– А ты?

– Да, сэр. Я обожаю звук отлично налаженного локомотивного двигателя и…

– Как насчет знакомства с хорошо налаженным паровым двигателем высокого давления?

В глазах Розалинды вспыхнули огоньки.

– А это возможно? Я раньше бывала только в местах, предназначенных для пассажиров. К тому же отец показывал мне двигатели паровозов, но не пароходов.

Хэл хмыкнул. Шикарный капитанский мостик «Красотки» не восхитил Розалинду открывающимся с него великолепным видом, каким многие хотят полюбоваться, а вот предложение посетить тесное грязное помещение машинного отделения вызвало у нее живейший отклик.

Розалинда взирала на шумный хаос с таким видом, словно вошла в сокровищницу Синдбада. Наконец она попала в знакомую обстановку.

Повсюду на палубе высились штабеля груза; свободным оставалось лишь место для паровых котлов и кочегаров. В носовой части корабля на удивительно маленьких основаниях стояли три цилиндрических паровых котла в тридцать футов длиной; в каждом имелась дверца, за которой бушевал огонь. Металл вокруг дверец был раскален докрасна, свидетельствуя о высокой температуре в топках, куда то и дело кидали уголь черные, как эбеновое дерево, кочегары. У каждого котла стояло ведро с сосновыми шишками, и когда на деревянную палубу выпало несколько угольков, с ними тотчас разделались.

Здесь было жарко и шумно; палуба под ногами немного покачивалась.

Хэл похлопал Розалинду по плечу и повел вдоль ряда труб. Цицерон следовал за ними по пятам. В очень тесном помещении на носу их глазам предстал массивный двигатель с довольно старомодным рычагом и тарельчатым клапаном; он соединялся с шатуном, ритмично скользившим вперед-назад по глубокому желобу в палубе. Этот жуткого вида двигатель и его брат-близнец, размещавшийся в другом машинном отделении на заставленной грузом основной палубе, приводили в движение большое гребное колесо, видимое в иллюминаторы с кормы.

Преобладающим звуком в тесном помещении был ритмичный стук ходившего вверх-вниз шатуна и плеск воды под лопастями гребного колеса.

Кругом было чисто и аккуратно, работа кипела, и неожиданно вперед вышел седоволосый мужчина с удивительно молодыми глазами. Как и другие, он обливался потом, но выглядел гораздо чище. Бросив мимолетный взгляд на Розалинду, он широко и непринужденно улыбнулся Хэлу.

– Что привело тебя сюда, Линдсей? Я полагал, в этом рейсе ты будешь прохлаждаться на бойлерной палубе.

– Показываю судно ученику. Он немного знаком с двигателями, поэтому мы начали отсюда. Черный Джек, это Фрэнк Карстерс. Карстерс, это Черный Джек Нортон, инженер «Красотки».

– Рад познакомиться, сэр, – искренне сказала Розалинда, пожимая руку Нортона.

С легендарным инженером, следящим за работой паровых котлов, она могла чувствовать себя относительно спокойной. Канонерская лодка Нортона благополучно выдержала бой при Шайло, хотя из-за перебитых труб в машинном отделении было полно пара. Не вызывало сомнения, что в мирное время он и подавно способен поддерживать двигатели в рабочем состоянии на протяжении нескольких сотен миль.

Розалинда с удовольствием принялась задавать вопросы, а Нортон поведал несколько историй о своей службе во время войны, в том числе о том, как однажды привязал наковальню к тросу, пропущенному через верхний шкив. Достигнув во время той эскапады особенно высокого давления, он оставался абсолютно уверенным, что котлы скорее десять раз взорвутся, чем сработают предохранительные клапаны. В конце концов, благодаря дополнительному пару ему удалось развить требуемую скорость.

Розалинда понимающе кивнула, быстро оценив и риск и достоинства трюка. Ей чрезвычайно нравилось, что к ней относятся как к мужчине, а не как к безмозглой племенной кобыле, и разговоры вроде этого были для нее спасительной наградой за маскарад.

По прошествии часа с небольшим Хэл деликатно кашлянул, заставив Розалинду прервать увлекательное обсуждение преимуществ использования различных сортов угля.

Нортон усмехнулся:

– Не бойся утомить его, Карстерс; Линдсей работал у меня еще в пятьдесят шестом, когда мы вели старушку «Кэти-Энн» до Форт-Бентона. Тогда пароходы лишь второй год ходили по стремнине, и он до сих пор помнит мои уроки.

Хэл рассмеялся:

– Дважды в день он заставлял меня отскребать грязь с паровых котлов, давать обратный ход машинам, поднимать и переставлять проклятую булаву, когда вниз поступал сигнал рулевого, а сам валял дурака.

Наконец, вежливо кивнув, Розалинда проследовала за Хэлом на прогулочную палубу; Цицерон бежал впереди, радостно облаивая каждого встречного.

Легкие облачка утреннего тумана совершенно рассеялись. День стоял солнечный и ясный, с едва заметным дуновением свежего весеннего бриза. Большинство пассажиров не спеша гуляли по палубе после обильного завтрака.

– Хочешь, я отведу тебя на капитанский мостик? – предложил Хэл. – Оттуда отлично видно реку.

Розалинда кивнула.

Просторная рубка, наполненная светом и воздухом, возвышалась над «Красоткой», как королевский трон. Белькур по-прежнему стоял за штурвалом и, обозревая горизонт, время от времени поворачивал колесо.

– А знаешь, Карстерс, Антуана Белькура знакомил с Миссури его отец, французский охотник. И сам Белькур исходил Миссури на каноэ, плоскодонках и пароходах, прежде чем научить меня всему тому, что я знаю о судовождении.

– Я рад, что вы присоединились к нам, Карстерс. – Белькур поклонился. – Река во многих отношениях все такая же, как в прежние времена, но она меняется едва ли не каждый день, по мере того как прибывают новые поселенцы. Взгляните вокруг и убедитесь сами.

Розалинда оглянулась, чтобы посмотреть, что творится за пределами рубки.

Цицерон, вбежав на мостик, остановился у бочки с водой и деловито принюхался. Понаблюдав короткое время за терьером, Розалинда переместила взгляд на реку, хорошо обозреваемую со всех сторон. Вибрация от гребного колеса и двигателей здесь практически не ощущалась; свежий ветерок, пахнувший ей в лицо, принес запах молодой пробуждающейся зелени. Из береговых зарослей вылетел стриж и над самой водой поймал какую-то мошку, после чего, кружа, вновь скрылся из виду.

Здесь царило спокойствие и умиротворение, напоминая Розалинде о любимом месте для рыбной ловли на Лонг-Айленде.

Впервые после смерти матери, оказавшись на борту корабля, Розалинда не ощутила болезненного стеснения в груди. Осторожно взглянув на рябь, смущающую водную гладь, она не испытала страха от того, что легкое волнение может обернуться громадами волн.

Несколько минут царила тишина. Откуда-то из-за «Красотки» вылетела голубая цапля и, устремившись вперед, исчезла за подтопленными дубами. Вдали курились дымом высокие трубы «Спартанца».

В этот момент на палубу вышел Донован; он огляделся по сторонам, но попытки подняться в рубку не сделал.

– Твоя семья, Линдсей, быстро разрастается, – заметил Белькур. – Сначала сестра с мужем, потом родители, теперь ученик. А вот моя спит в Канзас-Сити, вдали от тех мест, где я провожу свои дни. Тебя, должно быть, разрывают на части, а у меня избыток времени, чтобы размышлять о своем одиночестве.

Розалинда насторожилась. О чем это он?

– Не позволишь ли мне взять шефство над твоим учеником? Парень вроде наблюдательный, уравновешенный, и Маккензи мне поможет.

На мгновение у Розалинды остановилось сердце. Учиться у Белькура – что могло быть лучше! К тому же в отличие от Хэла он не будет смущать ее.

Линдсей задумчиво нахмурился, потом взглянул на Розалинду, его глаза светились озабоченностью.

– Тебя это устраивает, Карстерс?

– Конечно. – Розалинда уверенно улыбнулась, полагая, что с Белькуром и Маккензи будет в полной безопасности. Играя каждый день с мужчинами в покер, она научилась хорошо разбираться в людях.

– Ладно, Белькур, будь по-твоему.

– Значит, он может иногда выходить со мной на вахту? Хэл кивнул.

– Раз так, я оставляю вас одних.

– И, Линдсей…

– Да?

– Спроси Сэмпсона, нельзя ли Карстерсу обедать со мной и Маккензи за офицерским столом. Он должен учиться в нашей компании, а не среди пассажиров.

– Согласен.

Розалинда с трудом подавила вздох облегчения: находясь за одним столом с офицерами, она избежит контакта с капитаном и миссис Линдсей, которые знают ее по Нью-Йорку.

Хэл отправился на палубу, и Донован рассмеялся. Розалинда снова повернулась к реке.

– Ты когда-нибудь ловил рыбу, Карстерс? Охотился на уток, гусей? – поинтересовался Белькур, с легкостью вращая рулевое колесо.

– Да, сэр.

– Тогда расслабься и изучай реку, как изучал ее, когда удил рыбу, заводь, в зависимости от того, что рассчитывал поймать. Приглядывайся к птицам и насекомым – они подскажут тебе все о мелководье, быстрине и течении.

Розалинда склонила голову набок, раздумывая над сложностями, связанными с таким анализом реки. Пожалуй, это труднее, чем играть за столом в семикарточный стад с пьяными, когда не имеешь представления, что они выкинут в следующий момент, и любой их шаг может быть чреват опасностью.

– Да, сэр. И что потом?

– Пытайся предугадать мои движения за штурвалом «Красотки».

– А потом?

– Тебе потребуется несколько дней, чтобы научиться этому.

Брови у Розалинды взлетели вверх.

– Несколько дней?

– Ну да.

Дни? В таком случае она все еще будет в статусе ученика по возвращении в Канзас-Сити. Розалинда отошла к окну и начала выискивать места, где можно поймать кошачью рыбу или окуня, которые должны были водиться в этой мелкой реке. Черный окунь любит чистую спокойную воду, кошачья рыба – быструю.

– Видишь ту птицу на отмели по правому борту? – нарушил тишину глубокий голос Белькура.

Розалинда напрягла зрение. Для песочника было еще, пожалуй, рановато, но характерные семенящие шажки не вызывали сомнения.

– Песочник, сэр?

– Верно. Что говорит эта птица о реке?