Габриель Коттэ, прищурившись, рассматривал мелькавшие перед ним лица. Это он обещал познакомить американца с торговцем по прозвищу Голландец.

– Я вижу Блондо, но ван дер Меера нет. Прости, друг! Меня заверили, что сегодня он обязательно будет здесь.

Третий мужчина, который до сих пор стоял и молча отбивал ритм ногой, посмотрел на товарищей. Его худощавое лицо с выпуклым лбом и выступающим подбородком, в профиль напоминавшее серп молодого месяца, светилось улыбкой.

– Думаю, Голландец пожалеет, что не пришел, когда узнает, сколько здесь было прелестниц! I say![16] Они божественно хороши!

Коттэ громко засмеялся. Смех привлек внимание некоторых гостей, расположившихся неподалеку. Первого мужчину это не обрадовало.

– Ван дер Меер умеет отыскивать самых прелестных женщин в любом городе, Джейкоб! За него не беспокойтесь. Не удивлюсь, если он как раз и задержался у дамы…

– Посмотрите туда! – Коттэ кивнул в сторону одной из танцующих пар. – Уж не один ли это из вновь прибывших торговцев-англичан? Бенджамин Фробишер, если не ошибаюсь?

– Это Джозеф, а не Бенджамин, – поправил приятеля Джейкоб Соломон, чей взор задержался на женщине в роскошном светло-зеленом платье.

– Джозеф? Так вот кто решил приударить за женушкой нашего драгоценного нотариуса Ларю! Ловкий малый, этот нотариус… Глядя на его жену, никто не удивится, что ему удалось переманить у де Мезьера всю его клиентуру.

– Кто она? – спросил первый из заговоривших, которого друзья называли Шотландцем. Красота дамы произвела на него впечатление.

– Мадам Изабель Ларю, в девичестве Лакруа. И горе тому, кто осмелится на нее покуситься! Нотариус стережет жену как зеницу ока. Если Фробишеру было позволено пригласить ее на танец, значит, Ларю учуял выгодное дело. Он не гнушается общаться с торговцами из Англии – составляет для них контракты и завещания. Как говорится, деньги не пахнут!

На самом деле Шотландец уже довольно долго наблюдал за дамой в зеленом. Едва войдя в зал, он приметил ее в компании супруг высокопоставленных монреальских чиновников. Не спускал он с нее глаз и тогда, когда она вместе с кавалером кружилась в танце. В ее грациозности ощущалось то сокровенное, что дама благородного происхождения никогда не позволит себе выразить словами. Эта сводящая с ума чувственность в каждом жесте, в каждом движении… Все мужчины невольно оборачивались, чтобы посмотреть, когда она проходила мимо.

– Скажите-ка, Коттэ, а не тот ли это нотариус, который составлял контракт для Голландца?

Его собеседник придвинулся ближе.

– Именно он. Пьер Ларю.

– Муж этой дамы? Какая жалость!

– Хорошенькая, правда? По городу ходят слухи, что ее трехлетний сын появился на свет стараниями другого, – продолжал он едва слышно. – Волосы у мальчика рыжие, как огонь. Она родом из Квебека, а там, если я не ошибаюсь, после капитуляции зимовал шотландский полк Фрейзера.

Сзади кто-то кашлянул, отвлекая Шотландца от размышлений. Оказалось, что это Игнасий Морис Кадотт. Щеки у него были красные от холода, волосы припорошило снегом.

– Я разыскал Голландца! – объявил он, переводя дух. – Он в кабаке Дюлонга.

– Что он там забыл, черт подери? – сердито спросил Коттэ.

– Празднует!

– Damn Van der Meer![17] – воскликнул Соломон, ударяя в ладоши. – Это же надо – предпочесть компанию трапперов обществу самых красивых женщин провинции! Странный парень!

Шотландец усмехнулся. Они с Джейкобом Соломоном познакомились три месяца назад, но он успел полюбить его за открытость натуры и жизнелюбие. Джейкоб родился в Нью-Йорке в еврейской семье и несколько лет прослужил наемником в американской колониальной армии, сражаясь за интересы Британии. После окончания военных действий наемников распустили, и он с женой и дочкой перебрался в Монреаль, где стал торговать мехами. Его брат, банкир, умер меньше года назад и оставил ему небольшое состояние, но предрасположенности к банковскому делу у Джейкоба не было, поэтому дело решилось в пользу переезда в Канаду и поиска приключений.

Их с Соломоном познакомил Филипп Дюран, брат Мари-Анн, женщины, с которой Шотландец сейчас жил. Она была вдовой торговца по имени Андре Мишо, на которого он когда-то работал. Соломон, богатый торговец пушниной, как раз подыскивал себе партнера, хорошо знающего эти края. Он приобрел горький опыт общения с британцами в армии и не скрывал своего к ним отвращения, поэтому решил заключить сделку с торговцем канадского происхождения, отлично знающим проложенные колонизаторами-французами тропы и готовым проложить новые.

Голландец путешествовал по региону в поисках меха уже многие годы. Филипп давно его знал и сразу же предложил Соломону свести их друг с другом. Обязанностью Шотландца теперь было лишь наладить между ними контакт. В случае, если ван дер Меер согласится взять Джейкоба Соломона в партнеры, этот последний имел все шансы в недалеком будущем выкупить пай своего компаньона: ван дер Меер был мужчина в летах и долгие экспедиции теперь утомляли его настолько, что он выразил желание в ближайшее время отойти от дел.

Шотландец подозревал, что Филипп Дюран, помогая наладить партнерские отношения между этими двумя людьми, преследует какую-то свою цель. О Голландце шурин рассказал ему не так уж много. Во время последнего путешествия группа торговцев, в которую входил и сам рассказчик, дала Голландцу тайное задание, связанное с ограничениями, которые наложило на торговлю с индейцами британское правительство. Судя по разговорам, старик сделал лишь часть того, что обещал, и заявил, что отчитается перед нанимателями уже после своего возвращения из Гран-Портажа[18] в конце будущего лета. Всю зиму местные торговцы пушниной скрипели зубами от злости. Любой ценой нужно было заставить ван дер Меера рассказать наконец, что он предпринял и на что ушли деньги! Ситуация сложилась катастрофическая.

Оживление торговли в регионе Великих озер подтолкнуло упомянутую выше группу негоциантов к созданию Лиги, целью которой было помогать индейским племенам, недовольным новыми порядками. Разумеется, каждый участник этой лиги преследовал свои интересы: кто-то – политические, а кто-то – чисто коммерческие.

Но главная цель была одна: изгнать из страны британские гарнизоны и получить власть над канадскими территориями.

Для реализации этих планов организаторы Лиги обратились за помощью к французским властям, все еще пребывающим в Луизиане[19], но особых успехов не добились. В надежде получить поддержку Понтиак вступил в переговоры с капитаном Нейоном де Вильером, комендантом форта Шартр[20]. Де Вильер, однако, посоветовал вождю «закопать томагавк войны». Вероятнее всего, тем самым он рассчитывал заслужить расположение со стороны новых властей. О том, чтобы поддержать восстание, не могло быть и речи. Но группа торговцев французского происхождения из Иллинойса и территорий, на которых проживали индейцы-делавары, присоединилась к повстанцам. Вероятнее всего, восстание Понтиака поддерживали также некоторые американские негоцианты, желавшие заполучить под свой контроль многообещающие земли к западу от Иллинойса, но из страха перед возможными репрессиями они не заявили о себе открыто.

Летом 1763 года, пока индейцы сжигали и заливали кровью аванпосты долин Огайо и региона Великих озер, по Миссисипи к озеру Верхнее был доставлен сундук, полный золотых луидоров и испанских пиастров. Получить его должен был Голландец. Деньги предназначались мятежникам для покупки оружия и боеприпасов. Однако Голландца никак не могли найти, хотя было известно, что в конце сентября он вернулся из фактории Гран-Портаж. Из тени он вышел несколько месяцев спустя и стал набирать людей для следующей своей экспедиции. Когда же его спросили о деньгах, которые он, как предполагалось, получил, старик ответил, что спрятал их в надежном месте. Чернила на Парижском договоре еще не просохли, и представлялось правильным выждать какое-то время и узнать, как правительство распорядится территориями, на которых промышляли трапперы, тем более что Понтиак прекратил активные действия.

Мятеж индейцев затих с окончанием осады форта Детройт[21]. Члены Лиги скрепя сердце согласились с аргументами Голландца, однако вскоре начались распри, и мнения снова разделились. Филипп Дюран, который вел дело своего погибшего зятя Андре Мишо, оказался среди тех, кто настаивал на возвращении сундука, причем любой ценой. Знакомство с Джейкобом Соломоном пришлось как нельзя кстати: ненависть, которую тот испытывал к английским властям, делала его идеальным соратником. С его помощью Дюран рассчитывал добиться цели.

Вдоволь насмотревшись на танцующие пары, Шотландец перевел взгляд на Соломона, который, прихлопывая в ладоши, наблюдал за красивой дамой в зеленом платье.

– Что ж, нам пора! – сказал Шотландец, поворачиваясь к выходу. – Габриель отведет вас к ван дер Мееру завтра. Сейчас уже слишком поздно для визитов, и, я полагаю, Голландец не в том состоянии, чтобы толково ответить на наши вопросы. К тому же я обещал сегодня вернуться в Батискан, к Мари-Анн.

Когда он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на красивую супругу нотариуса, произошло невероятное: она застыла посреди зала, в упор глядя на него, – бледная, с расширенными от изумления глазами…


– Madam? Madam? Are you…[22] Вам плохо?

Сердце готово было выскочить из груди. Он здесь, в нескольких шагах от нее, и смотрит с невозмутимым видом! Горячая волна накрыла ее, и Изабель пошатнулась. Алекс! Мужчина едва заметно кивнул и отвернулся, оставив ее во власти внезапной слабости посреди танцующих, которые старательно ее обходили. Изабель же неотрывно смотрела на его темные, с бронзовым отливом волосы, пока они не исчезли в море париков. Мгновение – и все поплыло у нее перед глазами.

– Madam!

Кто-то сжал ей запястье, и Изабель подняла голову. Мистер Фробишер смотрел на нее с тревогой и участием.

– Мне стало дурно, мсье! – проговорила Изабель, с трудом сдерживая душившие ее рыдания. – Простите, я… я немного устала. Думаю, мне лучше присесть. Прошу вас, принесите бокал пунша, и мне сразу станет лучше!