Каролина Дэй - Ребёнок от сводного врага

Какие бы у нас ни были отношения, я все равно люблю ее. Сильно. Она меня растила, содержала, выкарабкалась с самого дна наверх и взяла меня с собой. У меня оставалось множество вопросов к ней, но я не решилась задать их даже во время ухода из дома. Да и вряд ли она ответила бы на них.

— Нормально. Готовятся к свадьбе.

— Я в курсе, — говорю быстро, прежде чем Дан увидит в моих глазах боль.

— Прочитала новости? — ухмыляется он, показывая ямочку на щеке. Я раньше не замечала ее, но сейчас обращаю внимание. Даже сквозь защитную маску проскальзывает бунтарь-Дан, готовый бороться за свою свободу. За одним исключением.

— Ага. Рада за тебя.

— Звучит неискренне.

Снова ухмылка, но в этот раз какая-то саркастично-горькая. Или это иллюзия? Игра разума? Несбыточная фантазия? Не могу в точности сказать. Сложно. Не говоря о том, что рядом с ним стоять тяжело. Энергетически.

Может, стоит когда-то послушать голос разума?

— Знаешь, — начинаю, подбирая в мыслях правильные слова, и отхожу на шаг. Дышать становится намного легче. — Я собиралась спать, завтра с утра на анализы. Мне нужно еще…

— Как он?

Дан преодолевает этот самый шаг и едва касается живота в самом выпирающем месте. Даже сквозь теплую толстовку его прикосновение ощущается ожогом. Оно греет, заставляет дыхание замереть, но в то же время обжигает. Больно обжигает.

— Хорошо, — делаю еще один шаг назад, разрывая его соприкосновение с малышом.

— Я прочитал в интернете о синдроме Дауна, — продолжает Дан и подходит ко мне ближе. Снова. — И там… В общем, ты станешь прекрасной матерью. Я смогу поддержать вас материально и обеспечить должный уход. Нанять сиделок, не знаю… или…

— Дан, зачем ты это делаешь? — глубоко вдохнув, смотрю в упор на мужчину, которого когда-то любила. Кого я обманываю? До сих пор люблю.

— Что делаю?

— Приносишь боль.

— Не понимаю. Чем?

Ощущение, что мы вернулись на год назад, когда только познакомились, и не можем найти точки соприкосновения. Он действительно не понимает, что мне неприятно? Что мне больно? Что я до сих пор его люблю, а он сейчас уйдет к своей Марине и будет целовать ее? Ее, а не меня…

— Пожалуйста, не приходи без надобности, ладно? — мой голос звучит отчаянно, будто это последняя попытка удержать нас на расстоянии. На самом деле, если бы мне хватило смелости, я бы выставила его сразу, как только он появился на пороге. Но я не Алена, не хватит духу.

— Понятно.

Дан молча обходит меня и покидает комнату, молча обувается и уходит. Хлопок двери раздается в ушах, в голове, в груди. В горле встаёт комок, который моментально выходит наружу слезами из глаз и диким воем раненного животного. Когда это закончится? Когда я перестану думать о нем? Представлять его с другой? Когда мое трепетное и наивное сердце перестанет любить его?

Резко опускаюсь на пол рядом с кроватью, утонув в мягком постельном белье и пакетах. Плевать на одежду, на постель. Я хочу, чтобы эта боль наконец-то ушла, чтобы рана от предательства затянулась.

Я не хочу тебя любить, Дан…

Внезапно до меня доносятся громкие шаги, а через пару мгновений теплые объятья окутывают меня. Меня крепко-крепко прижимают, давая возможность почувствовать неповторимый мускусный аромат. Это он. Дан. Я узнаю его из тысячи. Примесь сигарет ощущается сразу. Слегка подташнивает, но я проглатываю это ощущение. Доктор говорила, что волнения вредны, что страдания и слезы — смертельны. Однако я ничего не могу поделать с эмоциями.

Должно стать легче, когда меня переполняет радость. Но это не так. Наравне с ним горечь оседает в желудке и заставляет оттолкнуть незваного гостя. Мне не полегчает, когда он рядом.

— Уйди… — пытаюсь оттолкнуть его.

— Нет!

— Я прошу тебя… я не мог…

Не успеваю договорить: мои губы оказываются в плену его губ. Сигаретно-сладких, полных, чувственных. Они питают меня, вдыхают вторую жизнь, возвращают к нормальному существованию.

Больше мы не разговариваем. Его губы накрывает мои, сминают, уводят в водоворот эмоций. Его руки оставляют на моем теле красноватые следы. Ласкают и распаляют. Прошло много времени с того злополучного вечера, а я до сих пор помню вкус сочных губ Дана.

Помню, какими настойчивыми и требовательными они могут быть. Они давно не принадлежат мне, ими владеет другая женщина, но сейчас, на несколько долгих минут позволяю себе забыть об этом. Ненадолго. Пока реальность окончательно не захватывает меня.

Я только-только учусь жить без него.

Я считала его чудовищем, думала, что он никогда ничего ко мне не чувствовал.

Я свыклась с мыслью, что останусь одна.

Но Дан сметает все размышления в один момент, оставляя один открытый вопрос: что будет с нами? Через пять минут? Через час? Через день? Месяц? Год? Он вернется к своей Марине? Останется со мной и бросит вызов родителям?

Внезапно Дан отрывается от меня, смотрит чистыми малахитовыми глазами, поглаживает большим пальцем мою щеку. Я этого не выдержу…

— Я так скучал, — произносит мягким шепотом.

Не надо… Пожалуйста…

— Больше не говори так.

— Почему?

— Потому что потом мне будет больно отпустить тебя.

— Прости, но я…

Его голос звучит всё глуше, как будто я погружаюсь с головой в воду. Чувствую слабость, даже сидя на полу в объятьях Дана. Перед глазами все кружится, бархатный голос отходит на второй план. Тьма поглощает меня, забирает в свой плен, и я молюсь только об одном:

Не трогайте моего мальчика…

— Я почти не переживала, Виктория Андреевна. Не паникуйте.

— Не паникуйте? — вскрикивает врач, глядя то на меня, то на сидящего рядом Дана. — Вы приехали после обморока, у вас матка в тонусе! Мы едва прервали угрозу выкидыша, а вы просите не паниковать?

Ощущение, что женщина отчитывает меня, как мама, которая застала ребенка за проступком. На самом деле Виктория Андреевна права. Если бы не моя слабость, я бы переживала гораздо больше, чем сейчас. Пока мы ехали до клиники, я молилась, чтобы с моим малышом все было в порядке, когда мы приехали и нам поставили диагноз, молилась, чтобы маленькое сердечко продолжало биться. Я сделаю все, чтобы побороться за его жизнь. За нашу жизнь.

— Эльза, вы понимаете, что в вашем положении с патологией плода вам категорически противопоказаны волнения?

— Понимаю.

— Если вы будете дальше нервничать, то можете не родить ребенка вообще! Он не доживет до родов!

— Я знаю…

Однако врач все равно глядит на меня, как на нерадивого ребенка. До этого момента она казалась приветливой и дружелюбной, теперь напоминает воспитательницу в детском саду, которая отчитывает детей за неподобающее поведение. Наверное, я заслужила. Слишком много думала о ненужных вещах. И одна из них сейчас сидит рядом с моей кроватью. Не слишком близко, чтобы я могла глядеть на него часами, но и не слишком далеко, чтобы слышать, что говорит Виктория Андреевна.

— Вам пропишут лекарства, витамины. Через неделю посмотрим динамику. Даниил Григорьевич, последите за своей невестой, пока она не родила на двадцатой пятой неделе!

— Она не моя невеста, — холодно заявляет Дан, заставляя меня повернуться к нему.

К руке все еще тянется трубка от капельницы, поэтому за стойкой его не очень хорошо видно, но я кожей чувствую, как палата наполняется холодом его голоса и сталью его глаз, готовых разрушить всех, кто посмотрит в них. Виктория Андреевна просила не волноваться лишний раз, но у меня не выходит. Одно воспоминание о поцелуе в моей спальне заставляет сердце трепетать, а осознание, что за ним не последует ничего, заставляет желудок сжимается до крохотных размеров.

— Вы проследите за ней, иначе будете искать другого врача. Вам очень повезло, Эльза, вас вовремя привезли к нам. Как капельница закончится, нажмите кнопку, Анечка поменяет.

Врач выходит из палаты, оставив нас наедине. Лучше бы она этого не делала. Лучше бы посидела с нами, разрядила обстановку своим присутствием и не оставляла бы меня вдвоем с паразитом, готовым высосать из меня саму жизнь. И нет, я имею в виду не самого Дана, а ситуацию, в которой мы оказались.

— Не думал, что спустя год отдам долг, — произносит Дан, горько усмехаясь. Не вижу — чувствую. Опять.

— Меня не нужно навещать.

— Виктория Андреевна считает иначе.

— Дан, я справлюсь сама, — говорю с нажимом, глядя в его сторону. — Мне не нужна твоя помощь, я справлюсь сама.

— Не хочешь меня видеть?

Это самый глупый вопрос, который я могла представить. Учитывая нашу ситуацию, его слова, которыми он плюнул в меня и отрекся. Он сказал, что наша связь — ошибочна, он кинул в меня новость о предстоящей свадьбе. Он растоптал мою душу и сердце. Нежелание видеть — логично, только…

Сердце вновь трепетно стучит в груди во время его вопроса. Оно ждет ответа. А я…

— Зачем ты поцеловал меня?

— Потому что захотел.

С этими словами он поднимается со своего места и садится на край кровати. Слишком близко. Слишком противоестественно, учитывая положение вещей. Его неповторимый аромат снова и снова проникает в легкие. Его взгляд сканирует меня. Притягивает. Мне едва удается взять себя в руки.

— Твои «хотелки» сильно влияют на мое состояние. Пожалуйста, оставь нас.

— Не могу.

— Значит, смоги! — выкрикиваю что есть мочи.

— Тебе нельзя волноваться.

— Правда? — взметаю брови вверх и смотрю, не отрываясь прямо в моментально посеревшие глаза Дана. — Почему ты не подумал об этом, когда расстался со мной? Или когда целовался со своей невестой возле клиники? Или сегодня? Почему ты убиваешь меня?