— Проклятье!

Ева беспокойно заметалась на кровати, встревоженная его грубым ругательством. Один посмотрел на нее, проверяя не проснулась ли она. Но она лишь перевернулась на бок, сбрасывая одело с плеч. Даже со своего места, он видел, что ее лоб был покрыт каплями пота. Это могло значить только одно.

Схватив со стола чашку с заранее приготовленным лекарством, он присел рядом с Евой и уже привычными движениями притянул ее к себе. Он уже несколько раз давал ей настой, действуя под руководством Лиры. Теперь же, ему придется справиться самостоятельно.

Ева нахмурилась и протестующе замотала головой, но Один, прижав ее к себе твердой рукой, заставил опустошить чашку. Он облегченно выдохнул, когда она закончила. В этот момент, он даже не осознавал, каким напряженным был.

Поставив чашку на пол, он посмотрел на Еву в своих руках. Ее рубашка вновь оказалась насквозь вымокшей, и он вспомнил слова Лиры о том, что ни в коем случае нельзя позволять ей находиться в мокрой одежде.

Откинув одеяло в конец кровати, он схватил подол рубашки и потянул вверх, оставляя Еву полностью обнаженной. Он уже собирался опустить ее обратно на подушку, но она сильно вцепилась в ткань его рубашки, и похоже не собиралась освобождать его.

Понимая, что она может совершенно замерзнуть, если и дальше будет лежать без всякого одеяния, он наклонился, увлекая ее на кровать вместе с собой. Прижав Еву, он натянул одеяло поверх себя, таким образом укрывая и ее тоже. Она так крепко прильнула к нему, что жар ее тела невольно передался и ему тоже. Опустив руку, он провел кончиками пальцев по ее спине, обводя каждый шрам на нежной коже. А затем, он и сам не успел заметить, как его рука скользнула между их телами, прижимаясь прямо к ее животу.

Неужели это действительно происходит с ним? Неужели здесь и правда зародился ребенок? Его ребенок.

У него было много женщин, но он точно знал, что ни одну из них не оставил с ребенком в животе. И только та, которую он поклялся ненавидеть, получила от него, то, что свяжет их навечно. И не только узами ненависти, но и чем-то более глубоким и древним.

Не сдержавшись, он осторожно перевернул Еву на спину, и вновь откинул одеяло. Застонав, она отвернулась от него, но так и не проснулась. Уставившись на ее живот, он попытался представить, сможет ли принять этого ребенка, или все же совершил огромную ошибку, позволив не принимать лекарство.

Ева застонала и оттолкнула его руки от себя. Поежившись от холода, она повернулась спиной к нему, по-прежнему не просыпаясь. Недовольный тем, что она посмела отдалиться от него, Один притянул ее обратно. Ее спина так плотно прижалась к его животу, что он скрипнул зубами, и похвалил себя за то, что не стал полностью раздеваться. Даже он не был на столько черствым и жестоким, чтобы воспользоваться Евой, пока она болеет.

Продолжая прижимать ее, он закрыл глаза и призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не сорваться. Спокойное дыхание Евы действовало на него умиротворяюще, и прислушиваясь к нему, он и сам погрузился в сон. На этот раз без всяких сновидений.


На следующее утро, Ева проснулась в полном одиночестве. Воспоминая о вчерашней ночи нахлынули на нее, едва она открыла глаза. Не в силах подняться с кровати, она продолжала лежать, с ужасом пытаясь осознать все то, на что согласилась вчера. И вместе с этим она не могла поверить в то, что слова о ребенке были абсолютной правдой. У нее не было возможности поговорить с Лирой наедине, но, чтобы понять, что она говорит правду, этого и не требовалось. Даже не смотря на свое состояние, она все поняла по ее глазам.

Стараясь не делать резких движений, она приподнялась на локте, а затем полностью выпрямилась. Голова все еще кружилась, но к счастью, не так сильно, как прошлым днем.

Пошатываясь, она спустила ноги с кровати и уже собиралась встать, когда в комнату зашел Один. Закрыв за собой дверь, он направился к Еве, остановившись только когда его ноги соприкоснулись с ее коленями. Сжав руками край кровати, она посмотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Даже не думай куда-либо выходить из комнаты без моего разрешения. — твердость в голосе Одина не оставляла ни каких сомнений в том, что в случае неповиновения последствия ей не понравятся. — Пока ты носишь ребенка, каждый твой шаг будет лишь с моего позволения. Теперь, твое тело целиком и полностью принадлежит мне. Во всех смыслах этого слова.

— Вы и правда хотите забрать его у меня? — Ева глотнула, чувствуя, что голова идет кругом.

— Слушай меня, и очень внимательно. Этот ребенок, никогда не будет твоим. Даже несмотря на то, что именно ты носишь его. Он никогда не узнает, что его мать была дочерью убийцы. — он навис над ней, практически прижимаясь своим лицом к ее, — Я скажу ему, что ты умерла.

Ева умоляла себя не плакать. Она знала, что так и будет. А может уже просто привыкла к тому, что ему нравится причинять ей боль.

— Ты будешь его любить? — прошептала она, не сводя с Одина взгляда. Это единственное, о чем она мечтала. Только об этом. Ее ребенок не должен узнать столько боли, сколько испытывает она сама. Он должен быть самым счастливым на этой земле.

Отшатнувшись от нее, Один отошел в сторону, избегая ее взгляда. Он не знал, зачем сказал на столько жестокие слова, но ничего изменить уже не мог.

— Прошу тебя, просто люби его. — Ева поняла, что он не собирается отвечать на вопрос и уже начала подниматься со своего места, но Один грубо осадил ее.

— На место.

Ева прикусила губу, но все же выполнила его приказ. На другое, сил у нее просто не осталось. Она все еще чувствовала последствия прошлой ночи, а еще до безумия хотела есть. Но как она могла думать о подобном, когда судьба ее ребенка зависела от нее? Сможет ли она заставить Одина полюбить его, если он так сильно ненавидит ее саму?

В дверь постучались, а затем в комнату вошла одна из служанок. В руках она несла поднос с тарелками. Следуя указаниям Одина, она поставила свою ношу на стол и почтительно поклонившись, вышла из комнаты.

— Приступай, — Один прислонился к оконному выступу, наблюдая за тем, как Ева послушно поднимается с кровати.

Она еще даже не приблизилась к столику, как почувствовала неладное. Всего лишь взгляда на еду в тарелке, хватило, чтобы она поняла, что и сегодня не сможет взять в рот ни кусочка.

Она попятилась назад, качая головой. Нет, она точно не хотела повторения вчерашнего дня.

— Нет, я не буду.

Один нахмурился. Он посмотрел на тарелку, а затем обратно на Еву. Она что собралась капризничать и отказываться от еды? Разве она еще не поняла, что с ним бесполезно играть в такие игры?

— Хочешь, я помогу тебе?

Поморщившись от его тона, Ева покачала головой. Как ей достучатся до него? Неужели он не понимает, что ее просто воротит от запаха и вида еды?

— Мне плохо, — прошептала она, чувствуя, как от тошноты сводит скулы. А может это от голода? Но как она могла быть голодной и при этом испытывать такие ощущения?

— Скажи, ты пытаешься заставить меня пожалеть тебя? — насмешливо произнес Один, — Ты три дня лежала здесь, практически не приходя в сознание. И теперь, когда пришла в себя, утверждаешь, что тебя вновь тошнит?

— Нет, не может быть, — Ева не могла поверить в его слова. Опустившись на кровать, она прижала руку к горлу. Сколько бы дней не прошло, но именно сейчас она даже смотреть не могла на еду. — Я не могу это есть. Пожалуйста.

Хмыкнув, Один взял тарелку со стола и направился к кровати, намереваясь вывести Еву на чистую воду. Черт побери, он сам ухаживал за ней, и точно знал, что лихорадка прошла. Если думает, что сможет одурачить его, то глубоко ошибается.

Дверь в комнату распахнулась как раз в тот момент, когда он уже практически приблизился к кровати.

— Что вы делаете? — спросила Лира, приближаясь к ним. Она видела побледневшее лицо Евы, и только посмотрев на Одина, поняла в чем дело. Схватив его за руку, она забрала у него тарелку. — Она толком не ела уже несколько дней подряд, и вы хотите заставить ее съесть это? — она указала на еду в своих руках.

— Кто разрешил тебе войти сюда? — рявкнул Один, сложив руки на груди.

— Прошу тебя, не заставляйте меня есть это, — прошептала Ева, умоляющее глядя на него.

— Что происходит? Ты же сказала, что после твоего лекарства ей станет лучше? — терпение было на исходе, и его чертовски раздражало то, что он совершенно ничего не понимал.

— Еву тошнит, потому что она беременна, — терпеливо проговорила Лира, убирая тарелку обратно на стол. Она понимала, что мужчина, который привык воевать, вряд ли будет вникать в женские дела, и именно поэтому он не понимал, что происходит с Евой.

Один нахмурился и посмотрел на бледную, словно простыня, Еву. Может ли это быть правдой? Судя по ее виду, так оно и было.

— Проклятье, тогда разберись с ней, и немедленно. И пусть она поест, пока не упала здесь замертво.

Один выскочил из комнаты, даже не захлопнув за собой дверь. Ему необходимо убраться отсюда, и как можно скорее. В ином случае, он просто не сможет и дальше контролировать свои поступки.

В эти дни, его чувства метались от дикой заботы до ужасной ненависти. К одному из этих чувств он привык, но вот другое все сильнее раздражало его. Все было против него. Он не должен был испытывать подобные чувства. Не должен был, если хотел сохранить память о Клэр, и о том, для чего вообще был здесь. Месть, вот его цель. Лишь месть. И пока он будет помнить об этом, все будет так как прежде. Ничто не должно отвлекать его. Ни Ева, ни этот нежданный ребенок.

Он еще не родился, но уже сейчас преследовал Одина даже во сне, подобно своей матери. Каждую ночь, засыпая, он уже знал, что вновь увидит мальчишку. И так и было. Он не мог отдохнуть, мучимый этими странными снам. И они всегда заканчивались одинаково. Ева всегда умирала. Это еще больше мучало его, забирая последние оставшиеся капли терпения.