— Конечно же. Это очень интересно.

Под «прогулкой» подразумевалось несколько кругов по палубе в довольно быстром темпе. Джорджи шла за пожилой четой, когда проход становился слишком узким и было трудно протиснуться между бочонком и рулоном каната, Гейблы резко остановились, и Джорджи едва с ними не столкнулась.

— Вы путешествуете с джентльменом? — спросила миссис Гейбл. В ее тоне слышалось явное неодобрение.

У Джорджи пересохло во рту. Она боялась поднять глаза, еще страшнее было стоять, уставившись в палубу. Наконец, она краешком глаза посмотрела на достойную пару.

У входа в коридор стоял Пирс. С безумным видом он озирался по сторонам. Его волосы были растрепаны и спутанными прядями падали на лоб, рубашка не заправлена в брюки, и что хуже всего, он был босой.

Джорджи с трудом удержалась, чтобы не броситься к нему, не прижать к груди его обезумевшую от горя голову, и сказать, что его Лак здесь, с ним, теперь уже навсегда. Но она знала, что это только еще больше ухудшит положение. И все-таки, она не могла позволить, чтобы Пирс подвергнулся насмешкам четы Гейблов.

— Мистер Пирс заболел. Должно быть, у него снова поднялась температура.

Она бросилась спасать Пирса.

Подбежав к нему, Джорджи схватила его за руку и потащила в тень, к сходному трапу.

— Что такое? Подожди! — Пирс вырвался, потом застонал и схватился руками за голову.

— Я думал, может вы захотите вернуться в каюту обуться, — ласково сказала Джорджи.

— Что, обуться? — глухо переспросил Пирс, глядя на ноги. — Ах, да, вижу. — Он поднял на Джорджи переполненные болью глаза и в течение нескольких секунд смотрел на нее. Затем он отвел взгляд куда-то в сторону.

— Лак, — пробормотал Пирс.

С замиранием Джорджи ждала, что же он скажет дальше.

Он не сказал ничего. Она медленно выдохнула:

— Да, что вы хотите о ней сказать?

Не глядя на Джорджи, Пирс только покачал головой и вздохнул:

— Ничего, — ссутулившись, он поплелся к своей каюте и закрыл за собой дверь.

У Пирса громко стучало в висках, как-будто кто-то громко бил в барабан. Голова раскалывалась. Но он был рад боли. Она отвлекала от горьких мыслей. Пирс медленно разделся. Его брюки и рубашка остались лежать на полу, а сам он снова улегся в постель. Теперь осталось только заснуть и все забыть, особенно безумную галлюцинацию прошлой ночи. Он повернулся лицом к стене и закрыл готовые лопнуть от боли глаза.

В мыслях вновь возник образ Лак. Она шла к Пирсу, ослепительно прекрасная, в пышном кружевном наряде с розами… Ее кокетливый взгляд, звук смеха, то напоминающий звон колокольчика, то низкий грудной, но всегда манящий. Совершенство… Да, она слишком совершенна, чтобы быть реальностью. Особенно для такого, как он.

Пирс открыл глаза. Разве это возможно? Неужели жена его отца преследовала его все время до самого Орегона? Может быть, это еще один дьявольский заговор, чтобы его уничтожить.

Мстительная ведьма была причиной всех его мучений. Почему он решил, что несколько тысяч миль остановят Симону Лэйндж?

После смерти отца, когда она нашла в бумагах мужа подтверждение о существовании Пирса, Симона Лэйндж, бывшая бездетной, не останавливалась ни перед чем, чтобы заклеймить Пирса и объявить его желтокожим ублюдком, где бы он ни находился, будь то школа, за которую Симона отказалась платить, или Новый Орлеан, куда вернулся Пирс, чтобы отыскать свою мать, которую заставили работать в борделе для богатых джентльменов.

Миссис Уилсон Чейч Лейндж, или как ее чаще называли Симона Моро Лейндж, дочь могущественного Чарльза Моро, объединила власть двух семейств и обрушила сокрушительный удар на голову беззащитного Пирса. Его мать почувствовала укус этой змеи задолго до того, как узнала о существовании Симоны Лэйндж.

Когда Пирсу было шесть лет, он только знал, что его отослали в школу для мальчиков, и он не сможет вернуться домой. Он ни о чем не подозревал, пока не вернулся через десять лет и узнал, что его слабохарактерного отца заставили бросить мать Пирса на растерзание этой ведьме.

Сначала его мать обратилась к другу отца, но после того, как Симона Лендж просветила его жену, бедной женщине ничего не оставалось, как стать одной из девиц в публичном доме мадам Ла Рю. И это его мать, красивая и утонченная, всегда элегантная Шини Кингстон.

У Пирса еще больше застучало в висках при мысли о жизни, которую навязали его матери. Как же эта жизнь ее изменила!

Когда Пирс вернулся в Новый Орлеан в надежде увидеть в ее глазах ласку и утешение, то не нашел в них ничего, кроме жалости.

Его мать была по-прежнему красивой, в ней чувствовалась все та же изысканность, но она полностью покорилась своей судьбе. Даже когда Пирсу удалось скопить небольшое состояние, и oн умолял мать поехать с ним в Калифорнию, она отказалась.

— Нет, — сказала она тоном, не допускающим возражений. Сидя за туалетным столиком, она неотрывно смотрела в зеркало с позолоченной рамой. Ее карие глаза с золотыми искорками неотрывно смотрели на отражение Пирса в зеркале, когда она румянила щеки, готовясь к вечерним развлечениям. — Обязательно найдется кто-нибудь, знавший меня прежде. Я больше не могу пройти через весь этот позор. Я не стану пытаться стать тем, кем я на самом деле не являюсь, и тебе это тоже не удастся. Эта женщина никогда не позволит тебе стать белым, потому что тогда ты будешь законным наследником…

Даже сейчас у Пирса все сжималось внутри при воспоминании о самой дикой выходке старой карги Лэйндж.

Он получил хорошие деньги за выгодно проданный хлопок и отправился в Сен-Луис, за сотни миль к северу от вездесущих щупальцев Симоны. Так, во всяком случае, ему казалось. Было прекрасное летнее утро. Пирс шел по тенистой аллее, ведущей к особняку Уингэйтов. Утренние лучи солнца падали на листья, и капли росы на них загорались и сверкали, как бриллианты.

Пирс постучал медным дверным кольцом. Он был преисполнен самых радужных надежд. Прошлым вечером юная Сэлли Уингэйт приняла предложение стать его женой. У Сэлли не было кокетливого очарования, отличавшего южных красавиц, которых Пирс часто встречал на великолепных речных пароходах, но она была прелестна своей юностью и невинностью. Сэлли просто обожала своего преуспевающего молодого бизнесмена. В тот день Пирс собирался поговорить с отцом девушки и заранее рассчитывал увидеть одобрение в глазах старого джентльмена.

Но его не пустили дальше крыльца. Благопристойный и важный дворецкий с напыщенным видом сообщил об отказе хозяина принять Пирса. С неприкрытой наглостью он сообщил о причине. Из достоверных источников стало известно, что мистер Кингстон не тот человек, за которого он себя выдает. Совсем не тот. Если он немедленно не удалится, то придется вызвать представителей закона.

Пирс навсегда запомнил этот урок. Как бы ни казалось это невероятным, но он начал думать, что интриги Симоны Лэйндж настигли его даже в орегонской глуши. Она нарочно подставила ему Лак. Но разве можно было так притворяться? Дорогая одежда, южный акцент? Неужели Лак так в него влюбилась, что забыла о коварном плане миссис Лэйндж и отдала ему самое драгоценное, свою невинность?

Конечно же нет. Он просто поддался отчаянию и стал слишком подозрительным. Но, если эта ведьма снова задумала какую-нибудь уловку, чтобы уничтожить его в очередной раз, то несомненно, Лак и придурковатый старина Луи помешали ее замыслам.

— Остановись, мой мальчик, — убеждал сам себя Пирс. — Если бы к этому делу приложила руку старуха Лэйндж, у тебя сейчас был бы гораздо более бледный вид.

Пирс фыркнул и закрыл глаза» Куда уж хуже? Прошлой ночью он грезил наяву. Это был не просто сон. Он чувствовал, что все происходит на самом деле. Это был явный признак того, что его терзают воспоминания о Лак. Он успокоится только тогда, когда найдет девушку. Но одному Богу известно, где она сейчас…

Нет, есть еще кое-кто, способный пролить свет на эту тайну. Джорджи. Может быть, он знает, куда делась Лак.

Несмотря на то, что «Золотая Герцогиня» была очень быстроходным судном, и в течение всего пути ветер был попутным, они уже находились в море более трех недель. Пирс чувствовал, что с каждым днем он все больше и больше удаляется от Лак. До Сан-Франциско было еще далеко.

Каждый день Пирс часами стоял на верхней палубе, погруженный в невеселые раздумья. Он всегда был в полном одиночестве и старался избегать общества других пассажиров. Если бы он только мог ускорить прибытие в Сан-Франциско!

Еще больше времени Пирс проводил в каюте. Он все чаще доставал соломенную шляпу, которую ему подарила Лак в праздник Четвертого Июня. Он с нежностью гладил шляпу и задумчиво смотрел на след, оставленный зонтиком Лак.

Пирс почти не общался с другими пассажирами. Но, судя по взглядам, которые на него бросались, Пирс понял, что является основным объектом для наблюдения.

Особенный интерес проявляла чета супругов Гейбл. Но тут у Пирса был богатый опыт. В течение многих лет вокруг его особы распускались самые невероятные и грязные сплетни.

С первого дня их путешествия Пирс заметил, что Джорджи старательно его избегает. Когда Пирс стал расспрашивать мальчика о том, куда могла уйти Лак, он, как всегда, поморщился, потом состроил непроницаемую физиономию и только покачал головой. А когда он спросил Джорджи были ли у Лак друзья в Орегоне, у которых она могла остановиться, то заметил, что у мальчишки беспокойно забегали глаза. Он сказал, что друзей у Лак не было, а потом забормотал что-то невнятное насчет того, что, может быть, Лак решила вернуться к своим братьям на Миссисипи. Пирс отказывался этому верить. Он никогда не вернется на Юг, даже ради Лак.

И все-таки, Пирс чувствовал, что мальчишка что-то скрывает, потому что с того рокового дня он говорил с Пирсом только в случае крайней необходимости. Весь день Джорджи проводил в компании супругов Гейбл и возвращался в каюту только поздно вечером, когда уже нужно было ложиться спать. Но Пирс решил, что до прибытия в Сан-Франциско он еще раз серьезно поговорит с мальчиком.