Алина Кускова - Развод с незнакомцем

– А откуда вы взяли, что – да?

– Вот, – тот показал бумажку, – вызов гробовщика оформлен на ваш адрес.

– Да видал я вас в гробу! В белых тапочках!

– Тапочки отдельно по прейскуранту. И нечего нервничать. Передумал помирать, так бы и сказал. А то кричит, суетится.

– Что еще она придумает?! Что?!

Как ответ на его вопрос в комнату зашел поп, размахивая кадилом. В другой его руке был молитвенник.

– Преставился раб божий… – говорил он нараспев. – Кстати, – его мощный бас заполнил маленькое пространство, – как раба новопреставленного зовут?

– А он не хочет преставляться! – наябедничал тут же гробовщик.

– Что значит не хочет? – запел поп. – У меня еще двое новопреставленных и одно венчание на сегодняшний день. Мне дожидаться некогда. Исповедоваться будешь, раб божий?!

– Еще чего, – возмутился Степанцов, – они меня заранее в покойники записали, а я им исповедуйся и умри!

Пришлось оплачивать вызов одного и другого сполна. Степанцов рвал и метал от ярости! Сейчас он пойдет к Ларисе и убьет ее! Не, он ее тихо и медленно задушит. Получить удовольствие от представляемого процесса удушения супруги он не успел. В дверь, которую на этот раз он не забыл закрыть, снова позвонили. Степанцов не собирался открывать. Но, подумав, что это может быть сама Лариса, явившаяся для того, чтобы позлорадствовать над ним, решил открыть. Сейчас она войдет, и он ее придушит! И его наверняка оправдают! Или в худшем случае посадят в психдиспансер. А оттуда он уже знает как сбежать.

Но на пороге стояла не Лариса. Все было гораздо хуже! За дверью возвышалась огромная ваза с цветами. Это были не банальные розочки. Цветы благоухали экзотическими ароматами налево и направо. Рядом с вазой стоял человек в форменной фуражке и кителе.

– Для мамзели Ларисы от Али Абабуа, – произнес он и исчез.

– Для мадам, между прочим! – закричал ему вслед Степанцов и захлопнул дверь.

Вот какое свинство! И все в один день. На нервной почве у него задергался один глаз. Нервный тик, вздохнул Степанцов и пошел за бинтом. Но в аптечке того не оказалось. Ему пришлось перевязать глаз попавшей под руку черной банданой. Если сейчас приедет санэпидемнадзор, которому накапали, что у него эпидемия сенной лихорадки, то он должен выглядеть здоровым.

Вместо санэпидемнадзора пришла Настя. Они с Ларисой решили, что вечерком та забежит, проверить, все ли у того в порядке. А вернее, насколько у него все не в порядке. И как он себя чувствует перед днем рождения.

Степанцов прислушивался к шагам на лестничной площадке, готовясь отразить еще одно внезапное нападение проверяющих органов. Вдруг он услышал на лестничной клетке какой-то писк и визг. Черт, подумал он, забыл убрать эту вазу с цветами. Тем лучше, подарю ее санэпидемнадзору!

Пищала Настя, наткнувшись на необыкновенно красивые цветы. Это увидел Степанцов, когда открыл дверь.

– Ага! Пришла на место сражений! Для того чтобы засвидетельствовать мою полную капитуляцию?! – бушевал Степанцов.

– Ой, цветочки какие. – Настя и забыла, зачем пришла. – А что это у вас с глазиком? А цветочки-то откуда?

– От верблюда! От этого самого, что на верблюдах ездит!

– От принца?! – У Насти остановилось дыхание.

– Да, от него, – буркнул Степанцов, поправляя повязку.

– А для кого? – замерла в ожидании ответа девушка.

– Для тебя! – выпалил Степанцов, ехидно ухмыляясь и хлопая перед ее носом дверью.

– Для меня… Надо же, для меня!

Настя отволокла огромную вазу к себе домой. Взгромоздила ее на стол, но тот не выдержал и покосился. И она поставила вазу на пол у своей кровати. Только здесь, поправляя цветы, она заметила красочную визитку. На одной стороне был указан точный адрес Степанцова, а на другой… На другой ее ждало признание в любви. Безусловно, она не знала арабский язык, на котором было написано признание. Но она интуитивно догадалась, что это именно оно.

– Лариса! Он признался мне в любви! – кричала она в телефонную трубку.

– Я так и знала, что он легкомысленный тип, этот Степанцов!

– Нет, Лариса, не Степанцов! Мне признался в любви принц Али! Он прислал мне роскошные цветы в вазе!

– Откуда он узнал твой адрес? – трезво рассудила подруга.

– Он прислал их на квартиру Степанцова, я пришла, а они уже там.

– А он, Степанцов, был там?

– Был. Одноглазый и злой, как тысяча чертей.

– Одноглазый, странно. – Лариса не обратила должного внимания на сообщение о цветах. – И его папа тоже встретил меня одноглазым. Это что-то значит!

В это самое время Василий Иванович сидел с супругой за накрытым салатами столом и рассуждал о бренности бытия.

– Не пришли! Ну и пусть сами мирятся!

– Мы же хотели по-хорошему, – вздыхала рядом Наталья Владимировна.

Неожиданно в дверь позвонили. Радостный Василий Иванович пошел открывать, а супруга побежала на кухню подогревать курицу.

– Вот передали Ваське подарок, – показал он сверток жене.

– Не открывай, нехорошо.

Но Василий Иванович не стал слушать ее и открыл. Сначала обертку, потом шкатулку. Зеленая пыль осела на его задумчивом лице.

Ночью, проснувшись от бередящих душу снов, Наталья Владимировна увидела рядом с собой светящуюся зеленью физиономию мужа и закричала. Утром она пошла в магазин за бытовой химией.

Подаренные цветы не довели Настену до добра. Если бы она поставила вазу в кухне, то это бы, возможно, сказалось только на потере аппетита. А если бы она пристроила их на балконе, то разнервничались бы соседи, потому что пострадала бы их кошка, и без того мучающаяся от аллергии на пыльцу. В комнату родителей, естественно, Настя цветы не понесла. Зачем? Это ее подарок. Поэтому единственным местом, где ей было приятно на них любоваться, оставалась ее постель. Аромат экзотических цветов вскружил Настене за ночь голову. Утром она твердой рукой отключила будильник, сознательно звавший ее на работу, и продолжила сладкий сон.

К обеду она проснулась. Как раз в это время ее родители собирались на рынок, чтобы прикупить овощей к столу. Они очень удивились, увидев дочь не на работе. Но решили, что та немного приболела. Такое с ней случалось обычно раз в месяц, и ее отсутствие на работе и присутствие дома терпели все. Настя была в этот период слишком озабоченной.

– Купите мне папайю! – приказала она Тимофею Спиридоновичу и Алевтине Семеновне.

– Дочка, это что такое? – поинтересовались те.

– Фрукт такой, – подняла глаза к небу Настя. – О, плебеи! Элементарного не знают!

И она, напевая какой-то арабский мотивчик, подошла к цветам и с головой окунулась в самую гущу разнообразных запахов.

Родители остановились и не на шутку переполошились. Ясное дело, когда у женщин эти дела, они бывают достаточно строптивыми, но чтобы плебеями обзываться и папайи требовать – это что-то новенькое.

– Ну-ка, милая, – подошел к дочери Тимофей Спиридонович, – дыхни!

– Сейчас, держи тунику шире. Дыхну я, царица Клеопатра, ему, плебею. Ха! Иди мне стакан апельсинового сока жми!

Тимофей Спиридонович растерялся. Что делать, когда родная дочь тебя раз за разом плебеем обзывает?

– Ща! Выжму, – засучила рукава Алевтина Семеновна, – ты чего это себе позволяешь?! Я хоть и не родная тебе мать, но за отца твоего родного постоять всегда смогу!

Настя запахнула старый махровый халатик на пышном теле, плюхнулась в кресло и, качая пушистой розовой тапкой, поеденной молью, стала нести такое, что родители схватились за голову:

– Это все иноземные цветы! – ругалась Алевтина Семеновна. – Довели девку до сумасшествия! Куда теперь звонить? Кого вызывать? Дело-то тонкое. Восток, одним словом.

– «Скорую» вызывай! – посоветовал Тимофей Спиридонович.

– Ты что?! Тоже ополоумел? Весь город назавтра будет о нас судачить, как о сумасшедших! Частного врача нужно вызывать! Частного! Давай газету с программой на следующую неделю. Там реклама одного такого есть.

Когда Настене надоело размахивать тапкой, она скрылась в ванной. Родители бросились к телефону и вызвали врача.

Тот прибыл довольно быстро. Пока ему объясняли, что к чему, Настена вылезла из ванной.

– Главное, – успел шепнуть родственникам врач, – не волноваться! И ее не волновать.

– Ты чей будешь, плебей? – поинтересовалась Настена, заметив царственным взором врача.

– Из местных, позвольте представиться, Юлий Соломонович Цезарев, профессор.

– Клеопатра, царица Нила, – ответила ему Настена и бухнулась в кресло.

Родители замерли у двери. Доктор сел рядом с Настей на диван и поинтересовался, что за последнее время произошло, что оказало такую мощную негативную реакцию на слабый женский организм.

– Так это, – высказался Тимофей Спиридонович, – цветы она вчера приперла заморские. От них вся дурь и пошла.

– Так, так, главное – не волноваться. – Профессор взялся перебирать книги на журнальном столике.

– «Парадоксы и чудеса», как интересно, «Тупики неведомого», очень хорошо, «Потусторонняя жизнь», просто отлично, «Привидения и упыри в нашей жизни». М-да. Картина ясна. Литература, цветы… Девушки такие эфирные создания.

– Чего лопочешь, плебей?! – грозно спросило эфирное создание.

– Не согласны ли вы, мамзель Клеопатра, на сеанс легкого гипноза? – Он щелкнул костяшками пальцев и забормотал: – Расслабьтесь, расслабьтесь…

И пошло, пошло… Настасья закрыла глаза, опустила руки, развела коленки… И вдруг увидела себя на пиру во дворце! Сидит она во главе стола, который яствами накрыт. Вино рекой льется. Мужики вокруг бегают, щебечут, а она им взглядом одним отвечает! Все дрожат! Трепещут! А рядом с ней этот хмырь сидит. Только моложе и в золотом отделанной одежде. Цезарем представляется! А она ему радуется, как простая смертная, и щебечет, щебечет!