Изабель почувствовала, что краснеет. Она отвернулась, чтобы не смотреть мужу в глаза. Пьер же и не думал скрывать своего вожделения.

– Пойду переоденусь. Спущусь, когда приведу себя в порядок.

Пьер кивнул и проводил взглядом ее грациозную фигурку. Пока жена поднималась по лестнице, он спрашивал себя, как преподнести ей известие, которое он только что получил.

* * *

Весь вечер Изабель не могла думать ни о чем, кроме бедняжки Шарлотты. В свои тринадцать она была сиротой, и некому было ее оплакивать, не считая тощего черного котенка. И сколько еще таких девчонок, не знавших в жизни ничего, кроме нужды, живет на улицах Монреаля? Квебека? Для Изабель это было не первое соприкосновение с миром бедноты: во время долгой осады 1759 года ей довелось помогать неимущим и голодным. Но, встречая на улицах детей в лохмотьях, она всегда думала, что о них есть кому позаботиться, что мать или тетка опекают их… Надо же быть такой наивной! Александер прав – она не знает, что такое голод и холод. Не знает, что такое страх перед смертью и безразличие окружающих. Такие вещи понимаешь сполна, только когда они касаются тебя непосредственно. Что ей, Изабель, известно о настоящей жизни, которой живет подавляющее большинство людей?

«Нищенка угодила под колеса!» «Одной оборванкой меньше!» Так говорили люди на месте происшествия. И грубость этих слов резала слух. Неведение порождает глупость, а глупость, в свою очередь, – злобу. Наверное, люди нуждаются в том, чтобы, глядя на бедноту, презирать и сравнивать, ибо тогда они чувствуют себя богачами… Изабель была уверена: тот факт, что она живет в изобилии, не дело случая. На все воля Господа… Значит, надо это принять и истолковать так, чтобы это имело смысл.

Но какой смысл имеет смерть Шарлотты? Как объяснить ее, чтобы снять бремя со своей совести? Шарлотта воровала, чтобы выжить? Но какие у нее были шансы вырваться из этого кошмара и жить нормальной жизнью? Изабель не могла ответить на эти вопросы. Она представила Шарлотту среди десятка таких же грубо накрашенных девиц, прогуливающихся мимо питейных заведений и вдоль городской стены. Они предлагают всем желающим свое единственное достояние – тело, чтобы потом купить себе поесть. Она, Изабель, обычно проезжала мимо, стараясь не смотреть на них, а если ей и доводилось с кем-то встретиться взглядом, то она принимала надменный и заносчивый вид, словно они – отбросы общества. Тем самым она добавляла унижение ко всем бедам, с которыми несчастным приходилось справляться, чтобы вопреки всему продолжать жить.


Взгляд Изабель упал на молодую женщину, у которой на лице был такой густой слой свинцовых белил, что они растрескивались, когда она улыбалась. Ее щеки лоснились от румян, а в уголке обильно накрашенного рта сидела черная бархатная мушка. Они с Шарлоттой были чем-то похожи. Вот только эта дама была дочкой богатого господина из Труа-Ривьер, имя которого Изабель позабыла. Благородная кровь текла в ее жилах и просвечивала сквозь кожу, которую она тщательно берегла от солнца, дабы сохранить ее молочную белизну – главный признак высокого положения в обществе.

Декольте ее было столь откровенным, что ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться: красивые и аппетитные груди весело подрагивали при каждом движении. Бриллиантовые булавки в напудренных волосах, два ряда жемчугов на шее и еще один – на запястье, гранатовые серьги в ушах… Что ж, этой даме не приходилось побираться, чтобы выжить. Она была любовницей богатого монреальского торговца. Но разве женщина, которую содержат ради ее прелестей, не продает себя за деньги так же, как и те, возле городских ворот?

Испокон веков женщинам приходится пользоваться своими чарами, чтобы чего-то добиться в этом мире! Разве это справедливо? Если Господь сотворил ее, чтобы она во всем подчинялась мужчине, зачем тогда, не ограничившись одной красотой, он дал ей разум? Но нет, женщина тоже наделена способностью мыслить здраво, чем, кстати, может похвастать не каждый мужчина. И если Церковь унизила ее до роли только продолжательницы рода, обвинив в пособничестве дьяволу, то лишь затем, чтобы оправдать повадки мужчины, который стремится к удовлетворению плотских желаний и забывает о любви в пользу страсти! И женщине приходится добиваться своего хитростью…

Богачка ли, нищенка ли, женщина могла облегчить свою жизнь, только используя свои женские чары, Изабель была в этом уверена. Примером тому была и маркиза де Помпадур, возлюбленная их обожаемого короля Людовика, которая, как говорили, была теперь смертельно больна, и красавица Анжелика Пеан, которую осыпал знаками внимания бывший интендант Квебека мсье Биго. Чем отличаются эти дамы в конечном счете от таких, как Шарлотта? И те, и другие пользуются всем арсеналом соблазнения, дабы получить от мужчин то, в чем нуждаются. Их аппетиты – вот единственное различие!

Изабель подумала о Пьере, которому она вот уже в течение семи месяцев отказывала в исполнении супружеского долга. Одного взгляда, многозначительной улыбки хватило бы… «Ты можешь получить все, что захочешь, от любого мужчины, если пожелаешь. Это ты понимаешь? Взмах ресниц, улыбка – и он падет перед тобой ниц. Какое всепобеждающее оружие дано вам, женщинам, чтобы завоевывать и властвовать мужскими сердцами!» Только сейчас она в полной мере осознала смысл сказанных Александером слов.

Изабель заставила себя вернуться к действительности. Пришло время принять участие в беседе, которую вела хозяйка дома Сесиль Саразан с несколькими знакомыми дамами. До сих пор Изабель молча сидела на диванчике, обтянутом бледно-голубой в зеленую полоску парчой, между Франсуазой Руврэ и юной Перреной-Шарль Шеррье, дочкой нотариуса Шеррье из Сен-Дени. Сесиль Саразан как раз выражала свое недовольство портнихой, которая просила все больше за каждое новое платье. Приходилось признать, что пройдоха обладает отличным вкусом и умеет с помощью кроя подчеркнуть все достоинства своей заказчицы, но…

– Какой ужас! – воскликнула своим высоким пронзительным голосом Перрена-Шарль. – Вы только посмотрите на эту Мьюриел Джонстон!

– Эти англичанки ничего не смыслят в моде!

Франсуаза кивнула, и облако белой пудры упало на ее полные плечи. Окинув молодую англичанку придирчивым взглядом, она поморщилась.

– Она выглядит настоящей простушкой! Это вульгарно!

– А ее прическа? Это перо похоже на беличий хвост!

– Скорее уж на хвост дикобраза! – хихикнула Перрена-Шарль, прикрывая рот ладошкой.

Дамы спрятали свои улыбки за веерами.

– По-моему, она очень мила, – заявила Сесиль, разглядывая молодую женщину. – Жаль только, что выглядит такой несчастной.

– Мила? Ну, может, когда улыбается… – согласилась Ариэль, прищуриваясь и поднося к губам бокал. – Но она улыбается так редко! Может, у нее некрасивые зубы? Я права?

– Нет, я полагаю, это супруг не позволяет ей улыбаться и флиртовать. Протестанты строги со своими женами! Сам он при этом не стесняется таращиться на…

– Сесиль! – укоризненно проговорила Франсуаза, хотя слова подруги вызвали у нее улыбку.

Сесиль покрутилась вокруг собственной оси, отчего ее юбки и прелести в декольте соблазнительно закачались.

– Хотите продемонстрировать нам свои чары?

– С такой блеклой супругой, как Мьюриел, дорогая моя Сесиль, мсье Джонстону только и остается, что любоваться… сами знаете чем, тем более что вы так любезно подставляете это ему под нос!

«Пираньи в своей стихии!» – подумала Изабель, глядя на бледную молодую женщину, которая стала объектом насмешек для этого отряда амазонок, чьи стрелы – язвительность и ирония, а щит – притворная христианская добродетель. Эти дамы часто бывали друг у друга в гостях – занимались вместе рукоделием, показывали свои новые наряды, вызывая зависть и ревность. Изабель не раз приходилось видеть, как они с сочувствующим видом выслушивают откровения друг друга, чтобы в подходящий момент воспользоваться ими в своих целях. Она с отвращением смотрела на их медоточивые улыбки, за которыми скрывались острые зубы, готовые вцепиться и разорвать.

В обществе женщин она отчаянно скучала. Она общалась с ними исключительно ради Пьера, для которого было важно, чтобы его жена пребывала в добрых отношениях с супругами богачей, дела которых он вел. При этом она терпеть не могла все это, ненавидела «высшее общество» за его претенциозность. Сегодня острее, чем когда-либо, Изабель чувствовала себя чужой в этом мире, который вдруг показался ей таким поверхностным, бессмысленным. Неужели все это – отражение ее жизни, ее собственная сущность?

– Что ж, если леди Джонстон предпочитает появляться в свете только в дурном расположении духа, тем лучше для нас! Жаль, что этого нельзя сказать о вертихвостке Каролине де Рувиль! – проговорила Франсуаза. – Ее уже успели прозвать пожирательницей мужей!

«Что ж, вашего она действительно успела надкусить! – подумала Изабель. – Или вы об этом еще не догадываетесь?» Однако для виду она изобразила удивление. Женщины в унисон вздохнули: одни – от зависти, другие – от досады. Но отказать мадемуазель де Рувиль в том, что она – настоящая красавица, не могли даже они.

– Говорят, она водит дружбу с господином де ла Корном!

– И еще со многими другими, дорогая моя Ариэль! На прошлой неделе я видела ее в экипаже мсье Крамаэ! А в другой раз она прогуливалась под ручку с мсье Колдуэлом! Говорят, он нечист на руку и вместе с Уильямом Грантом использовал государственные деньги в своих личных целях! Какой скандал! Этим англичанам уже мало жениться на наших девушках ради приданого и влияния в обществе, которое они приобретают вместе с деньгами! Они хотят пустить нас по миру и отнять у нас последнее – чувство собственного достоинства!

– Не только англичане хотят этого, дорогая! Эти неотесанные шотландцы пытаются забрать в свои руки всю морскую торговлю!

– А разве шотландцы – не англичане?

– Нет! Они – подданные Британии, но не англичане, – раздраженным тоном пояснила Изабель.