– Вы пишете, мсье Гийо?

– Пишу?

– Я имела в виду стихи, сонеты?

– О нет! Упаси бог! Я ни за что не решусь увековечить на бумаге слова, которые иногда нашептывает мне вдохновение. Возможно, у меня душа поэта, но талантом я обделен!

– Жаль! А я привыкла думать, что через перо поэта проистекает его душа…

Замедлив шаг, Жак внимательно посмотрел на Изабель и улыбнулся.

– Может, и так, но только в том случае, если муза освободит эту душу от условностей ханжеского и двуличного общества, которое всегда препятствует свободному выражению чувств.

– Муза?

Изабель замерла на месте.

– Конечно! Любой поэт нуждается в музе, разве вы не знаете? Благодаря ей его слова источают аромат.

– Вот как? Значит, вы еще не нашли свою, мсье Гийо?

Молодой человек не спешил нарушать молчание.

– Нет, почему же, я ее нашел, – шепотом произнес он. – Но я жду, когда она снизойдет ко мне.

Рука Изабель, высвобождаясь из его руки, скользнула вниз, но Жак Гийо тут же поймал ее.

– Мадам, вы дрожите! Вы по-прежнему желаете продолжить прогулку?

– Да, – ответила Изабель после недолгого колебания.

Повисла тяжелая тишина. Изабель предпочла переменить тему разговора.

– Осень для меня – любимое время года. Цвета природы так прекрасны, так ярки! Солнечный свет кажется золотым, теплым, а земля, деревья и трава так благоухают… словно природа предлагает нам насладиться своими последними прелестями!

– Вы правы, – согласился Жак Гийо, оглядывая кусты и вдыхая осенний воздух. – Но у каждого времени года – свое очарование. Увядание одного сезона заставляет нас ожидать, желать скорого прихода следующего.

– Да, – прошептала Изабель, которая уже мечтала о зиме.

Скоро густой снежный покров упадет на крыши Монреаля и заточит горожан в четырех стенах их жилищ до самой весны. Прощайте, пикники в садах и на берегу реки Сен-Пьер! Впрочем, великосветская жизнь не станет беднее событиями. Балы и обеды будут сменять друг друга до самого поста, они закружат ее в своем вихре так, что некогда будет вздохнуть…

Молодая женщина вспомнила последние наставления кюре: «Эти нечестивые празднества, распутство и дебоши опошляют чистые души девиц, которых приводят туда их безнравственные матери!» И слуга божий, не стесняясь, указал пальцем на мадам Дютелье, которую, кстати сказать, даже прилюдное порицание не заставило склонить голову. Потом кюре сделал несколько танцевальных па, довольно грациозных, чтобы уже в следующую минуту назвать эти жесты и движения происками дьявола, ибо они влекут к постыдным удовольствиям, а значит, являются гнусностью и несут с собой бесчестие и болезни. Изабель же, глядя на него, задалась вопросом, где он научился так хорошо танцевать.

Она с нетерпением ждала зимы, потому что знала – в это время вояжеры возвращаются из Северного края. Это означало, что вернется и ван дер Меер со своими людьми, вернется Александер. И хотя он ясно выразил свое намерение больше никогда ее не видеть, для себя Изабель решила, что все будет по-другому. Они снова встретятся.

Низкий голос Жака Гийо вернул ее к действительности.

– Я узнал о… о несчастном случае, мадам! Полагаю, для вас это стало тяжелым испытанием.

– О несчастном случае? Ах да… Я до сих пор не пришла в себя.

– Как себя чувствует девочка?

– Она в тяжелом состоянии. Монахиня говорит, что надежды мало.

– Это печально.

– Да, очень печально.

– Осторожно!

Молодой человек схватил Изабель за талию и переставил на другое место, помешав вступить в кучку, оставленную на дорожке болонкой мадам де Варен. Пышнотелые фигуры этой дамы и ее невестки еще виднелись в конце аллеи. Изабель содрогнулась. Галантность и шарм Жака Гийо привели ее в не меньшее волнение, чем его сладкие речи. Она прекрасно понимала, что он старается произвести на нее впечатление, завоевать ее сердце. Она быстро отняла руки от его новенького бархатного камзола и кашлянула, чтобы скрыть замешательство.

Юноша улыбнулся и предложил продолжить прогулку. Он влюбился в Изабель в тот день, когда впервые увидел ее под руку с Пьером Ларю в этом саду. Все в ней до самого последнего жеста дышало природной, искренней чувственностью. Она была воплощением грации, которой не нужны никакие прикрасы. В то время он работал на нотариуса Мезьера. Очарованная стрела Купидона пронзила его сердце. В течение следующих недель он не раз видел молодую женщину, но мимолетно. А потом удача ему улыбнулась: выяснилось, что Пьер Ларю подыскивает себе помощника.

Сын каменотеса, Жак Гийо не желал всю жизнь формовать кирпичи и камни. Ремесло это было почетное, однако его не привлекало. Одаренный от природы мальчик, он научился читать и писать очень рано, в чем ему помог его дядя. И вот, возводя из камней свои первые стены, он уже начал прокладывать себе путь в высшее общество – предлагал знакомым свои услуги в качестве счетовода и писца. Позднее, после смерти отца и до капитуляции Монреаля, он уже знал, что хочет стать нотариусом.

Месье Мезьер был душеприказчиком отца, и молодой Жак провел с ним много часов в дискуссиях о положении канадцев под уздой новой британской администрации, которая пришла на смену администрации Водрея, и о ситуации, в которой оказались католические суды, при новой власти утратившие свои полномочия. Тогда-то он и ощутил в себе пламенный патриотизм, подталкивавший его к борьбе с англичанами, которые хотели лишить его всех гражданских прав.

Позже он понял, что тот же огонь, хоть и приглушенный скукой, пылает в сердце Изабель, и ему захотелось его пробудить. Этот простофиля Ларю готов пресмыкаться перед британской элитой, которая только и ждет момента, чтобы переступить через него и забыть о нем. Изабель должна привести его в чувство, пока не поздно! Иначе канадцам придется довольствоваться должностями второго плана и они лишатся возможности по-настоящему принимать решения относительно судеб собственной страны!

– Мой супруг нашел контракт этого торговца, ван дер Меера? – спросила Изабель, делая ударение на слове «супруг».

– Контракт ван дер Меера? Хм… Да. Оказывается, он тогда унес этот документ с собой.

Они снова пошли по дорожке, теперь на некотором расстоянии друг от друга.

– Я полагаю, мсье ван дер Меер уже вернулся в Монреаль и решил внести в текст изменения? – спросила Изабель с надеждой.

Жак Гийо остановился и посмотрел на нее с некоторой неуверенностью.

– Ваш супруг не сообщил вам грустную новость?

– Грустную новость? Ван дер Меер не вернется в Монреаль этой зимой?

У Изабель оборвалось сердце. Она не хотела верить, что Александер остался в Северном краю на зимовку. Заметив ее волнение, Жак усомнился, стоит ли ему продолжать.

– Жак, говорите! – Изабель в нетерпении схватила его за руки.

Она назвала его по имени! Это добрый знак!

– Мсье ван дер Меер не вернется. Это ужасная история, мадам! Его самого и людей, которые его сопровождали, уже нет в живых. Говорят, их убили индейцы.

Какое-то время Изабель вообще ничего не ощущала, потом грудь ее стеснилась до такой степени, что ей стало не хватать воздуха. Она пошатнулась, но, к счастью, Жак успел подхватить ее и усадить на каменную скамейку.

– Убили? Убили индейцы? Всех до единого?

– Я не знал, что вы испытываете к нему дружеские чувства, мадам, – пробормотал Жак, которому вдруг стало весьма неуютно. – Простите меня, я, конечно же, не стал бы обременять вас этим известием здесь и сейчас… нужно было предоставить это вашему супругу…

Изабель сосредоточилась на блестящей булавке в галстуке молодого человека. Александер – умер? Пал от руки дикаря? Пока Жак Гийо подыскивал слова, чтобы ее утешить в горе, об истоках которого не догадывался, она думала о Габриеле. Ее мальчик наполовину осиротел, хотя никогда об этом не узнает! Он будет по-прежнему жить счастливо, в неведении о том, кто его настоящий отец. Александер… Она больше никогда его не увидит…

– Мадам, мадам… я могу… принести вам… бокал вина? Желаете… чтобы я… проводил вас… в дом? Позвать… вашего мужа?

Она смотрела на юношу и не видела его. До нее доносились лишь обрывки из того, что он говорил ей. Она почувствовала, как его пальцы соскальзывают с ее плеч, и ей показалось, что, если он перестанет ее удерживать, она улетит в ночь и затеряется там навсегда.

– Нет!

Она вцепилась в ворот его камзола. Совершенно растерявшись, он инстинктивно обнял ее и стал баюкать, как ребенка. Реакция Изабель была ему непонятна, и он отказывался верить, что она могла испытывать нежные чувства к старому торговцу мехами. Трудно было представить ее, такую молодую и прекрасную, в огрубелых руках старика… Значит, в этом деле была подоплека, о которой он не догадывался. И все же, несмотря ни на что, страдания молодой женщины растрогали его. Веселая или печальная, Изабель оставалась хозяйкой его сердца.

Он прижал к себе эту столь желанную для него женщину. Рыдания понемногу затихли, но она еще какое-то время льнула к нему, как маленький осиротевший котенок. Ему хотелось погладить ее по спине, но он не решался. Ситуация и так была достаточно компрометирующей.

– Мадам, вы совсем замерзли! Идемте в дом!

– Сколько их было? Вам известны имена тех, кто возвращался с ним в Монреаль? – спросила она, всхлипывая. Единственное, на что она могла надеяться, это то, что Александер все-таки остался в Гран-Портаже.

– Нет, я не знаю. Лучше спросить у вашего мужа, он посвящен во все детали. Ваш брат, если я правильно понял, оказался в тех местах через несколько часов после гибели группы. Никто не выжил, и сейчас мсье Ларю предстоит заняться завещаниями.

Изабель вспомнилось, как смотрел на нее Этьен и как Пьер прятал глаза… Пьер ведь знает, что Александер – отец Габриеля, однако он не сообщил ей трагическую новость! Хотел пощадить ее чувства или же оставить в неведении? Как бы то ни было, ей нужно вернуться домой и узнать у него правду.