В ресторане довольно темно. На пленке видно ничего не будет. Но я все равно прошу Дениса накинуть на нашего героя «петлю». Пусть хоть будет слышно.  Ждем довольно долго. Слушаем, как хозяин застолья травит байки про свои встречи с разными людьми. Все почтительно кивают.  Что из этого можно будет взять? Да ничего! Тут сплошной жаргон.

Наконец, приносят еду и напитки. Я уже ни о чем не жалею. Жаль только Георгия, которого обнесли борщом.

Клёнов произносит тост: «За тех, кого сейчас нет с нами за этим столом.» Мы все на минуту встаем. Один Денис, как истинный военный оператор, уже  и так стоит за штативом и нервно глотает слюну.  Кто его знает, может, что-то из всего этого и выйдет?

Приносят борщ. Режиссер уже не грустит, а оператор выключил камеру. Мы уже пропустили по третьей. Мне легко играть саму себя –  меня все равно потом вырежут. Клёнов, пожалуй, тоже привык играть самого себя: он все время на людях. Хочешь – не хочешь, а наденешь маску.

Трапеза заканчивается. Эх, сейчас бы к водичке!

– Едем снимать на озеро, – командует практически трезвый тамада.

Солнце уже за лесом.


Объезжаем город, сворачиваем в какую-то деревню, трясемся по разбитой дороге.

– И часто вы ездите в командировки? – спрашивает меня второй помощник, которого до этого всю дорогу молчал.

Говорю, что первый раз за десять лет. На самом деле, в последний раз я была в командировке двенадцать лет назад, но последние десять лет у меня как-то смешались в памяти, поэтому ничего удивительного, что я путаю. Говорю, что в институте, где я работаю, сейчас каникулы, и что в кино я попала совершенно случайно. Зачем-то добавляю, что дети у меня уже выросли, а с мужем мы развелись.

Помощник вежливо улыбается – не то от моих откровений, не то от тряски. Золотистый внедорожник не спеша переваливается с кочки на кочку. Серебристая «Леана», скорее всего, уже завязла в Старогородских буераках.

Подъезжаем  к «блокпосту» –  самодельному шлагбаум, ржавый вагончик.  Минуты через две из КПП выходит дикошарый мужичок и здоровается с Клёновым по имени-отчеству. Тот опускает стекло и уважительно приветствует его по имени. Шлагбаум поднимается. Мужик придирчиво заглядывает в салон: «И кого еще принесло?»

Заворачиваем налево и едем берегом лесного озера. Уже сумерки. Очень тихо. Слышно, как шуршат камыши и покрикивают ночные птицы. В двух машинах, кроме меня, еще шестеро не совсем трезвых мужчин.


Все, дорога кончилась. Вылезаем возле какого-то навеса. Помощники быстро раскладывают колбасу и куриные ножки, достают водку и вино. Пока не открыли напитки, предлагаю Клёнову поговорить о его военной карьере. Денис уже настраивает камеру – в самый раз вспоминать о подвигах.

Герой встает спиной к водной глади и рассказывает, как они с другом Быком отправились на войну:

– Мы с ним списки подменили. Пробрались ночью в особый отдел и положили свои личные дела в папку «Грозный». А то мне уже надоело целлюлозу есть.  Как только напишу рапорт о переводе в действующую часть, так командир рвет его  и водичку мне подносит: на, мол, запей! Я так 26 рапортов съел.


Бравые ребята оказались в Чечне в 96-м. Им было до дембеля всего полгода. Служили они в Москве, в элитном полку.

Клёнов в подробностях описывает свой последний бой – как он сел на броню БМП и отправился в разведрейд. Из его рассказа я не понимаю и половину. Зачем его понесло на войну? Что такое «эргэдэшка»?

– Ой, смотрите, выдра! – кричит помощник Миша, но Клёнову сейчас не до фауны. Он  весь там, на войне. Он стреляет из автомата, бросает гранаты, бежит, падает на землю, потом снова бежит, отрывается от своих, спасает командира, его представляют к званию «Герой России», а на следующий день снова поднимают по тревоге…

– …а я на БМП на броне.  А тут – раз: мина! Меня сносит. Хоп!

Друзья бросились ему на помощь – пытались вставить на место глаза, выползающие из орбит, разжали зубы ножом и вытащили язык, чтобы сержант Клёнов не задохнулся от контузии.  Когда перестрелка закончилась, он не подавал признаков жизни. Нижняя часть лица Клёнова  выражает триумф:

– Двое суток в трупах, трое суток в коме.  49 осколков вынули.

Да его и спасли-то случайно: когда в Ростове «груз-200» выгружали из рефрижератора,   старички-санитары  нащупали через фольгу и полиэтилен, что пальцы ног у мертвого сержанта еще не окоченели.

Водка уже разлита, осталось открыть вино. Воскресший сержант Клёнов продавливает пробку  указательным пальцем левой руки:

– Когда лежал в бинтах, то думал: вот-вот, сейчас снимут, и все увижу.

У него задет зрительный нерв.

– Ну ладно, давайте выпьем!

Мы опрокидываем по первой. У нашего героя отличное настроение.

– А вот когда из Читы возвращались, то с милицией подрались…

Он не стал получать инвалидность, а попросился снова в армию. Его направили в Читу на курсы младших лейтенантов. Добрался туда сам, без провожатых. На последнем экзамене стрельбы сдал на «отлично». Потом была Академия имени Фрунзе, факультет менеджмента в гражданском вузе и Академия госслужбы при Президенте.

Если бы осколок не лишил его зрения, то он, точно, попал бы в какую-нибудь нехорошую компанию.

– Тут к нам на мероприятие приезжал лидер Задольских Качок. Он молодец, много ветеранам помогает. Вот бы нашему губернатору так!

Сколько их таких – молодых ветеранов? Кто на каталке, кто без руки. Кто поет, а кто просто просит денег. Кавалер ордена Мужества предлагает выпить.

Я поднимаю тост за боевых друзей нашего героя. Говорю, что после встречи с ними мое мнение о военных изменилось на противоположное.

– Ну да, чем больше в армии дубов, тем крепче оборона, – шутит майор.

Спрашиваю, можно ли его поцеловать как настоящего героя? Я ведь уже не совсем трезва. Герой вежливо отклоняет предложение.

Второй помощник разливает себе и патрону остатки вина. Я умоляюще закрываю стаканчик рукой: все, больше не влезает. Еще немножко, и я полезу целоваться  к герою, несмотря на разницу в возрасте и убеждениях. Мне уже без разницы,  театр это или кино.

Клёнов между тем повествует, как возит на это озеро девушек купаться:

– Они вон туда, на островочек вылезают.  Хорошо тут, правда?

Эти заповедные места – его частная собственность.


Уже совсем темно. Пора возвращаться в город. Шофер Дамир собирает в полиэтиленовый мешок остатки пикника.

– Все, по машинам! – командует Клёнов.

 Садясь на свое привычное место, он на полную громкость врубает магнитолу и с чувством подпевает разбитной певичке: «Ох, Леха, Леха, Леха! Мне без тебя так плохо!»

Подъезжаем к новому микрорайону – кирпичные десятиэтажки. Поднимаемся в квартиру – трехкомнатная, с большим холлом. Сразу бросается в глаза, что хозяину некогда заниматься интерьером.  Ему бы поскорее в кровать – отдыхать после напряженного съемочного дня. Дамир показывает мне мою комнату, в которой нет люстры, но разложен широкий диван. На той подушке, что с краю, вполне поместится бритая голова. Благодарю адьютанта его превосходительства и в задумчивости и иду на кухню. Тут уже вовсю идет военный совет – мужчины обсуждают, куда и когда выдвинутся завтра.   Помощники желают тем, кто остается, спокойной ночи и бесшумно удаляются.

Достаю из холодильника баккарди и колу, ставлю чайник. Героя явно не тянет спать. Джентльмены делают коктейли и говорят о политике. Мне больше нравится чай и  экономика. Я уже знаю, что А.В. подарил области 800 га земли для строительства технопарка,теперь там большой автомобильный завод – гордость области. Подозреваю, что если бы бывший эсквайр вовремя не проявил щедрость, его бы аккуратно скинули с балкона.

Впрочем, А.В. слишком осторожен, чтобы выходить на балкон с подозрительными людьми.

– Пойдемте, покурим? – предлагает он.

На кухне форточка не открывается.

Георгий извиняется и идет спать. Через полминуты до меня доносится  его богатырский храп. Мне становится очень жалко его жену. Денис тормозит и усталым взглядом смотрит на дно стакана. А.В. идет на балкон, и я плетусь за ним, прихватив аперитивы.

В тишине Старогородской ночи я осознаю, что сегодня мне больше не стоит ни пить, ни курить. А.В., напротив, не прочь развлекаться и дальше. Он снова что-то говорит – про про откаты, заносы, распилы  и прочие тонкости экономической политики. Глядя на яркие звезды, я вставляю что-то наукообразное о геополитических интересах транснациональных корпораций. Я же, на минуточку, кандидат соц.наук!

У моего собеседника нет ни кандидатской корочки, ни партийной. Странно, что с его привычкой называть вещи своими именами он до сих пор числится советником губернатора по экономике. Его искренне возмущает, что никто не хочет выполнять договоренности, но при этом все хотят денег.

А мне уже все по барабану. Я тоже хочу немножко заработать и совсем не хочу писать патриотический сценарий. Я же на Лени Рифеншталь – делать героев из реальных пацанов. Мне искренне хочется сказать А.В., что он требует от людей слишком многого. Но вместо этого я желаю ему спокойной ночи и иду чистить зубы.


Дверь в мою комнату не закрывается, и ее удается закрепить лишь с помощью футболки. Сквозь щель еще часа полтора слышу неторопливый мужской разговор. Вдали шумит дорога, сквозь открытое окно попахивает дымком. Пытаюсь уснуть, но из этого ничего не выходит. В голове перезвон, на сердце тяжесть. Хорошо бы промочить горло, но не хочется беспокоить мужчин. Наконец, Денис уходит в комнату к Георгию и довольно громко матерится, очевидно, по поводу храпа.  В холле гаснет свет. Пора бы и мне расслабиться.

Но не тут-то было! Дверь в мою комнату медленно открывается, футболка падает на пол. А.В. наклоняется, поднимает ее и аккуратно кладет мне на лицо. Потом он водит по дивану рукой, нащупывая мою руку. Он сует мне в ладонь холодную пластиковую бутылку, дыша прямо в ухо:

– Я вам, Ольга Викторовна, водички принес.