– А что насчет нашего с вами реалити-шоу? – интересуется А.В.

Говорю, что полностью разочаровалась в этой идее. Кастинг дал нулевой результат.

– А может, надо другим способом? – не сдается герой. – Например, дать объявление через газету.

– Лучше уж через Интернет, – зачем-то проявляю я знание современных технологий.

– Ну хорошо, через Интернет, – соглашается он. – Написать, что нужна сопровождающая для лица с ограниченными возможностями. И чтобы у нее уже была Шенгенская виза.

Уточняю, зачем сопровождающей Шенген?

– Я собираюсь в Европу, – делится планами бизнесмен, – но еще точно не принял решение, куда именно. Может, в Прагу, может  в Париж, а может в Барселону.

Это мои любимые города! Я уже была там, а он еще нет.

Выражаю сомнение, что на такое заманчивое объявление откликнутся порядочные девушки:

– А вы не боитесь, что вас просто оставят без денег?

Лицо А.В. выражает противоречивые  чувства. Его кредитки всегда в надежных руках.

Я развиваю наступление:

– Я могу порекомендовать только тех девушек, которых лично знаю не один год. А проводить интервью с соискательницами по объявлению в Интернете – это увольте.

Особенно без аванса, добавляю я про себя.

Мы молчим. Чай и кофе выпиты.

А.В. встает со стула и начинает делать зарядку. У него, очевидно,  затекла спина от сидячей работы. Мне пора уходить, но я все еще медлю. Хочется и засмеяться, и заплакать одновременно. Поэтому я пою про себя:

Mon mec à moi, il me parle d’aventures

Et quand elles brillent dans ses yeux,

  j’ pourrais y passer la nuit. ..3


Французская поп-дива, которая исполняет  этот шлягер уже лет двадцать, моя ровесница.  На рекламе известного косметического магазина она олицетворяет собой вечную молодость. Но я не верю в рекламу. Я ее преподаю.

Mon mec вновь садится на стул и поворачивает  ко мне голову:

– А что ваша дочь? Она языки знает?

– Знает, – неохотно признаюсь я. – Английский и турецкий.

– А она за границей была?

– Была, – вздыхаю. – Турция, Швеция, Испания, Штаты.

Каждая ее поездка обошлась мне от 500 до 1000 у.е. Кто бы мне оплатил хотя бы один-единственный вояж?

– Ну вот, видите, как замечательно! – вновь оживляется А.В. – Пусть она и едет.

Я вспоминаю последний разговор, яйцеварку, выломанный кран.  Нет уж! Пусть уж персонажем в этом рассказе буду только я.

– Знаете, – говорю я задумчиво, –  что-то я как мать опасаюсь, что она вернется из этой поездки точно такая же, как уехала. Вы понимаете, о чем я, А.В.?

Конечно, он все понимает и даже готов дать мне гарантии. Но разве мне от этого легче?

В дверь стучат. Входит симпатичная девушка-секретарь и предлагает убрать чашки. Может, если бы он ее видел, то у меня не было бы ни единого шанса на рассказ.

– Принесите нам еще! – распоряжается А.В.

Она уносит грязную посуду и закрывает дверь.

– А хотите, я вам свой стишок прочитаю про Париж? – спрашиваю я, чтобы скрасить ожидание.

Он не против.

Я читаю.

Это стихотворение я написала в тот год, когда родилась Юля. Тогда я была абсолютно уверена, что в моей жизни уже все кончилось – поездки, романы, приключения. Сейчас я так совсем не думаю.

Мы снова пьем, только теперь я  кофе, а он чай. Я хрумкаю маленькими сушками, он спрашивает, какие тут конфеты. Говорить больше решительно не о чем, да и сушки съедены.  Поэтому я начинаю думать.

Французские духи и французская косметика меня совершенно не интересуют. Меня гораздо больше занимают дискуссии французских структуралистов и пост-структуралистов о месте автора в литературе. Одни говорят, что автор давно умер, разбившись на цитаты. Другие – что автор мог и не иметь в виду всех тех значений,  которые читатели приписывают тем или иным деталям его текста. Одни задаются вопросом: «Что же хотел сказать автор?» Другие в центр литературного процесса ставят читателя, который волен  интерпретировать произведение, как ему будет угодно. То есть в меру своей испорченности.

– Какие у вас планы? – вдруг интересуется А.В.

Говорю, что собираюсь купить пылесос.

– А вы обедали? – спрашивает он.

Неужели герой начал превращаться в режиссера?

– Тогда пойдемте, – командует майор в штатском. – Эй, боец!

За дверью новый Саша играет с мобильником.

– Да, товарищ майор! – вскакивает он по стойке смирно.

– Собирайся, пойдем в «Гараж». Вы знаете, где тут «Гараж»? – обращается он уже ко мне.

Я честно говорю, что не знаю.

Мой бывший муж работает водителем.  От него часто пахнет бензином и маслом. У нас в однокомнатной квартире три года лежал комплект сначала зимних шин, а потом летних. За двадцать лет жизни бок о бок он ни разу не сводил меня даже в «Макдональдс».  На работу он берет с собой кастрюлю с супом.

Боец выводит своего командира из здания через тройные двери.

– Эх ты, лапоть! – отчитывает его А.В. – Даме надо дверь открывать.


Мы сворачиваем в переулок и доходим до ресторана. В полутемном зале стоят кресла, как в элитных авто.

    Il parle d’amour

               comme il parle des voitures.

                                         Et moi je  suis où il veut

                                         Tellement je crois tout ce qu’il m’ dit.4

– продолжаю петь я про себя.

Мы рассаживаемся с А.В. друг напротив друга. Я читаю ему меню, пропускаю фирменные названия, но обращаю его внимание на состав блюда и его массу. Заказываем по солянке для разбега. Потом видно будет. По крайней мере, мне.

– Извините, – говорю, – я покину вас на несколько минут.

– Ну, если только на несколько, – довольно улыбается А.В.


В туалете на стене большое зеркало. Я вглядываюсь в него. Стильная стрижка, никакой седины, брови аккуратно выщипаны, губы подкрашены. Блейзер и брюки под тон сумке. Ну и что с того, что А.В. не видит всей этой красоты? Главное, что мне самой очень нравится и грим, и реквизит. Автору было бы очень неприятно, если бы рядом с моим героем находилось нечесаное существо.

Когда-то, пытаясь избавиться от хандры и немного заработать, я переводила американские дамские романы для какого-то полуподпольного издательства. В начале 90-х они казались мне, безработной краснодипломнице МГУ, каким-то образчиком пошлости и дурного вкуса. Зато сейчас, спустя двадцать лет, до меня вдруг доходит их незатейливый оптимизм. Теперь я точно знаю, что хотели сказать авторы: "Шикарная женщина – это не соотношение веса и роста, это соотношение интеллекта, вкуса и уверенности в себе"; "Любая женщина становится шикарной, когда с ней мужчина, который умеет зажечь ее глаза и украсить ее жизнь"… За переводы платили по сто долларов – примерно столько, сколько стоит  наш сегодняшний обед с А.В. Американский незатейливый оптимизм оказался бесценен.


Официантка приносит первое, и я прошу ее принести салфетку для молодого человека:

– Это чтобы вы случайно на  колени не капнули.

Сама я то и дело умудряюсь что-нибудь запачкать. В меню разнообразные блюда из морепродуктов.

Спрашиваю:

– Вы любите роллы?

Любите ли вы театр, так, как люблю его я?

Не помню, чьи это слова. Может, кого-то из классиков, а может, это несравненная Джулия Лэмберт в исполнении несравненной Вии Артмане. Помню, как плакала в детстве, смотря этот фильм: ну почему героиня остается одна? Ответ был очевиден: потому, что ей уже сорок шесть, она  уже старая актриса.

Мы выбираем роллы: ему – «Калифорнию», мне – «Аляску». Я фантазию про себя, как мы сидим на La Rambla в Барселоне и едим паэлью. Там тоже рис и морепродукты.

А.В. есть роллы руками, а я выпендриваюсь  сама перед собой – беру их палочками.  Mon mec по-дружески просит положить ему горчицу в соус.  А еще он, не дрогнув, ест маринованный имбирь, который, как говорят, очень полезен для мужчин. Потом мы пьем чай «Ройбуш», и я уже знаю, что ему нужно две ложки сахара.

Интересно, на кого мы похожи со стороны? Впрочем, какая разница? Боец за соседним столиком играет в телефон, а других посетителей в этот час в ресторане нет.

Обед окончен, нам пора возвращаться к жизни.

– Куда мы идем?  – интересуется А.В.

Вряд ли он сегодня настроен на дела. Предлагаю идти к метро.

Идем к «Полянке». По приказу бойца товарищ майор делает шаг на тротуар и с него. Он  в элегантном серо-голубом пуловере, синих джинсах и темно-синих ботинках. На запястье посверкивает браслет.

– На кого я похож?

Говорю, что на менеджера среднего бизнеса.

Не признаваться же ему, что он похож на мужчину моей мечты!

Подходим к метро. А.В. спрашивает, где здесь храм. Мы с бойцом поворачиваем его лицом к крестам, и на его лице снова сияет радостная улыбка.

– А хорошая погода! – замечаю я как бы между прочим. – С утра дождь лил, как из ведра. А сейчас и погулять можно.

– А где? – подхватывает А.В. мой мячик.

Я лихорадочно перечисляю в уме зеленые места, где нет порожков.

– На Болотной площади можно погулять, потом пройтись до Третьяковки, – неуверенно предлагаю я.

– Едем в Лефортовский парк, – принимает решение А.В.

– И бойца можно отпустить, – подсказываю я вполголоса.

Вместе с бойцом Сашей мы сводим его по ступеням в метро, потом помогаем зайти на эскалатор. Саша ведет, а я страхую сзади. В подземке много народа, все спешат по своим делам. Кто-то  подозрительно косится на высокого мощного человека в темных очках, который  мешается у выхода. Героя толкают.

На переходе  объявляют:

– Уважаемые пассажиры! Помогайте людям, которые испытывают трудности при пользовании эскалатором!

По-моему, мой герой совершенно не испытывает никаких неудобств. Это я испытываю трудности с развитием сюжета – ведь я теперь уже не совсем его автор.

– А знаете, я по этой ветке каждый день езжу, – зачем-то сообщаю я своим спутникам.– У нас тут учебный корпус.