Через мгновение Регина уже вцепилась в локоть Екатерины-Марии, ища у неё поддержки.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — встревожилась герцогиня.

— Ничего. Голова закружилась что-то. Здесь слишком душно и у фрейлин Марго ужасные духи. От них так воняет, — Регина брезгливо сморщила нос.

— Ну да, не все же у нас настолько избалованы, как ты, чтобы вечерами не вылезать из лохани с водой, — снисходительно улыбнулась старшая подруга.

— Не переношу этой вони, блох и вшей, — её передёрнуло от отвращения.

— Да уж, слухи о твоих чудачествах и о том, как ты загоняла прислугу, заставляя перетряхивать перины и со щелоком отмывать весь дом, распространились далеко. Тебе этому в обители что ли научили?

— Там меня чуть блаженной не объявили, когда я полезла купаться в реку. Не знаю, Франсуаза с младенчества приучила, а откуда она это взяла, надо у неё спрашивать. Тебе не кажется странным, что мой брат уделяет такое внимание Фоссезе?

— Было бы странным, если бы он так вился вокруг какого-нибудь мужчины. Чем тебе Фоссеза не угодила? Ему же надо как-то отвлекать внимание от их переглядываний с Маргаритой. К тому же, скажу тебе по секрету, твой братец частенько атакует на нескольких направлениях разные армии.

На губах Регины стыла дежурная улыбка, а непринуждённо болтавшая Екатерина-Мария даже не подозревала, как больно ранят подругу эти, казалось бы, ничего не значащие слова. Упрямо наполнявшиеся слезами глаза остановились на виконте де Юро, лицо которого сияло радостной улыбкой. Она смотрела в его сторону, но ничего не видела, ей важно было НЕ смотреть в сторону Луи и Фоссезы. Нервничая, она теребила несчастный веер и, сама того не заметив, переложила открытый веер из правой руки в левую и сложила его. Виконт, не сводивший с Регины жадных глаз, не мог пропустить такой жест, означавший только одно: приходи сегодня, я буду ждать. Екатерина-Мария, вопреки словам Регины, заподозрила неладное и, увидев её манипуляции с веером, буквально выдернула дорогую безделушку из её рук.

— Что ты опять терзаешь несчастный веер? Сколько можно тебе повторять — каждый твой жест имеет значение, нельзя, категорически нельзя просто так играть на глазах у всех с этой вещицей, иначе тебя неверно поймут. Мало ли кто мог на тебя сейчас смотреть! Ты совершенно не думаешь об этом!

Продолжая раздражённо шипеть на подругу, герцогиня потащила её в удалённый внутренний дворик Лувра, где принято было в последнее время справлять естественные нужды несовершенного организма. О виконте де Юро никто из них и не думал вовсе. Зато юный влюблённый еле дожил до вечера. Встретиться с графиней в Лувре ему больше не удалось и он решил действовать с той отчаянной дерзостью, присущей самоуверенной и недальновидной молодости.

Бюсси, возвращавшийся, как всегда за полночь, — в этот раз от Франциски де Монморанси-Фоссе — стал свидетелем очень интересной сцены. Изогнутый серебряный рог луны наливался силой и очень хорошо освещал ночную улицу и в этом предательском свете, цепляясь за малейшие выступы, на балкон спальни Регины карабкался какой-то мужчина. Первая мысль была горько-циничной: "А сестрица делает успехи. Без году неделя при дворе, а уже дом берут штурмом". Секунду спустя он уже бесшумно пробирался к дверям, чтобы не спугнуть ночного гостя, а сердце буквально клокотало от ярости. Какой идиот, какой придворный хлыщ посмел залезть не просто в его дом — в комнату Регины, его возлюбленной… нет, его сестры! Как можно было приравнивать Её к той же Фоссезе! Кому это в голову могло прийти? Ибо второй и более здравой мыслью было "Кто-то решил скомпрометировать графиню де Ренель и дать повод для грязных сплетен. Кто-то решил любой ценой добиться своего и хвастаться потом всему Лувру, что был в постели красивейшей женщины Франции".

В отличие от своей более эмоциональной сестры, Луи редко терял самообладание, вывести его из равновесия без особого труда могла только Регина. Вот и сейчас, в такой момент, когда она бы на его месте стащила смельчака за ноги и поколотила бы на месте, попутно разбудив всю улицу, Луи осторожно, ничем не выдав своего присутствия, скользнул к стене и, дождавшись, пока незнакомец перевалится через балкон, полез следом. Сноровки и опыта по части ночного лазанья по стенам у него было побольше, а потому он довольно легко вскарабкался по стене до балкона и легко перемахнул его, появившись в спальне сестры в самый разгар событий.

Регина — и это было хорошо известно Бюсси — спала чутко, вздрагивая и просыпаясь от каждого шороха, но затянувшийся вечер в Лувре, видимо, слишком утомил её и она не услышала, как де Юро карабкался по стене и цеплялся за балкон, и проснулась только тогда, когда счастливый виконт перевалился-таки через чугунную решётку и открыл незапертую дверь в спальню.

Разбуженная непонятным шумом, Регина не сразу сообразила, что собственно происходит в её апартаментах. Плечистая фигура в просвете окна могла быть кем угодно и графиня мгновенно перебрала и отмела в сторону все возможные варианты: Луи выше ростом, Филипп тоньше и никогда себе такого не позволит, Шарль гораздо толще и в жизни не залезет на такую высоту не то что по стене — по лестнице. А фигура, запинаясь за кресла и натыкаясь в темноте на бюро и канделябры, приближалась к кровати и громким шёпотом звала Регину по имени. Ответом была площадная брань, сорвавшаяся с нежнейших уст девушки, и грохот чего-то тяжёлого, летевшего виконту в голову. А потом началось что-то совсем уж невообразимое. Из полумрака балконной двери шагнула ещё одна фигура, которую Регина даже в панике, даже спросонок узнала мгновенно и метнулась к туалетному столику за огнивом, чтобы зажечь хоть одну свечу. Луи с глухим рычанием сгрёб за шиворот ошалевшего от неожиданности виконта и под сбивчивый лепет сестры о том, что она понятия не имеет, кто это такой и что он здесь делает, выволок его на лестницу. В дрожащем свете жирандолей ночной гость был опознан Региной, нещадно побит графом и выброшен за двери слугами. Вслед ему на всю улицу гремел разъярённый голос Бюсси, обещавшего насадить его на шпагу, как тушку кабанчика на вертел, не позднее полудня во дворе монастыря кармелиток.

А потом гнев Луи обрушился на Регину. Та стояла на лестнице со свечой в руках и расплавленный воск стекал на её тонкие пальцы, но она не чувствовала этих обжигающих слёз, пока Луи, на мгновение прекратив обвинительную речь, не выдернул злополучную свечу из её руки.

— Все проблемы в этом доме начались с твоего приезда! — грохотал он, не желая слушать никаких оправданий.

Он злился на сестру из-за того, что до её появления в его жизни он никогда ничего не боялся, а сегодня впервые ясно осознал, что отныне его всегда будет преследовать страх. Страх за Регину, страх потерять её, обидеть, не успеть защитить, не суметь помочь. И это чувство собственного бессилия перед властью слабой, юной девочки злило и пугало его всё больше.

— Почему, скажи на милость, тебя ни на секунду нельзя оставить без присмотра? Почему ты всё время попадаешь в истории?

— Наверное, это семейная черта, — привела Регина достаточно веский, как ей казалось, довод.

Но Луи её не слышал:

— Ты за неделю умудряешься восстановить против себя королеву-мать и её канцлера, свести с ума миньонов короля, рассориться с Марго, связаться с Гизами и перетянуть на свою сторону моего лучшего друга! А теперь ещё и этот ночной гость! Что у тебя может быть общего с этим провинциальным дураком?!

— Да ничего. Я же говорю тебе, я не знаю, как… — безуспешно попыталась оправдаться Регина, но Луи тут же перебил её.

— Ты никогда ничего не знаешь. Ты ни в чём не виновата! Конечно. Только как, скажи на милость, этому кретину из шайки Конде пришло в голову соваться в мой дом? Да во всём Париже не найдётся такого смельчака, который бы осмелился залезть на балкон дома Бюсси! Это же всё равно что подписать себе смертный приговор! За всю историю существования этого дома подобного не случалось. Пока не появилась ты!

— Ах не случалось! — Регине уже порядком надоели эти бессмысленные обвинения и инквизиторский тон брата и она шагнула вперёд, вплотную приблизившись к Луи.

Она стояла на ступеньку выше, так что глаза их оказались на одном уровне. Чёрные глаза Бюсси метали громы и молнии, но светлые глаза Регины не желали опускаться долу.

— Так говоришь — не случалось? — дерзкий, звонкий голос графини разнёсся по всему дому и распугал подслушивающих ссору служанок, — А как тогда называть тот вертеп, который я застала, едва сделав первый шаг на порог родного дома? Оказывается, в Париже не так уж мало смельчаков, не боящихся гнева всемогущего Бюсси. По крайней мере, тут их веселилась целая толпа. Уж не твой ли отъезд так бурно праздновали? Допустим, в мою невиновность в сегодняшней истории ты не веришь. Допустим, этот человек — мой любовник. Допустим. Влезать ночью на балкон, конечно, не очень приличный поступок. Но твои-то любовницы средь бела дня входят сюда, как к себе домой, не удосуживаясь даже прятать лица под вуалью! Так тебе ли обвинять меня во всех смертных грехах?

Луи схватил сестру за плечи, поднял над ступеньками и основательно встряхнул. Непоправимые злые слова уже готовы были камнями полететь в это невозможно прекрасное лицо. Но тёплые со сна плечи были так хрупки в его стальных руках, а сползшая с груди сорочка провокационно открывала такую нежную кожу, что внезапно вспыхнувшая ярость Луи так же стремительно и бесследно растворилась на дне упрямых прозрачных глаз. И он бережно опустил девушку на ступеньки.

Регина неопределённо хмыкнула и после короткой паузы спросила:

— Так кто это был?

— А ты разве не знаешь? Виконт де Юро.

И тут её осенило! Она моментально переменилась в лице, густо покраснела и охнула:

— Чччёрт… Веер…

Луи окинул её взглядом с ног до головы и усталым голосом сказал: