колдунью: рыжие волосы, длинный нос, кошачьи глаза? Полагаю, что в вас немало дурных инстинктов и намерений…

Слушать такое было уже не по силам Санси. Она повернулась к кастильянке спиной и побежала со всех ног, чтобы выплакать свое горе в саду, в укромном уголке за живой изгородью, куда она пряталась, когда ей было особенно горько. В ее сердце полыхала такая ненависть, что невозможно было пойти даже в часовню, потому что ненависть – это оскорбление Господа, а у бедной Санси не будет даже защитницы, потому что в часовне не было ни одной статуи ее любимой Марии Магдалины.

Никогда еще Санси так остро не чувствовала себя изгнанницей в этих северных краях. Насколько легче ей было обращаться к Отцу Небесному в родном Провансе! Ведь отцовский замок Синь возвышается у подножия горы Сент-Бом, той самой, где находится грот, в котором каялась грешница, возлюбленная Христом. Добраться до грота было нелегко, но от замка туда вела тропинка. Долгий подъем был труден, но все деревенские женщины хотя бы один раз в своей жизни одолевали его, чтобы в замужестве не остаться бездетными. Госпожа де Синь с большой пышностью тоже поднималась туда вскоре после замужества, а вот Санси еще ни разу там не побывала, только видела издалека зияющую в скале черную дыру, куда вела грубая лестница с неровными высокими ступенями, вырубленными прямо в камне. По словам тех, кто побывал в гроте, внутри было сыро, темно и страшно. Однако Магдалина жила там на протяжении долгих тридцати лет, пила воду из родника, питалась корнями и так исхудала, что одежда, превратившаяся в лохмотья, упала с нее, и свою наготу она прикрывала только длинными густыми волосами. В легенде говорилось, что семь раз на день ангелы пели ей, а иногда ей являлось лицо Иисуса Христа, искупителя, она обожала его при жизни и продолжала обожать в вечности.

Санси знала историю прекрасной грешницы и порой задавала себе вопрос: а что, если Христос любил Марию Магдалину больше, чем всех остальных людей на свете? Что, если он любил ее другой любовью? А Марии Магдалине было достаточно только видеть его издалека, она хотела жить только им, ради него и быть достойной его любви. Потому она и жила, уединившись, и так много плакала, что от ее слез потекли по горе ручейки. Но, наверное, полюбить воплощенное Слово было нетрудно, потому что люди толпами приходили к нему и шли за ним. Впрочем, когда любишь, тебе все легко. Нелегко только получить в ответ столько же, сколько готова отдать, потому что ты уродина…

Уродина! Может ли привыкнуть к тому, что она уродливая юная девушка? Даже если она, не дожидаясь, пока к ней присмотрятся, сама бросает это слово, как вызов, но бросает с тайной надеждой, что однажды кто-нибудь ей ответит: «Нет, я не нахожу…» Но пока ни один человек не ответил так Санси, и вряд ли стоило надеяться на что-то в будущем…

Спрятавшись за лавровым кустом и вдоволь наплакавшись, Санси вытерла слезы. Она знала, что от слез не станет красивее, но ничего не могла с собой поделать. Жестокая кастильянка сказала, какое будущее ждет Санси, и девушка думала об этом с ненавистью, не зная, как ей избежать несчастливого замужества или монастыря. Надо хорошенько поразмыслить, и, вполне возможно, Санси в самом деле выберет монастырь. Рено скоро выздоровеет, и вряд ли его отправят обратно к императору. Они будут часто видеться. Что с ней произойдет в тот день, когда он влюбится в какую-нибудь красивую девушку? Она не выдержит счастливой любви Рено, и тогда лучшим выходом для нее будет уехать в родной Прованс, а там, чтобы избежать нежеланного брака, придется облачиться в монашеское одеяние…

Но это все в будущем, а пока нужно все-таки подняться к королеве Маргарите… И Санси покинула сад. На лестнице она встретилась с дамой Герсандой, и та, нахмурившись, остановила ее.