Потом пришла весна, и в Аппалачах повеяло теплым ветром. Снег растаял, горные реки напитались влагой и новой силой. Стали возвращаться с юга дикие гуси – россыпь из тысяч темных звезд появилась в лазурном небе, чтобы потом украсить собой длинное зеркало озера Сенека. Правда, ненадолго – после отдыха им предстоял еще долгий путь.

Разговоры на Большом совете становились короче день ото дня – мужчинам некогда было сидеть на месте. Рыбаки и охотники приносили в деревню неплохую добычу. Александер, которого больше не беспокоили раны, теперь мог участвовать и в длительных походах. Он подружился с Ниякваи, Теканоэтом и еще несколькими воинами племени. Ему нравились эти походы. Они давали ощущение свободы и возможность больше узнать о способах выживания в дикой природе, которые – он твердо это знал – однажды ему пригодятся. Александеру было комфортно среди ирокезов, однако молодой шотландец чувствовал нутром, что для них он чужак и так будет всегда. Зов цивилизации, желание жить среди себе подобных так и не умолкли в его сердце. Но в настоящий момент ему хотелось сполна насладиться их с Тсорихиа счастьем.

Сегодня он принес своей спутнице отличную оленуху. Положив тушу на землю возле входа в «длинный дом», он поискал молодую виандотку глазами. Шкуры, которая она выскоблила и растянула накануне, сохли в тени дома. Вдруг из-за берестяной перегородки послышался детский смех. Он заглянул за нее и увидел Тсорихиа и двух маленьких девочек. Они делали ожерелья из ракушек и слушали сказку, которую рассказывала им старшая подруга.

– Старуха переходила от одного маисового стебля к другому, срывала початки и складывала их в корзину. Управившись, она хотела было уйти, когда вдруг услышала тоненький голосок…

– Не бросай меня! Не бросай меня! – проговорила одна из девочек.

– Это хорошо, Аваого, что ты помнишь сказку.

– А что было дальше? – нетерпеливо спросила другая девочка.

– Старуха очень удивилась и говорит: «Откуда здесь мог взяться ребенок? Может, он заблудился на этом поле?» Она поставила корзину на землю и пошла искать ребенка, но так и не нашла его. Но стоило ей снова взять корзину, как голосок опять закричал: «Не бросай меня! Забери меня с собой!» Старая женщина долго еще бродила по маисовому полю, но попадались ей только мышки, зайцы и ужи. В конце концов под листом она увидела малюсенький маисовый початок, который плакал. Оказалось, это он просил забрать его с собой!

– Поэтому, прежде чем уйти с поля, надо заглянуть под каждый листок, чтобы не забыть ни одного початка, чтобы он не остался один и ему не было грустно!

Девочки засмеялись звонким озорным смехом. Эта трогательная картина напомнила Александеру о Микваникве и Отемин. К этому времени красавица оджибве должна была уже разрешиться от бремени. Наблюдая за тем, как девочки рассматривают аккуратную нитку бус, собранную Тсорихиа, он подумал, что Микваникве, возможно, все еще ждет его возвращения. Если бы судьба распорядилась иначе, он с удовольствием взял бы на себя заботу о молодой женщине и ее двух малышах и создал бы с ней семью, в которой прожил бы всю жизнь. Со временем он наверняка научился бы любить этих детей, как своих. Ему больше тридцати, а собственных детей так и не прижил… Может, пришло наконец время и для него «бросить якорь», оставить на земле свой след? Он думал об этом, когда был с Микваникве. Тсорихиа, вероятно, тоже станет своим детям хорошей матерью. Александер улыбнулся при мысли, что следующий Макдональд, возможно, при рождении получит имя Ушату или Ткатуанувата. А может, Тсорихиа подарит ему маленькую ласковую дочурку Кетеовиту?

Увидев его, Тсорихиа передала нить с иголкой одной из девочек, встала, переступила через маски с ракушками и, весело улыбнувшись, легкой походкой направилась к нему.

– Это тебе, – произнес он, указывая на выпотрошенную тушу.

Она поцеловала его, а потом взяла за руку и повела прочь от дома – в засеянные маисом поля. На них уже показались первые всходы, отчего земля стала похожа на черный с изумрудным ковер.

– Куда мы идем? – спросил Александер, следуя за молодой женщиной по тропинке, которая вела к реке.

– Сегодня тепло, и мне хочется искупаться! – смеясь, ответила Тсорихиа.

Замедлив шаг, чтобы он мог ее догнать, она добавила:

– А еще я соскучилась по тебе…

– Ты же знаешь, мне нельзя уходить далеко! Что, если нас будут искать?

– Мы управимся быстро-быстро!

– А оленуха? Что, если…

– Никто ее не тронет. Никто не возьмет то, что ему не принадлежит! – отрезала молодая виандотка, закрывая ему рот рукой.

Ее игривый смех заставил его улыбнуться, полный тайны взгляд породил волнение, от которого стало жарко, а прикосновения рук разбудили страсть. Ни просьб, ни уговоров больше не понадобилось: он последовал за возлюбленной.


Вода оказалась ледяной, оба моментально замерзли. Александеру хотелось поскорее согреться, поэтому он бегом последовал за Тсорихиа в заросли кустарника. У них в распоряжении было несколько минут: в деревне бледнолицему позволялось передвигаться свободно, вот только он всегда должен был оставаться на виду. Тсорихиа обняла ногами его талию, ее пальцы принялись массировать его напряженное тело. Александер взял молодую женщину быстро и так же быстро достиг разрядки.

– Удобная вещь – эти набедренные повязки, – заметил он, поправляя кожаную полоску между ног. – Можно не опасаться, что тебя застанут врасплох со штанами между коленками!

Он перевернулся на спину, чтобы отдышаться. Тсорихиа засмеялась и села ему на грудь. С минуту они молчали, вслушиваясь в щебет птиц и плеск воды у берега.

Тсорихиа провела пальчиком по контуру татуировки, которую она закончила сегодня утром. Теперь у Александера на плече красовалась волчья голова. Чтобы доставить своей женщине удовольствие и продемонстрировать уважение к обычаям ирокезов, он согласился отдаться ее ловким рукам. Сначала Тсорихиа сделала рисунок угольком, потом перенесла его на кожу с помощью шильца. Ранки она поочередно смазывала медвежьим жиром и посыпала толченым древесным углем. Чтобы красящий пигмент проникал в ранки, корочку на них постоянно приходилось сдирать. Но все это уже было позади, и сейчас щиколотки и предплечья Александера были украшены геометрическими мотивами и изображениями животных.

– Один я пропустила! – И она вырвала волосок, горделиво торчащий у него на груди, которая теперь была такой же гладкой, как и у автохтонов.

– Только не это! – Александер, опасаясь новых истязаний, отвел ее руку. – Хватит, что я один раз вытерпел, пока ты их выдирала! Тебе придется привыкнуть к моей волосатости, или…

Он неожиданно умолк. С реки донеслись голоса. Он едва успел толкнуть девушку глубже в кусты. В поле зрения появилось каноэ. Первое, что пришло ему в голову, была мысль о том, что из деревни отправили отряд на его поиски. Но нет, суденышко направлялось как раз таки к деревне. Гости? Он присмотрелся и понял, что лодка не похожа на ту, на которых плавают сенека. И на ней не было изображения черепахи – тотема клана. На голове стоявшего на носу лодки мужчины была французского фасона шляпа с перьями, хотя он, бесспорно, был индейских кровей. Зато трое остальных оказались… белыми!

Александера захлестнули противоречивые чувства, его сердце забилось чаще. Его пребывание в общине индейцев было приятным, и мысли о бегстве постепенно отошли на второй план. Но теперь судьба послала ему шанс. Вокруг не было ни одного воина-ирокеза. Ему достаточно было выйти на берег, объяснить, что с ним приключилось, и уехать вместе с этими неожиданными визитерами.

Пока он решал, как поступить, Тсорихиа внимательно наблюдала за ним. Наконец она перевела взгляд на лодку, которая как раз проплывала мимо. Лицо индейца, стоявшего на носу, показалось ей смутно знакомым. Она прищурилась, чтобы рассмотреть его черты. На правой щеке у него был шрам. В памяти возникла картина, на которой запечатлелось это же лицо со шрамом…

– Тсорихиа?

Услышав голос Белого Волка, она заморгала. Каноэ скрылось, и у реки снова стало тихо. Александер смотрел на девушку со странным выражением лица.

– Тсорихиа, тебе плохо?

Девушка молча помотала головой, но руки у нее дрожали. Встревожившись, Александер потряс ее за плечи, заглянул в глаза.

– Ты их знаешь?

– Я не… я не могу сказать точно, – прошептала она.

– Они сюда уже приезжали? Нападали на деревню?

«Нападали»? Девушке вспомнились совсем другие лица, другие события – жестокая резня, пламя, пожирающее дома, мертвые тела. А еще – женщины, с криками мечущиеся по деревне и прижимающие к груди плачущих детей. Вспомнились поймавшие ее руки. Она тогда подумала, что это Ноньяша хочет увести ее из этого кошмара…

– Тсорихиа, отвечай! Эти люди могут напасть на деревню? Это – враги ирокезов?

– Враги? – повторила она апатично, потому что все мысли ее сосредоточились на тех далеких детских воспоминаниях. – Я не знаю… Не знаю! – Последние слова она прокричала, подняв на Александера глаза.

– Идем! Нужно предупредить Ниякваи и Гайенгвату!


Белые оказались торговцами мехом. Двое – французы из Каокии, третий – американец. Великий вождь согласился собрать совет и побеседовать с пришельцами. Александер с Тсорихиа в течение часа наблюдали за входом в «длинный дом», в котором проходило собрание. Тсорихиа показалось, что она узнала индейца, проводника группы, и Александер решил, что ей нужно еще раз его увидеть. А вдруг этот человек поможет ему сбежать?

Прошло больше часа, прежде чем воины вышли из дома, а следом за ними и бледнолицые. Последним порог переступил индеец, и при виде него Тсорихиа застыла, не веря своим глазам. Шляпу индеец снял, и, хотя лицо чужака оказалось в тени, Тсорихиа смогла его рассмотреть. Когда же он повернулся к одному из французов, их с девушкой взгляды встретились. Несколько секунд индеец смотрел на нее, потом отвернулся.

– Ноньяша! – выдохнула девушка.