— Вы-то с вашим чутьем должны были их распознать, — ответила она. — Простые же смертные без вашей чуткой интуиции проводят совершенно несложные испытания, с помощью которых, например, можно определить, нанесена ли глазурь сотни лет назад или наложена лишь вчера!

Она заметила интерес герцога и продолжила:

— Всегда необходимо с настороженностью подходить к тому, что вам предлагают. Ведь египтяне — большие мастера по части подобного обмана. Остерегайтесь подделок.

— Вы хотите сказать, что они унаследовали от своих предков мастерство изготовления утвари и украшений? — спросил герцог. — Я собираюсь приобрести много древних изделии для моего дома, прежде чем покину Египет, и мне очень понадобится ваша помощь, Ириза.

— Я уверена, что в Каире найдется немало знатоков, которые с готовностью согласятся проконсультировать вас.

— Я предпочел бы довериться вам.

Ему показалось — хоть он и не был уверен в этом, — что Ириза была рада этому.

Он вновь взглянул на подлинные гончарные изделия, оставшиеся на полке, и обнаружил рядом с ними плоский камень, каравшийся неуместным там.

Ириза проследила за его взглядом.

— Эго папин освященный камень.

Герцог посмотрел с недоумением.

— Путешествующему священнику, — объяснила она, — не всегда попадаются церкви там, где он останавливается, но куда бы он ни положил этот камень, любое место приобретет святость освященного храма.

— Я никогда прежде не слышал этого! — воскликнул герцог.

После завтрака возвратились стюарды с пустыми ящиками, которые несли местные носильщики.

Герцог не сказал ничего, но улыбнулся при мысли, что в чужой стране англичане, независимо от их социального положения, быстро привыкают к тому, что им с готовностью служат местные жители. В Англии этим стюардам и в голову не пришло бы, что кто-то должен нести ящики за них.

Пока они тщательно упаковывали каждый предмет, заворачивая в толстые слои газеты, Ириза вышла из гостиной, чтобы собрать свои вещи.

Гардероб у нее был небольшой, и все уместилось в два небольших кожаных чемодана, которым, судя по их виду, пришлось попутешествовать по многим пыльным дорогам.

Она вернулась в гостиную, чтобы собрать рукописи отца, и к этому времени все украшения были убраны, включая подделки, которые герцог велел упаковать отдельно.

Она сказала с некоторой беспомощностью в голосе:

— Что мне делать… с папиной… одеждой?

— Думаю, что вы должны оставить ее, — ответил герцог, — хотя я сильно сомневаюсь, что к приходу его преемника она будет еще здесь.

Она, соглашаясь, кивнула, и он сказал:

— Есть тут еще что-нибудь из ваших вещей? Мебель, наверное, предоставляется миссионеру вместе с домом.

— Нашим слугам заплатят за ее сохранность.

— Я дам им денег.

Она взглянула на него несколько смущенно, сказав:

— Папа всегда… сам заботился… обо всем этом. Я никогда… не вникала в эти дела. до сих пор.

— Тогда предоставьте все мне, — сказал герцог.

— Н-нет… пожалуйста… — начала Ириза, но он прервал ее:

— Мы можем поговорить о вашем финансовом положении потом, а теперь, мне кажется, вам пора уже уходить отсюда, чтобы больше не расстраиваться.

— Папа ненавидел людей, возражающих против… всего, — просто сказала Ириза.

Герцогу показалось, что на глаза ей навернулись слезы, когда она прощалась со слугами, которые, как он понял, помогали им с тех пор, как они прибыли в Луксор. Один из них, мужчина средних лет, видно, очень привязанный к Иризе, призывал богов благословить ее и, тут же вспомнив, что стал христианином, добавил: «И благословение Господа Бога и Его Святого Духа!»

Когда, наконец, Дженкинс и стюарды отправились с багажом к яхте, герцог с Иризой проследовали за ними, но не кратчайшим путем, как они, а по дороге через деревню к храму Луксора.

Люди в хижинах махали им на прощание, а несколько детишек подбежали с цветами к Иризе.

Вновь вступив под высокие колонны, они оказались одни, и магическая атмосфера храма, казалось, окутала их так, будто они были его частью.

Они молча миновали огромные внутренние дворы, красные гранитные статуи, пока не оказались в том месте, где впервые увидели друг друга.

Раскинувшаяся на том берегу Долина Царей была залита ослепительным солнцем, и Ириза долго вглядывалась туда, пока герцог не сказал ей тихо:

— Не надо прощаться со всем этим. Мы приедем сюда вновь.

— Вы… уверены? У меня такое ощущение, будто я оставляю все, что когда-либо знала, и вступаю в чужой и пугающий мир, о котором ничего не знаю.

— С вами уже случалось это прежде, — сказал он, вспомнив, как он видел ее в святилище, когда ее подняли на носилки и внесли во Дворец фараонов.

— Теперь — то же… самое, — сказала она, читая его мысли, — только тогда я… прощалась… с вами, а теперь я… прощаюсь… с папой.

— Как вы говорили сами, — отвечал он, — жизнь течет как река, и сейчас вы переплываете через эту реку. Но мы сюда еще вернемся.

Она улыбнулась ему, будто он разогнал тучи, нависшие над ней, и стало вдруг светло.

— Считайте это… приключением! — сказал герцог.

Он протянул ей руку, и она оперлась на нее.

Ириза была без перчаток, которые надевала на похороны, и он чувствовал, как ее пальцы сжимают его руку, словно она стремилась почерпнуть в нем силу и мужество.

Они сошли по ступеням к воде, где их ожидала шлюпка, прибывшая с яхты по указанию герцога.

Он помог ей сесть в шлюпку, и, когда они устроились рядом на корме и матросы опустили весла в воду, он сказал:

— Вы не должны смущаться, встретившись с моими гостями. Они все очаровательные люди и понравятся вам.

Он чувствовал, что должен ободрить ее, и тем не менее не был уверен, что Лили благосклонно отнесется к появлению на яхте еще одной очень красивой женщины.

Ириза улыбнулась.

— Не думаю, — сказала она, — что они окажутся более опасными, чем людоеды, с которыми мы с папой столкнулись в Конго, или Мтеза, царек Буганды, который привык отмечать любой свой значительный сон человеческими жертвоприношениями, предпочтительно из числа христиан.

— Как же вам удалось уцелеть?

— Лишь благодаря счастливой случайности! — ответила Ириза, и герцог рассмеялся.

Было еще сравнительно рано, хотя они бодрствовали уже не один час, и когда взошли на яхту, то застали на палубе лишь Гарри, сидевшего под тентом и занятого чтением устаревших газет.

При появлении герцога и Иризы он поднялся на ноги, воскликнув:

— Рад видеть тебя, Счастливчик! А я уже боялся, что ты заблудился в пустыне или тебя замуровали в гробнице какого-нибудь давно умершего фараона и нам придется перерыть гору, чтобы найти тебя.

— Но, как видишь, я еще жив-здоров, — ответил герцог.

Он повернулся к Иризе.

— Позвольте представить моего старейшего друга. Гарри Сэтингем — мисс Ириза Гэррон, Он видел, что Гарри не сводит с Иризы удивленного и восторженного взгляда.

Когда Гарри вновь взглянул на герцога, тот понял, что ему хочется что-то сказать.

— Наверное, вам хотелось бы сначала пройти в вашу каюту, — сказал он Иризе, — чтобы снять вашу шляпку.

Не дожидаясь ее ответа, герцог провел ее вниз, где были расположены каюты.

Появился Дженкинс, и герцог сказал ему:

— Не проводите ли мисс Иризу в ее каюту, Дженкинс?

Я хочу поговорить с мистером Сэтингемом.

— Конечно, ваша светлость.

Оставив Иризу на попечение Дженкинса, готового предоставить ей все, что нужно, и распаковать чемоданы, герцог поспешил к Гарри.

Они так хорошо понимали друг друга, что герцог, не теряя слов, спросил его:

— Что случилось?

— Очень многое! — ответил Гарри. — Знаю, что ты будешь поражен, но сомневаюсь, что очень расстроишься.

— Что ты имеешь в виду?

— Лили уехала!

— Уехала! — воскликнул герцог.

Этого он точно не ожидал.

— С Чарли!

Герцог недоуменно глядел на Гарри.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что Лили оказалась достаточно проницательной, чтобы понять, что ты потерян для нее, и довольно эффектно компенсировала свою потерю.

— Неужели она уехала с Чарли?

Губы Гарри искривились в ехидной улыбке.

— По официальной версии, он направился в Англию, чтобы проследить за какой-то финансовой сделкой, требующей его обязательного личного присутствия.

— А на самом деле?

— Он и Лили отправились сначала в Каир, а затем, по-моему, собирались посетить Париж.

— Боже милостивый! А что Эми говорит обо всем этом?

— Я не решился обсуждать это с нею. Лучше тебе поговорить.

— Благодарю тебя! — саркастически ответил герцог. — Но каков Чарли! Я никак не ожидал от него!

— Хочешь знать, как все это произошло? — спросил Гарри. — Она увидела тебя вчера вечером с этим прелестным созданием, которое ты только что привез сюда.

— Где она увидела меня?

— Когда ты сходил по ступеням храма и садился в лодку.

У герцога было недоумевающее выражение лица, потому что это происходило на значительно большом расстоянии от яхты. Но Гарри объяснил ему:

— Чарли, Лили и я стояли здесь и наблюдали за птицами через бинокль, по словам Чарли, самый сильный из всех, когда-либо изготовлявшихся. И действительно, у него фантастическое увеличение.

Гарри умолк, но поскольку герцог молчал, он продолжил:

— Чарли рассматривал птиц в пальмовых деревьях, когда Лили внезапно вскрикнула и выхватила у него бинокль.

Я и без бинокля мог ясно видеть, как ты спустился по ступеням и помог молодой женщине войти в лодку.

Герцог не произнес ни слова, и Гарри продолжал:

— Я знал, что Лили весь день была раздражена оттого, что ты отправился верхом, не повидавшись с ней, и она утащила нас из «Зимнего дворца» намного раньше, чем нам хотелось бы, просто потому, что надеялась поймать тебя, как только ты возвратишься.

Герцог не сказал ничего, но подумал, что Лили была уже раздражена днем ранее, когда он не пришел к ней в ту ночь, как она, очевидно, ожидала.