Алина Кускова - Рейс налево

– Очень! – призналась Симочка, которой Кудрин успел вскружить голову. Хотя на данном этапе своей безрыбьей жизни Симочка могла увлечься даже Квазимодо. Уж слишком ей осточертели одиночество и Тамара Сергеевна.

– Отлично, – похвалила ее Серафима Павловна и продолжила стонать.

Максим вернулся из кухни со стаканом воды и подал его матери, присев к ней на диван. Симочка, после того как Серафима Павловна ей подмигнула, достала из кармана трикотажного платья таблетку и протянула ее умирающей. Та проглотила таблетку, запила ее водой и воспаряла духом.

– Хочу чаю! – заявила Серафима Павловна, поднялась и сунула ноги в тапочки.

– Ни в коем случае! – испугался Максим. – Мама! Ты должна лежать! Временное облегчение всего лишь временное облегчение. Возможен рецидив!

– Ничего я никому не должна, – пробурчала Серафима Павловна и устремилась на кухню. На полпути она снизила скорость, вспомнив о том, что должна выздоравливать не так скоро. – Там плюшки! – Ее указующий перст уткнулся в кухонную дверь.

– Ты с больным сердцем пекла плюшки?! – изумился сын, подбегая к матери и поддерживая ее за руки. – Как ты могла, да ты себя совершенно не щадишь!

– Да, я такая, – заявила было Серафима Павловна, но вовремя спохватилась. – Это Симочка напекла!

– Я?! – испугалась та.

– Ты! – крикнула Серафима Павловна. – Кто же еще?! И чай она свежий заварила, и вообще, она умеет вышивать крестом, вязать перчатки и варить украинский борщ!

– Я?! – изумилась почитательница глянцевых журналов.

– Ты! И нечего скромничать. Максим, ты с Симочкой еще толком не познакомился. – Серафима Павловна зевнула и села за накрытый стол. – Она ко мне случайно заглянула здоровьем поинтересоваться. И как вовремя заглянула! Только мы собрались присесть и выпить чаю, как у меня сердце прихватило. – Напоминание самой себе о важном органе заставило Серафиму Павловну глубоко вздохнуть. – Спать хочется страшно, – призналась она, – отчего-то. Ну, вы, детки, пощебечите о том, о сем …

– Мне щебетать некогда, – заявил Максим, – но чаю попью. Большое спасибо, Сима, что вы ухаживаете за моей матерью. Она так нуждается в заботе с тех пор, как у меня появилась отдельная жилплощадь…

– У вас есть отдельная жилплощадь? – наивно поинтересовалась Симочка с таким видом, как будто это могло стать решающим моментом в их близких отношениях.

– Да, – мгновенно почувствовав подвох, ответил Максим. – А что?!

– Ничего, – призналась Симочка.

– Она огорчена тем, что тебе приходится жить отдельно от меня, – «перевела» мать. – Каждую минуту со мной может случиться непоправимое. Чур меня! На что приходится идти ради собственного сына. – Она широко зевнула и уронила голову на стол. Кудрин еле успел убрать чашку с горячим чаем.

– А автомобиль у вас иностранной марки? – продолжила интересоваться Сима. Ее это нисколько не интересовало, но о чем еще говорить, она не знала.

– Иностранной, – ответил Кудрин, странно прищуриваясь и с тревогой глядя на мать.

– Она волнуется, насколько хороша твоя машина, если придется везти меня в больницу, – пробормотала Серафима Павловна, которую сковывал непонятно откуда взявшийся сон.

– Маму нужно перенести на диван, – предложил Кудрин, – ей лучше поспать.

– Нет, – вяло запротестовала мама, – только не спать! Без меня ничего не получится…

– Вот она всегда так, – улыбнулся Кудрин, подхватив родительницу под мышки и потащив ее к любимому дивану. – Все сама, все только сама.

– Да, – проблеяла Симочка, – без нее точно ничего не получится.

– А что? – спросил Кудрин, укладывая Серафиму Павловну, погружающуюся в крепкий сон, и накрывая ее пледом. – Что должно было получиться?

– Наша с вами помолвка, – призналась Симочка, уже ни на что не надеясь.

– Помолвка?! – опешил Максим и растерянно поглядел на мать. – А как же больное сердце?!

– Вот дура-то, – фыркнула Серафима Павловна и повернулась на бок.

– Это она о ком? – обиделась Симочка.

– О себе, не беспокойтесь, – ухмыльнулся Максим. – Позвольте, Сима, я вас подвезу до дома. Да, прихватите мамины плюшки, они очень вкусные. Я их от любых отличу. И заметьте, Сима, что в том, что ничего не получилось, вы совершенно ни при чем. Вы очень интересная, привлекательная девушка. Просто я влюблен в другую. Честное слово!

– Но вы же, как Серафима Павловна сказала, поругались со своей Верочкой?!

– Я влюблен не в Верочку, к счастью или несчастью, уж не знаю, – развел руками Максим.

– Мне нужно вернуться домой и принять успокоительное со снотворным эффектом, – Сима похлопала себя по пустому трикотажному карману. – Ой! Я же его вашей маме дала!

– Сколько у меня есть свободного времени?! – поинтересовался Кудрин.

– До вечера точно, – ответила Сима и всхлипнула.

Олимпиада Кутузова успела провести день насыщенно и плодотворно. Для этого она съездила на работу и поругалась с Огурцовым. В принципе, она могла и не ругаться с ним, но настроение отчего-то было такое, что требовалось с кем-то поругаться. Под руку подвернулся коллега, который усомнился в Липиных возможностях по оболваниванию сильной половины человечества. Если бы Огурцов не сказал, что вместо Липы он предпочел бы рядом с собой тайфун, то все бы обошлось. Но он не сдержался и сказал.

И получил. Пробкой в глаз. Коллеги как раз организовали застолье по поводу предстоящего Рождества и сидели за этим самым столом. Шампанское открывал Сан Саныч, устроившийся рядом с Липой. Делал он это, как обычно, неловко, так что Липе ничего не стоило длинным указательным пальчиком чуть-чуть тронуть горлышко бутылки и изменить направление полета пробки со стены на Огурцова. Но даже она не ожидала такой точности выстрела.

Держась за подбитый глаз, раненый Огурцов кричал, что ни за какие коврижки не возьмется за дело по паспортному контролю, которое изначально было поручено обнаглевшей Кутузовой. Липе ничего не оставалось делать, как ответить взорвавшемуся Огурцову. Перепалка, хоть и стала достопримечательностью предрождественского вечера, Липу не обрадовала. В последнее время ей было как-то грустно. Ссора с Огурцовым и последующее примирение под уговоры захмелевших коллег внесли минутное разнообразие в ее жизнь. Ни больше и ни меньше того. Хотелось чего-то большего. Липа знала чего, но снова боялась себе в этом признаться.

Она тоскливо качала пустой бокал и отказывалась от выпивки. Вместо шампанского лила себе швепс и им чокалась за удачу и исполнение желаний. Липа боялась, что алкоголь спровоцирует совершенно не мотивированные логикой действия, и она окажется там же, где провела новогоднюю ночь. А этого она очень боялась! Олимпиада Кутузова не была трусихой, нет! Но сейчас она боялась быть непонятой, смешной, нелюбимой. Да, в этом-то и дело. Липа боялась, что у Кудрина к ней нет странных и одновременно сильных чувств, скорее всего, этого Героя не ее романа к ней совершенно не тянет. А ее тянуло, да еще как.

Приставучий Огурцов с подбитым глазом после двухчасового возлияния полез к ней целоваться на брудершафт. Сан Саныч приказал Липе смириться с неизбежностью и ответить коллеге взаимопониманием. Липе пришлось стерпеть братский поцелуй прослезившегося Огурцова, который заметил, что Липа стала гораздо мягче и женственнее, раз позволила себя поцеловать. Она фыркнула и подперла щеку рукой. Целоваться Липа любила. Свой первый поцелуй она запомнила, он случился в детском саду с мальчиком, который вскоре уехал из Петушков в столицу. В школе она тоже целовалась с одноклассниками. В институте… Липа вспомнила и про Дружинина, который и целовался-то слишком серьезно и основательно. Интересно, как целуется Кудрин? Зря она с ним не попробовала поцеловаться. Говорят, как мужчина целует, такой у него и характер. В принципе, судя по Дружинину, все совпадает.

Только бы не сорваться с места! Липа достала мобильный телефон и поглядела пропущенные вызовы. Ничего пропущено не было. Дружинин не звонил. Только бы не сорваться! Липа принялась искать ему оправдания. У Стаса ответственное мероприятие, он не может подойти к трубке. Не может даже выйти из комнаты для переговоров для того, чтобы поручить своей секретарше перезвонить Липе и передать ей привет. Не может… Да и не нужны Липе его приветы. Пусть приезжает сам. А если не приедет? Только бы…

Липа полезла в шкаф и достала маленькое черное платье, которое должно быть у каждой уважающей себя девушки. Липа себя уважала, хотя платья не любила и надевала их только по необходимости. Впрочем, сегодня, 6 января, в этом платье необходимости не было. Раз она решила не встречаться с Дружининым, то она и не встретится. Или он застанет ее в совершенно невменяемом состоянии, ничего от нее не добьется и уйдет злой и рассерженный. Вряд ли Дружинин уйдет. Сядет рядом с ней, с безвольным телом, валяющимся на диване, и прочтет длиннющую лекцию о вреде алкоголя на женский организм. Он уже говорил Липе, что пристрастие к алкоголю у женщин не излечивается. С таким опытом в голосе говорил, словно у него до знакомства с ней спились минимум три жены и пять любовниц.

Это глупость человеческая не излечивается! Олимпиада прикинула на себя платье и посмотрелась в зеркало. Очень эффектно. Она и не знала, что у нее такие красивые коленки, узкая щиколотка, словно ее ноги предназначены для высоких каблуков. Липа снова нырнула в шкаф и выудила черные шпильки. С платьем они составляли одно целое. Нашлись и прозрачные черные чулки. Обалдеть!

Может, все-таки встретить Дружинина в таком виде? Липа натянула чулки, обула шпильки, выставила вперед бедро, на которое положила свою узкую руку.

– Ну, что, Герой?! Обомлел от такой неписанной красоты? То-то же. Гляди, чего ты лишаешься!