– Судью на мыло! – скандировали болельщики, когда выносили очередную жертву жаркой ледовой борьбы.

– На мыло! – с воодушевлением кричала вместе с ними Лариса, соскакивая с места.

Возвращалась домой она вечером, но было еще довольно светло, и ей пришлось пробираться к подъезду огородами. На детской площадке перед домом на качелях размахивал длинными ногами Стрелкин. Его темпераментные раскачивания говорили о нервном настроении. Поднимать с ним вопрос о своем разводе Лариса не хотела, а обсуждать их запутанные отношения тем более. Безусловно, Роман ей нравился. Она после одной бурно проведенной с ним ночи даже как-то позвонила ему и предложила взять ее в жены. Тот растерялся, сказал, что должен переговорить с мамой. Лариса не увидела в этом ничего хорошего и не услышала того, что хотела бы услышать. Кстати, сразу после того телефонного звонка ей и подвернулся Степанцов со своим бракосочетанием. Так что вскоре после этого созревший до женитьбы Роман сам оказался виновным в Ларисином скоропалительном замужестве. И нечего теперь сидеть на детских качелях и болтать ногами.

– Дяденька, слезь по-хорошему! – кричал ребятенок, нацеливаясь на Романа игрушечным пистолетом.

– Сейчас, сейчас, мальчик, – отмахнулся от него «дяденька» и получил в лоб струю воды с перцем.

Нельзя недооценивать современные игрушки. Лариса тихо засмеялась и, пока ее жених утирал лицо и ругался, потому что перец с водой попал в глаза, быстренько забежала в подъезд.

Но если встречи с Романом ей удалось достаточно удачно избежать, то от его мамы ей было не уйти. Она стояла у двери в Ларисину квартиру, заслоняя ее могучим телом.

– Ну и как? – поинтересовалась она вместо мирного соседского «Добрый вечер», устраивая руки на обширных боках.

– Отлично, – порадовала ее Лариса, думая, что приветственные нежности в связи с накаленной обстановкой можно пропустить.

– У кого – отлично?

– У всех. – Лариса решила протиснуться бочком, но наткнулась на решительное противодействие.

– Значит, отлично и у моего сына? И вы женитесь? Мальчик не спит ночами!

– Какие ночи? Он только вчера узнал, что я это… немного замужем.

– Ты развелась?!

– Это длительный процесс, мой муж вполне может оказаться инвалидом, лечь в больницу, взять отсрочку от суда…

– Отсрочки берут от долгов, от армии, к примеру, – заявила мадам Стрелкина. – Сознавайся, ты его любишь?!

– Ну, как я могу сразу ответить на такой вопрос? Я видела его мельком, сначала издали. Но он сразу мне понравился, что-то внутри так сжалось, екнуло…

– Я про своего мальчика.

– А! Романа? Конечно. А как же! Тоже что-то вдруг екнуло…

– Если не разведешься, не так еще екнет, уж поверь. – Ирина Викторовна освободила проход. – Если обидишь моего мальчика! – И ее грозный кулак описал несколько криволинейных фигур в воздухе над Ларисиной головой.

«Мама милая, такая у меня будет свекровь», —подумала Лариса. В качестве соседки она была гораздо лучше. Если и дальше так пойдет, то в следующий раз она станет выбирать не жениха, а свекровь. Сначала поглядит на всех его родственников и только потом подпустит к себе жениха. А еще лучше, если он окажется сиротой. Казанской. Лариса не помнила, откуда она знает, что именно в этом городе полным-полно сирот.

Войдя в коридор, она услышала телефонный звонок. Ее мама, которая жила на соседней улице, решила поинтересоваться судьбою дочери и ее романом. Но сначала она спросила, не потеряла ли Лариса ее любимый роман. Она обрадовалась, когда узнала, что ни того, ни другого дочь пока еще не потеряла.

Глава 2

Мир в семье – не пуд соли съесть

В семье Степанцовых в этот погожий летний день было неспокойно. Сам хозяин, Василий Иванович, хозяйка, Наталья Владимировна, и их младшая дочь Светлана были сильно озабочены предстоящим визитом законных представителей управления социальной защиты населения. Они решили обязательно защититься от произвола коммунальных чиновников, поднявших платежи до немыслимых для рядового российского пенсионера высот. Но эти законные представители сами были в определенной степени чиновниками, оттого подготовка шла полным ходом. Дело нельзя было пустить на самотек – представители знали, что пенсионеры Степанцовы изредка приторговывают на бывшем колхозном рынке овощами и фруктами со своего дачного участка, и ставили им это в вину. Конечно, торговать морковкой пенсионерам никто не запрещал. Но выплачивать субсидию на оплату коммунальных услуг социальные работники категорически отказывались, ссылаясь на многочисленные бумажки.

Так как наше гуманное государство все предусмотрело, то и здесь для семьи Степанцовых была оставлена небольшая надежда – социальные работники должны были вынести решение о назначении субсидии, применяя тактику индивидуального подхода. А он-то, этот самый подход, как раз и заключался в том, чтобы нагрянуть к жильцу и описать все его имущество. Может, индивидуальный подход заключался в другом, но Степанцовы этого не знали. И, поджидая комиссию, готовились по полной программе.

Конечно, Светлана была лишней на этом мероприятии. Она так давно достигла совершеннолетия, что уже забыла об этом. Светлана жила отдельно от родителей и появлялась у них исключительно в тот день, когда приносили пенсию, урожай или подарки от старшего сына Василия. Но в этот раз отец стукнул кулаком по столу и приказал ей под страхом того, что больше не даст ни рубля из своей пенсии, присутствовать и являть собой моральную поддержку.

Светлана являла не только моральную поддержку, но и физическую. Зайдя в комнату родителей, она сразу же схватилась за телевизор.

– Не тронь объект культурного досуга! – кричал Василий Иванович, быстренько натягивая на себя латаные-перелатаные портки, отложенные на антресоли до худших времен.

– Это предмет роскоши! – возражала неблагодарная дочь и волокла телевизор на лестничную площадку, где ее уже поджидал «гражданский» муж Николай. Тот сгреб аппарат могучими руками в охапку и вместе с ним скрылся в лифте. Внизу его ждал припаркованный вплотную к подъезду автомобиль популярной у тугуевцев марки «Москвич».

Следом за телевизором в лифт попал и холодильник «Саратов», изъеденный молью ковер, стиральная машина «Малютка» и пылесос «Бош» неизвестного производства. Василию Ивановичу пылесос было не жалко. Тот, как настоящий гурман, всасывал в себя лишь то, что хотел. Чаще это были не пыль и мелкий сор, а разбросанные по комнате носки Василия Ивановича.

– Береги носки! – посоветовал он зятю и кинулся к антресолям за рубашкой.

– Ой, что деется, ой, что деется, – причитала Наталья Владимировна, запихивая в пакет свои выходные костюмы, самому новому из которых недавно стукнуло десять лет. – Возьми, дочь, носи сама!

Но дочь ее не слышала, она пыталась в ванной комнате отвернуть новенький блестящий смеситель, купленный сыном после того, как старый приказал долго жить. Действовать пришлось маникюрной пилочкой, отворачивая болтики и шурупы. Руки скользили, роняли пилочку, но Светлана не сдавалась. Ей предстояло еще снять унитаз – его тоже приобрел Василий-младший совсем недавно. Можно было заняться финской ванной, но здесь придется повозиться, а времени оставалось в обрез. К тому же финны продали эту ванну два десятка лет назад, и большой ценности она уже не представляла.

На лестничной клетке раздался оглушительный вопль и послышался гулкий удар. Светлана бросила смеситель и выбежала взглянуть, что произошло. Николай стоял молча, держа в одной руке пылесос «Бош», а в другой – ржавое металлическое ведро, доверху наполненное картофельными очистками. За то же ведро держалась соседка, которая оглушительно вопила, что это ее помойное ведро, а негодник пытается его спереть.

– Верни емкость! – приказал зятю Василий Иванович, прибежавший на шум.

– Ба! Батюшки-светы! Соседушка! Да что тут у вас случилось? Ты никак милостыню собрался просить?

– Ага, – серьезно кивнул Василий Иванович, – ее. Субсидией называется. Все, концерт окончен. Родственники, – тут он выразительно посмотрел на Николая, – могут быть свободны!

– А я что? – Тот недоуменно пожал плечами, возвращая ведро. – Я ничего. Оно стояло рядом с пылесосом.

– На минуту выставила, – запричитала соседка, возвращаясь к себе в квартиру, – на одну минуту! И сразу сперли!

Степанцовы вернулись в комнату. Пустые стены с белесыми облезлыми обоями в мелкий цветочек, сиротливое, без занавесок, окно, потертый пол…

– Паркет! – закричала Светлана и бросилась отдирать досочки. – Это роскошь!

– Старье это, а не роскошь, – вздохнула Наталья Владимировна, – не тронь.

– Кстати, о старье, – вспомнил Василий Иванович, обращаясь к жене, – давай-ка, любезная, изобразим из меня инвалида.

– Один момент, – отозвалась Наталья Владимировна и скрылась в коридоре. Вернулась с лопатой, привезенной с дачи, чтобы ту не унесли из тамошнего сарайчика. – Подставляй ногу!

– Ты что, ополоумела? Как же я хромой передвигаться буду?

– Вприпрыжку, – давясь от смеха, посоветовала дочь.

– Зато натурально будет, – не поняла юмора жена.

После бурного обсуждения, что же такое отбить у хозяина, чтобы он предстал перед социальными работниками инвалидом, сошлись на глазах. Бить их не стали, но на один повязали черный платочек. В латаных штанах и линялой рубахе, с повязкой на глазу и боевым выражением лица Василий Иванович стал похож на морского пирата, чудом выброшенного на землю. В отличие от него Наталья Владимировна отделалась лишь поношенным халатиком. Светлана выпендриваться не стала. Она всем своим видом давала понять, что оказалась в этой сумасшедшей семейке совершенно случайно.

В дверь позвонили.

– Пришли, рассаживайтесь по местам! – скомандовал Василий Иванович, указывая на три не случайно оставленных посреди комнаты стула. Жена и дочь сели. Он пошел открывать дверь.