После этого предстояло решить, каким образом ей приличествует увеличить состояние молодых. Выяснилось, что Эдвард теперь является ее единственным сыном, но вовсе не старшим. Тысячу фунтов годового дохода получил Роберт. Но теперь мать нисколько не возражала против принятия Эдвардом сана ради двухсот пятидесяти фунтов годового дохода. Со своей стороны она ограничилась суммой в десять тысяч фунтов, какую дала и за Фанни, ничего не обещая впоследствии.

Однако это было совсем неплохо и далеко превосходило самые радужные надежды Эдварда и Элинор. Судя по неловким извинениям миссис Феррарс, только она одна была удивлена, что не выделила сыну больше.

Теперь они получили достаточный доход для обеспечения всех потребностей, Эдвард принял приход, и оставалось лишь дождаться завершения отделки дома, который полковник, страстно желая угодить Элинор, затеял перестроить весьма основательно. Будущая счастливая новобрачная некоторое время терпеливо ожидала завершения строительных работ, постоянно испытывая разочарования из-за медлительности рабочих, которым совершенно явно некуда было спешить, но вскоре забыла о своем решении предстать перед алтарем, лишь когда ее новое жилье будет готово, и в начале осени в бартонской церкви состоялось бракосочетание.

Первый месяц семейной жизни молодожены провели в доме своего нового друга, откуда было весьма удобно следить за ходом работ и обустраивать свое будущее совместное жилище по своему вкусу – выбирать обои, разбивать цветник, планировать подъезд. Предсказания миссис Дженнингс, хотя и претерпели изменения, в основном сбылись.

В конце сентября она действительно гостила у Эдварда и его супруги в Делафорде, с умилением наблюдая за этой счастливейшей на свете парой. Им уже ничего не оставалось желать, кроме женитьбы полковника Брэндона на Марианне и более удобного пастбища для своих коров.

На новоселье собрались почти все родственники и друзья. Даже миссис Феррарс прибыла, чтобы лицезреть картину семейного счастья, на которое она в минуту слабости, каковой почти стыдилась, дала свое согласие. Мистер и миссис Джон Дэшвуд тоже не остановились перед расходами на путешествие из Суссекса, чтобы оказать должную честь родственникам.

– Не стану уверять тебя, милая сестра, что я разочарован, – объявил Элинор сэр Джон, когда они утром шли мимо ворот господского дома в Делафорде, – ибо это было бы жестоко по отношению к тебе. Сейчас ты вполне можешь себя причислить к счастливейшим женщинам в мире. Но, признаюсь, мне доставило бы значительно большую радость назвать братом полковника Брэндона. Посмотри! Его земли, имение, дом – они в превосходном состоянии. А леса? Во всем Дорсетшире мне не приходилось видеть таких отличных бревен, какие сейчас хранятся в делафордском сарае. Конечно, в Марианне нет качеств, способных привлечь полковника, все же я тебе советую почаще приглашать ее сюда. Полковник Брэндон обычно подолгу живет в поместье, так что кто знает… Когда люди много времени проводят вместе, больше никого вокруг не видя… К тому же ты наверняка сумеешь, если захочешь, представить ее в глазах полковника в самом выгодном свете. Ты просто обязана дать ей шанс улучшить свою жизнь! Надеюсь, ты меня понимаешь.

Миссис Феррарс погостила в Делафорде некоторое время, неизменно обходясь с притворной ласковостью с сыном и его супругой, однако они никогда не были оскорблены ее искренней привязанностью. Она досталась в награду безумству Роберта и льстивой хитрости Люси, причем произошло это довольно скоро. Коварная ловкость последней сначала обрекла Роберта на немилость, а потом она же вернула ему расположение матери. Почтительнейшее смирение, заискивающее внимание и беззастенчивая лесть при каждом удобном случае в конце концов примирили миссис Феррарс с выбором Роберта.

Поведение Люси явилось наглядным примером того, как упорные и неустанные заботы о собственной выгоде способны справиться даже с непреодолимыми препятствиями и в конце концов привести к вожделенной цели – благам богатства. А цена тому – лишь потеря времени и совести, то есть весьма невелика. Когда Роберт нанес тайный визит Люси, у него, как правильно догадался Эдвард, была лишь одна цель – убедить ее расторгнуть помолвку. Конечно, для этого требовалось преодолеть сердечную привязанность, но Роберт полагал, что одной-двух встреч будет достаточно, чтобы уладить дело. В этом была его ошибка. Люси незамедлительно дала ему понять, что его красноречие ее, скорее всего, убедит. Но время шло, а до убеждения дело все никак не доходило. Каждый раз для победы не хватало одного визита, одного разговора… При прощании у нее постоянно возникали новые сомнения, рассеять которые могли еще полчаса беседы. Поэтому свидания продолжались, а остальное последовало само собой. Вскоре как-то незаметно в разговорах все реже стал упоминаться Эдвард, а все чаще Роберт. А уж о себе ему всегда было что сказать. Люси слушала его с жадным интересом, и очень скоро оба убедились, что Роберт прочно занял место Эдварда в ее сердце. Роберт был страшно горд собой, своей победой, тем, что ему удалось провести Эдварда. Еще более ему нравилась мысль, что он женится тайно, без материнского согласия. Дальнейшее хорошо известно. Молодожены провели в Долише несколько незабываемых месяцев: там у Люси имелось множество родственников и знакомых, от которых теперь можно было отвернуться, что она не замедлила сделать, а Роберт тоже с удовольствием предался любимому занятию – рисованию коттеджей. Затем они вернулись в Лондон и добились прощения миссис Феррарс, для этого прибегнув к старому как мир способу, подсказанному Люси, – просто попросили его. Как и следовало ожидать, первым был прощен Роберт. Люси же никакого долга по отношению к матери своего мужа не нарушила, строго говоря, вообще ничем не была ей обязана, поэтому она пребывала непрощенной еще месяца два. Но Люси проявила столько смиренности, так горько упрекала себя за проступок Роберта и так униженно благодарила за суровость, с которой миссис Феррарс ее отвергла, что со временем добилась признания своего существования. После этого она моментально преисполнилась признательностью и восхищением, а дальше – дело техники. Ей оставалось лишь быстренько вознестись по ступеням на вершину милостей. Очень скоро Люси стала не менее дорога миссис Феррарс, чем Роберт и Фанни. И не имел значения тот факт, что Эдвард так и не был окончательно прощен за давнее преступное намерение связать с ней свою судьбу, а Элинор, хотя и была значительно выше ее по рождению, упоминалась только как прискорбный мезальянс, – Люси была открыто признана любимой дочерью и пользовалась всеми вытекающими из этого правами. Молодые обосновались в столице, получили от миссис Феррарс щедрое содержание и установили превосходные отношения с мистером и миссис Джон Дэшвуд. Конечно, Фанни и Люси отчаянно завидовали друг другу и в душе копили взаимную неприязнь, но их мужья уж точно были непричастны. Да и у Роберта и Люси не обошлось без домашних неурядиц, но в целом между новыми родственниками царили мир и полная гармония.

За какой ужасный проступок Эдварда лишили прав старшего сына, стало совсем непонятно. А уж тем более непонятно для окружающих было то, чем все эти права заслужил Роберт. Однако жизнь шла своим чередом, Роберт явно не сожалел о величине своего дохода и не чувствовал себя виноватым, что его брату уделено слишком мало, а ему самому – необоснованно много. Эдвард, если судить по тому, как охотно он исполнял свои обязанности, как любил жену и свой дом, как был неизменно бодр и весел, был вполне доволен своей судьбой и не желал никаких перемен.

Выйдя замуж, Элинор стала реже видеться с матерью и сестрами, однако они всегда расставались ненадолго. Миссис Дэшвуд с младшими дочерьми проводила у старшей дочери значительную часть года. Часто приезжая в Делафорд, миссис Дэшвуд руководствовалась не только желанием не расставаться с Элинор, но и дипломатическими соображениями. Она ничуть не меньше Джона желала свести Марианну с полковником Брэндоном, хотя и не имела столь корыстных целей. Она всей душой стремилась устроить счастье Марианны. Ей, безусловно, было дорого общество средней дочери, однако она мечтала пожертвовать его радостями ради счастья своего бесценного друга. Эдвард и Элинор тоже хотели бы увидеть Марианну женой полковника. Они знали о силе его страданий и никогда не забывали, как многим ему обязаны. Марианна должна была стать его наградой за все добрые дела.

Она знала о глубине его чувств, не сомневалась в верности и благородстве и не смогла устоять.

Марианне Дэшвуд выпал редкий жребий. Ей было суждено убедиться в ложности своих непоколебимых убеждений и собственным поведением их опровергнуть. Ей пришлось подавить в душе горячее чувство, вспыхнувшее в семнадцать лет, и добровольно отдать свою руку другому, питая к нему лишь глубокое уважение и дружеские чувства. И кому? Человеку, который, как и она сама, долго и мучительно страдал от первой несчастной любви, тому, кто всего лишь два года назад казался ей слишком старым для брака, поскольку без колебаний пользовался для защиты от холода фланелевыми жилетами.

Но так уж сложилась жизнь. Вместо того чтобы зачахнуть от страсти, как она раньше и собиралась поступить, или навеки остаться с матерью и находить радости в уединении и серьезных занятиях, как она намеревалась позднее, в возрасте девятнадцати лет она все-таки уступила второй привязанности и вошла в новый дом женой и хозяйкой.

Полковник Брэндон наконец обрел счастье, которое, по мнению всех своих друзей, вполне заслужил. В Марианне он нашел утешение от былых горестей, в ее обществе он обрел былую веселость и бодрость. В то же время окружающие не могли не признать, что, осчастливив мужа, Марианна нашла в этом браке собственное счастье. Она не умела ничего делать наполовину, поэтому довольно скоро отдала мужу свое сердце так же полно и безоговорочно, как некогда Уиллоби.

Последнего известие о замужестве Марианны ранило больнее всех. А вскоре на него обрушилась новая кара. Миссис Смит великодушно пожелала его простить, указав в качестве причины своей снисходительности брак с достойной девушкой. Между делом она заметила, что если бы он поступил с Марианной в соответствии с правилами чести, то мог бы получить и счастье, и богатство. Не приходилось сомневаться, что Уиллоби искренне раскаялся в своем дурном поведении, в результате которого понес жестокое наказание. Он еще долго вспоминал о Марианне с сожалением, а о полковнике – с завистью. Однако он не остался навеки безутешным, не бежал от общества и не умер от разбитого сердца. Весьма скоро он успокоился и продолжил жить в свое удовольствие. Его жена нередко пребывала в отличном расположении духа, и даже дома ему случалось проводить время не без приятности. Лошади, собаки, охота и прочие сугубо мужские развлечения служили ему неплохой заменой семейного блаженства.