– А вы не знаете, что за человек эта самая мисс Грей? Может быть, она мила и приятна в общении?

– Признаюсь, я не слышала о ней ничего дурного. Я вообще о ней раньше почти ничего не слышала. Только сегодня утром мне сказала миссис Тейлор, дескать, ей недавно намекнула мисс Грей, что мистер и миссис Эллисон не огорчатся, если выдадут ее замуж, потому что она и миссис Эллисон никогда не находили общего языка.

– А кто такие эти Эллисоны?

– Ее опекуны, дорогая. Но теперь она совершеннолетняя и может выбирать… Выбрала, ничего не скажешь. Что же теперь будет? – Миссис Дженнингс горестно вздохнула, сделала небольшую паузу и заговорила снова: – Ваша бедная сестрица, наверное, отправилась к себе поплакать в одиночестве? Неужели ее ничем нельзя утешить? Несчастная девочка, мне кажется, так жестоко оставлять ее сейчас одну! Ну ничего, скоро к нам придут друзья, они поднимут ей настроение. Во что бы нам поиграть? Вист, насколько я знаю, она терпеть не может. Может быть, стоит попробовать что-нибудь другое?

– Право же, мадам, я вам чрезвычайно признательна за доброту, но вы напрасно утруждаете себя. Думаю, Марианна сегодня больше не выйдет из своей комнаты. Я попробую уговорить ее, если сумею, конечно, пораньше лечь. Ей необходимо отдохнуть.

– Да, думаю, так будет лучше. Пусть она только скажет, что ей подать на ужин, а потом ложится. Господи! Неудивительно, что она последнее время выглядела такой унылой и задумчивой. Небось предчувствовала, к чему дело идет. А сегодняшнее письмо положило конец всем ее мечтам! Бедняжечка! Если бы я могла предположить нечто подобное, ни за что бы не стала подшучивать над ней. Но вы же понимаете, как я могла догадаться? Я-то была уверена, что это просто любовная записочка, а молодежь любит, когда их поддразнивают по таким поводам. Боже мой, представляю, как расстроится сэр Джон и мои дочери. Если бы я не растерялась, то непременно бы заехала на Кондуит-стрит по пути домой, чтобы предупредить их. Ну ничего, я увижусь с ними завтра.

– Думаю, нет необходимости предупреждать миссис Палмер и сэра Джона, чтобы они не упоминали имя мистера Уиллоби в присутствии моей сестры и даже ненароком не намекали на прошлое. Они же отлично понимают, насколько жестоко было бы показать ей, что им все известно. Да и мне будет легче, если со мной будут говорить на эту неприятную и болезненную тему поменьше. Вы ведь так добры, мадам, и, безусловно, это понимаете.

– Мой бог, как же не понять! Вам уж точно ничего слышать об этом не хочется. А уж при вашей сестре я ни за что на свете ни одного словечка на этот счет не пророню. Вы же видели, как осторожно я вела себя сегодня за обедом. Так же поступит и сэр Джон, и мои дочки. Они и так очень чуткие, деликатные и обходительные, а уж тем более если я намекну… а я непременно это сделаю. Я так считаю: чем меньше говорится о подобных вещах, тем скорее все проходит и забывается. А какая польза от пустых разговоров?

– Сейчас можно только навредить, причем, вероятно, даже больше, чем обычно в подобных случаях. Существуют обстоятельства, которые ради блага всех, кого они касаются, не следует делать предметом публичного обсуждения. И только в одном я не могу не отдать должное мистеру Уиллоби: все-таки он не разрывал помолвку с моей сестрой, поскольку они не были помолвлены.

– Ну и что? Не стоит защищать его, милочка. Что значит – не были помолвлены? Но ведь он возил ее в Алленхейм и показывал, в каких комнатах они будут жить!

Ради блага сестры Элинор уклонилась от дальнейших объяснений. Она надеялась, что вовсе не обязана продолжать их ради Уиллоби, которому установление истины все равно принесло бы очень мало пользы, зато Марианне причинило бы вред. Последовало недолгое молчание, которое было снова прервано необыкновенно энергичной миссис Дженнингс:

– Что ж, милая, сейчас нелишним было бы вспомнить поговорку о том, что нет худа без добра. Зато в выигрыше оказался полковник Брэндон. Теперь уж он точно свое получит, помяните мое слово. Даже не сомневайтесь, что к середине лета они поженятся. Вот уж кому эта шокирующая новость доставит удовольствие! Надеюсь, он сегодня вечером к нам пожалует. Да и для вашей сестры такой поворот будет только к лучшему. Две тысячи в год, никаких долгов или обязательств… Есть, конечно, побочный ребенок, да, безусловно, об этом я забыла, но девочку можно будет отдать в учение, это обойдется недорого, зато никаких забот. Делафорд – прекрасное имение, уж мне-то вы можете поверить. Отличный дом, немного старомоден, зато со всеми мыслимыми удобствами, со всех сторон окружен садом, где растут самые лучшие в стране фруктовые деревья. А в одном углу там стоит такая шелковица… в жизни не видела ничего подобного. Мы с Шарлоттой съели… уж не знаю сколько ягод с нее в тот единственный раз, когда были там. А голубятня! Рыбные пруды! Канал! Чего еще может пожелать душа? Более того, церковь совсем рядом, а до почтового тракта всего четверть мили. Там никогда не бывает скучно! Стоит только пойти посидеть в старой тисовой беседке за домом, и можно развлечься, наблюдая за проезжающими экипажами. Прелестное место! Мясник живет в деревне поблизости, а до дома священника рукой подать. На мой вкус, оно намного лучше Бартон-Парка, где за мясом приходится посылать за три мили и нет никаких соседей. Во всяком случае, не было, пока не приехала ваша матушка. Ну, я уж постараюсь настроить соответственно полковника, как только он появится. Как говорится, что-то теряешь, что-то находишь. Нам бы только заставить ее выкинуть Уиллоби из своей очаровательной головки.

– Ах, если бы это нам удалось, – вздохнула Элинор, – вполне можно было бы обойтись и без полковника Брэндона.

С этими словами она встала и отправилась на поиски Марианны. Как и следовало ожидать, та сидела в своей комнате, глядя на тлевшие в камине угли.

– Лучше оставь меня одну, – попросила она, оглянувшись на вошедшую сестру.

– Оставлю, – не стала спорить Элинор, – если ты ляжешь в постель.

Пришедшая в моментальное возбуждение Марианна сначала наотрез отказалась подчиниться, но вскоре поддалась на нежные, но настойчивые уговоры сестры. Элинор поудобнее устроила ее измученную головку на подушке и ушла, когда ей показалось, что сестра вот-вот заснет.

В гостиной, куда она направилась, ее нашла миссис Дженнингс, державшая в руке полную рюмку.

– Дорогая, – начала она прямо с порога, – я только что вспомнила, что у меня еще осталось немного чудесного старого вина, лучше которого вряд ли кто-нибудь пробовал. Я налила стаканчик для вашей сестры. Мой бедный супруг очень его любил и только им пользовал свою желчную подагру. Он говорил, что только это снадобье облегчает его боль. Пожалуйста, отнесите его сестре.

– Вы очень добры, мадам, – ответила Элинор, слегка улыбнувшись при мысли о необычайно широком диапазоне недугов, которые предполагалось излечить этим универсальным средством. – Но я оставила Марианну в постели, она совсем засыпала. Сейчас, я надеюсь, она уже спит. Думаю, что она ни в чем не нуждается так сильно, как в хорошем отдыхе. Поэтому, если позволите, я выпью это вино сама.

Миссис Дженнингс, хотя и огорчилась, что опоздала на пять минут, удовольствовалась компромиссом, а Элинор, сделав большой глоток, подумала, что польза, оказываемая вином при желчной подагре, ее мало интересует, а вот проверить, насколько оно целебно для разбитого сердца, можно и на ней, причем с тем же успехом, что и на ее сестре.

Полковник Брэндон прибыл, когда подали чай. По тому, как он оглядел комнату, Элинор сразу же догадалась, что он не ждал и не желал увидеть Марианну, короче говоря, что он уже осведомлен о причинах, вызвавших ее отсутствие. Миссис Дженнингс ничего не заметила и, направившись к чайному столику, где хозяйничала Элинор, шепнула:

– Полковник такой же мрачный, как всегда. Ему ничего не известно. Скажите ему сами, дорогая.

Вскоре полковник придвинул свой стул поближе к ней и, бросив на нее взгляд, который подтвердил ее предположение, что он знает все, поинтересовался, как чувствует себя ее сестра.

– Марианна нездорова, – ответила Элинор, – она плохо себя чувствовала весь день, и мы уговорили ее лечь пораньше.

– Значит, – нерешительно проговорил он, – то, что я слышал сегодня утром, правда? Во всяком случае, это может быть ближе к истине, чем я мог поверить?

– А что вы слышали?

– Что джентльмен, которого я имел основания считать… вернее, человек, который, насколько я знал, был связан словом… Не знаю, как вам это сказать. Если уж вам все известно, наверное, я могу быть избавлен…

– Вы имеете в виду, – проговорила Элинор с вынужденным спокойствием, – женитьбу мистера Уиллоби на мисс Грей? Да, мы знаем об этом. Эта новость нынче у всех на устах, нам сообщили еще утром. Мистер Уиллоби – поистине непостижимый человек. А где услышали про это вы?

– В книжной лавке на Пэлл-Мэлл, куда я зашел по делу. Две дамы ожидали свой экипаж, и одна из них рассказывала другой о предстоящей свадьбе столь громогласно, что я поневоле все слышал. Сначала мое внимание привлекло постоянно звучавшее в рассказе имя Уиллоби, Джон Уиллоби. После этого я уже не мог не прислушаться и понял, что его свадьба с мисс Грей – дело решенное и ее можно больше не держать в секрете. Она состоится через несколько недель, и уже начаты приготовления, о которых также последовал подробный рассказ. Одно обстоятельство мне особенно запомнилось, поскольку окончательно подтвердило, что речь идет именно об известном мне человеке. Сразу после венчания молодожены отправятся в Комбе-Магна, сомерсетширское имение жениха. Вы представляете мое изумление? Бесполезно описывать, что я почувствовал. В лавке мне сказали, что разговорчивая дама была некая миссис Эллисон. Позже я узнал, что это фамилия опекунов мисс Грей.

– Верно. А знаете ли вы, что мисс Грей обладает капиталом в пятьдесят тысяч фунтов? Скорее всего, именно в этом кроется объяснение.

– Вполне вероятно. Однако Уиллоби способен… по крайней мере, я так думаю… – Полковник на минуту замолчал и, словно не доверяя самому себе, решил сменить тему. – А ваша сестра – как она это перенесла?