— Ей нравится только герцогиня Монпасье. Мне теперь полагается за ней ухаживать? Кстати, а где сама виновница этого представления?

Филипп опустил разом потухшие глаза и буркнул:

— В зимнем саду гуляет с герцогом.

— С Майенном?

— Если бы. С Анжуйским.

У Луи кровь отхлынула от лица. Сколько усилий и изворотливости стоило ему обезопасить сестру от притязаний герцога, и вот теперь этот глупый мотылёк сам летит в огонь! Он опрометью бросился в сторону сада, крикнув на ходу де Лоржу:

— Ты-то куда смотрел! То с Майенном её поделить не можете, то преподносите на блюдечке этому животному!

Регина неспешно прогуливалась по аллее. Следом за ней, как привязанный, шагал Франсуа Анжуйский и что-то пылко и бурно объяснял ей. Графиня изредка отвечала ему, с явной ленцой в каждом жесте и безмятежностью в голосе. Герцог Анжуйский был ей неприятен, даже противен, как и всё семейство Валуа, но свою роль искусной соблазнительницы она играла блестяще. Какой-то азарт проснулся в ней, она хотела подчинить герцога своей воле и хотя бы здесь обыграть Луи. Она не собиралась становиться любовницей Анжу, но благодаря Катрин она знала много способов покорить мужчину без постели. В сгущавшихся сумерках её глаза сверкали нездешним огнём, голос обволакивал сознание несчастного Франсуа и он уже готов был служить ей, как преданный пёс, за один лишь взгляд, за одну рассеянную улыбку.

Луи де Бюсси наблюдал за этой странной парой и первобытная ярость глухой стеной поднималась в его душе. Тот поцелуй был всего лишь порождением болезни. Регина не любила его. Она не любила ни Филиппа, ни Майенна, ни тем более Анжу. Она никого не любила. Она, как и герцогиня Монпасье, играла людьми и чувствами. Видимо, две этих хитрых бестии решили положить Лувр к своим ногам и любой ценой заполучить королевство Французское в своё полное распоряжение. Интересно, кто будет следующей жертвой дьявольской красоты графини де Ренель? Король? Рене де Бираг? Кардинал Лотарингский? Кто бы ни правил страной, им будет править Регина. А брат, вечный авантюрист и дерзкий любовник, будет её только отвлекать от цели. Она будет безропотно выхаживать его после дуэлей, выбирать ему достойных любовниц, оберегать от яда, предательства и ударов в спину. И в конце концов возненавидит его. Это было бы для него страшнее смерти. Ему нужно было исчезнуть, хотя бы на время. Судя по всему, с герцогом Анжуйским и королевой-матерью его маленькая сестра блестяще справится сама. Школа Гизов не прошла для неё даром.

Обрывки их разговора долетали до чуткого слуха Луи. Несколько слов, надменно оброненных Региной заставили его насторожиться: сестра его, видимо, решила сыграть в слишком опасную игру.

— Видимо, Ваша светлость неверно истолковали моё желание.

— Но разве вы, моя прекрасная плутовка, не привели сегодня на глазах у всего двора доказательство того, что не намерены терпеть подле меня других женщин? О, не мучьте меня, графиня, признайтесь же, что вся эта проделка с горностаем — дело ваших нежных рук и двигала ими — о, позвольте мне ещё раз коснуться этих рук губами! — ревность?

Пока околдованный герцог осыпал поцелуями безвольно лежавшие на его ладони пальчики Регины, та капризным голосом пропела:

— Да, Ваша светлость, видеть рядом с вами другую женщину мне невыносимо больно. Но я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: я не Франсуаза де Шамбе и титул вашей новой фаворитки к имени графини де Ренель де Клермон д'Амбуаз ничего не прибавит. К тому же я беспокоюсь за своего брата, вы ведь знаете, что он неисправимый бретёр, и то, что другие вполне справедливо сочли бы честью, для него станет лишь очередным поводом для дуэли.

— О, моя богиня, что вы хотите этим сказать? — тёмные глаза герцога испытующе смотрели на графиню.

Регина многозначительно улыбалась. Не опуская глаз.

— Неужели у вашего бедного раба нет никаких шансов на вашу благосклонность?

— Есть. Но вы же сами прекрасно знаете, что любовь графини де Клермон стоит гораздо больше, чем ласки какой-нибудь жены главного ловчего.

Обольстительная в своём коварстве улыбка играла на манящих нежно-розовых губах.

— Одно ваше слово, графиня, и у ваших ног будет всё, что вы пожелаете! — восторженно воскликнул герцог и раскрыл свои объятья.

Регина, звонко рассмеявшись, оттолкнула его и глаза её хищно сверкнули:

— Помилуйте, у моих ног и так оказывается всё, что я ни пожелаю. Моя любовь стоит… короны. Думаю, мне она будет больше к лицу, нежели Луизе де Водемон.

— Думаю, на месте моего венценосного брата ради вас я отправил бы бесплодную супругу в монастырь и сделал бы вас королевой, — голос герцога упал до шёпота и Луи едва мог слышать двух заговорщиков.

— А кто говорил о вашем брате? — Регина удивленно приподняла бровь, — насколько мне известно, он стал королём только благодаря расторопности своей матушки и верности моего брата. А ведь на тот момент все права на корону были у вас, Ваша светлость. Так что же мешает вам сейчас взять то, что должно было принадлежать вам?

Словно мифическая сирена, она пела своим грудным, волнующим голосом коварные и опасные песни и герцог уже полностью был в её власти. Он уже видел и корону на своей голове, и юную прекрасную королеву рядом с собой, неограниченную власть над страной и сладчайшее рабство в объятиях прекраснейшей женщины. Картины одна заманчивей другой плыли у него перед глазами. Губы Регины приблизились к его уху и её тёплое дыхание и запах её духов сводили с ума. И герцог уже знал, как всё на самом деле просто: страну раздирают гражданские войны, король бездетен и нелюбим народом, а с помощью Регины он сможет договориться с Гизами и Испанией, дать решительный бой гугенотам и на волне этой победы, избавившись под шумок от неудачливого брата и слишком умной матушки, стать королём. Графиня де Ренель требовала за свою любовь королевскую корону? Что ж, он с удовольствием наденет эту дорогую игрушку на её рыжие волосы. Тем более, что от такого украшения он и сам не откажется. Трон и Регина — владея этими сокровищами он станет счастливейшим из смертных.

Их спугнул шум, словно кто-то в двух шагах от них в ярости сломал ветку и швырнул её в темноту кустов. Регина, охнув, подхватила юбки и бросилась в глубину сада, растворившись среди деревьев. Застигнутый врасплох герцог, которому уже мерещились лица Рене де Бирага и королевских миньонов за каждым деревом, озирался по сторонам. Королевская кровь не позволяла трусливо сбежать, а инстинкт самосохранения требовал бежать без оглядки до самого Анжу.

Но из темноты навстречу ему шагнул Луи де Бюсси. Очень бледный и непривычно спокойный.

— Простите, что помешал вашей беседе, Ваша светлость. Но думаю, у вас ещё будет достаточно времени для разговоров с моей сестрой. У меня же дело, не терпящее отлагательств.

— Что случилось, мой верный Бюсси? — герцогу не сразу удалось справиться с предательской дрожью в голосе, выдававшей его недавний испуг.

— В последнее время некоторые особы, приближенные к трону, начали подвергать сомнению мою воинскую доблесть и дворянскую честь.

— Вы меня удивляете, граф. Неужели эти люди всё ещё живы?

— О, Ваша светлость, если бы эти клеветнические речи можно было закончить на честном поединке, разве стал бы я беспокоить вас и отнимать у вас время?

— Так за чем же дело стало? И кто во Франции может упрекнуть вас, храбрейшего их храбрых, в недостатке отваги?

— Кое-кто напомнил, что дворянин в чине полковника всё чаще избирает полем боя любовное ложе, в то время как в стране идёт война.

— Вы о чём, граф? Уж не эту ли мышиную возню во Фландрии вы называете войной?

— Не я. Для таких дел в Лувре есть миньоны, Ваша светлость.

— И чем я могу вам помочь?

— Отпустите меня на войну. Во Фландрию.

— О! Граф, мне вас будет не хватать в Париже. Да и не только мне. Но… вы правы. Несомненно, правы. Должен же кто-то показать, как нужно воевать, и подать пример этим… господам, приближенным к королевской особе. Если бы в нашей армии все полковники были такими же храбрыми и преданными Франции, как вы, мой друг, нам не пришлось бы защищать свои границы и терпеть испанцев, англичан и гугенотов.

— Это значит — да?

— Да. Езжайте и да пребудет с вами благословение Господне и милость Божией матери. Я же в свою очередь обещаю вам взять на себя все заботы о вашей юной сестре.

— Что ж, Ваша светлость, вы просто камень с моей души сняли. Теперь я могу уехать, не беспокоясь за честь и благополучие графини де Ренель.

— Я сейчас же напишу маршалу, а вы можете начинать собираться в дорогу.

— Благодарю, мой сюзерен.

Луи очень искусно сымитировал почтительный поклон и быстрым шагом удалился по направлению к воротам.

— Ну что ж, отъезд Бюсси лишь освободит мне дорогу в постель его сестры, — довольно мурлыкнул сам себе герцог.

Почему-то ему казалось, что сделать Регину королевой проще, чем иметь дело с её гордым и упрямым братом, словно задавшимся целью никого не подпускать к ней на пушечный выстрел.



Регина вернулась домой на час позже Бюсси. Её внимание привлёк свет, лившийся через приотворённую дверь из её кабинета. Размышляя, что же это такое там происходит, она открыла дверь и застала совершенно возмутительную картину: Луи устраивал форменный обыск в её личном кабинете. На полу валялись перевёрнутые ящики с бумагами, выпотрошенные шкатулки, распечатанные письма. Регина застыла на пороге соляным столбом. От изумления она не успела даже разозлиться. Словно почувствовав её присутствие, Луи обернулся, смерил её гневным взглядом с ног до головы и тоном Великого Инквизитора спросил:

— Может, ты не будешь понапрасну тратить своё и моё время и сама отдашь мне письма?

У Регины от такого заявления дар речи пропал.