Элинор, расстроганная этим невольным признанием в любви к ее сестре, не сразу нашла, что ответить. Она осторожно извлекала общие фразы, что прикрыть странные отношения Уиллингби и Марианны, которые были так призрачны, что трудно было сказать, есть они или нет. Да, она не станет отрицать, что у полковника мало шансов на успех, но в то же время они сами еще не сделали официального заявления, хотя уже пора. Что касается их переписки, то Элинор честно призналась, что ничего не знает о ней. Он молча выслушал ее, а когда она закончила говорить, встал и быстро заговорил: очень эмоциональным голосом.

– Вашей сестре я желаю самого большого счастья, что касается Уиллингби, который сделал попытку получить ее… – здесь он осекся на полуслове и вышел из комнаты.

После этого разговора у Элинор остался неприятный осадок от того, что полковник Брэндон ушел в таком безграничном отчаянии. И она решила при первой же возможности поддержать его.

Глава 15

Ничего не произошло за последние три или четыре дня, что заставило бы Элинор пожалеть о письме, которое она написала матери. Уиллингби не появился. В конце недели их пригласили на званый вечер, куда сестры отправились в сопровождении леди Миддлтон, так как миссис Дженнингс не могла оставить свою младшую дочь, которая плохо себя чувствовала в последние недели беременности. Марианна собиралась на бал без настроения, абсолютно равнодушная к тому, пойдет ли она туда или нет, и как она будет выглядеть. После чая она села у камина в художественной гостиной и сидела неподвижно до приезда леди Миддлтон, не проронив и слова. Когда лакей объявил, что леди ожидает ее в дверях, Марианна медленно поднялась с таким опустошенным видом, как будто забыла о том, что кто-то ее ждет.

Они приехали как раз вовремя. Как только торжественно объявили ее имя во всех залах, Марианне показалось, что его начали повторять то тут, то там. Оказавшись в танцевальном зале, она увидела, что все огни уже зажжены, людей достаточно много и почувствовала, что здесь невыносимо душно. Затем они представились хозяйке дома, в этот момент толпа оживилась и заколыхалась, но Марианна не приняла это на свой счет. Через некоторое время сестры так устали находиться в центре зала и всеобщего внимания, что искали взглядом свободное место у стены. К счастью, они заметили пару незанятых кресел и сели подальше от столов.

Они не успели как следует расположиться, когда Элинор увидела Уиллингби, который стоял в недалеко от них, он был увлечен разговором с очень модно одетой молодой женщиной. Она вскоре поймала на себе ее взгляд, и Уиллингби тут же кивнул Элинор, но не сделал и попытки приблизиться к сестрам или заговорить. Марианна пока не заметила его. Он поспешно отвернулся и продолжил разговор со своей спутницей. Элинор, пораженная этим, резко повернулась к сестре, чтоб понять, увидела ли она Уиллингби. В этот самый момент Марианна как раз и разглядела его в толпе гостей. Она приподнялась в кресле и инстинктивно двинулась к нему, и сестра едва успела ее остановить.

– Господи! – воскликнула она, – он здесь! Он, правда, здесь! Ну почему же, он совсем не смотрит на меня? Почему я не могу говорить с ним прямо сейчас?

– Умоляю, только не сейчас, – прошептала Элинор, – и не надо выдавать свои чувства всем присутствующим! Подожди, он, возможно, еще тебя не разглядел.

Она не могла поверить в это! Такое стечение обстоятельств и такое неожиданное исполнение ее самого заветного желания! Марианна сидела как на иголках, что выдавало каждое ее движение.

Наконец, он повернулся так, что мог видеть сразу двоих сестер. Марианна не выдержала, она поднялась и направилась к нему, громко, с чувством назвала его по имени и протянула ему руку. Он сделал несколько шагов навстречу сестрам, но даже не посмотрел на Марианну, как будто стремясь избежать ее взгляда, он общался с Элинор, сбивчиво спрашивая, давно ли они в Лондоне. Элинор была так подавлена этим обращением по ложному адресу, что не нашла, что и сказать. Но чувства ее сестры говорили сами за себя, ее лицо стало пунцовым, и она воскликнула в сердцах:

– Господи! Боже мой! Уиллингби, что это все значит? Вы разве не получили моей записки? Разве мы не пожмем друг другу руки?

Уиллингби ничего не оставалось, как пожать руку Марианне, хотя это рукопожатие было ему неприятно, и он задержал ее руку в своей лишь на мгновение. Все это время он старался быть подчеркнуто спокойным. Элинор заметила, как быстро он справился с волнением и равнодушно сказал:

– Я имел честь заезжать на Беркли-Стрит в прошлый четверг, и был очень огорчен тем, что не застал вас и миссис Дженнингс дома. Моя визитная карточка, надеюсь, не была потеряна?

– Но, разве, вы не получили моих записок? – воскликнула Марианна, с еле сдерживаемым волнением. – Должно быть, здесь какая-то ошибка, я надеюсь. Какая-то ужасная ошибка! Что бы это все значило? Скажите мне, Уиллингби? Ради бога, скажите мне, что же это?

Он не отвечал, но побледнел и резко изменился в лице. В этот момент он поймал на себе взгляд хорошо одетой молодой леди, с которой только разговаривал, и почувствовал необходимость опять «прикрыть» себя:

– Благодарю, я имел удовольствие получить сообщение о вашем приезде в город, которое вы были так добры и передали мне, – сказал он и затем, слегка поклонившись, отошел к своим друзьям.

Марианна, смертельно бледная, теперь не могла стоять или сидеть. И Элинор, беспокоясь, что она может в любую минуту упасть в обморок, увела ее из зала и протянула пузырек с лавандовой водой.

– Иди к нему, Элинор, – взмолилась Марианна, как только вдохнула аромат лаванды и снова смогла говорить, – и заставь его прийти ко мне. Скажи ему, что я должна его снова увидеть, должна поговорить с ним откровенно. Я не успокоюсь и не найду себе места, пока все это не будет объяснено каким-то чудовищным недоразумением или чем-нибудь другим. Иди же за ним прямо сейчас!

– Как все это могло произойти! Моя дорогая Марианна, ты должна подождать. Это не место для выяснения отношений. Подожди, хотя бы до завтра!

Элинор с трудом удержала сестру от отчаянного шага, уговаривая отложить выяснение отношений и еще раз разобраться в своих чувствах.

– Вам надо поговорить один на один, а не на людях, – негромко убеждала она сестру, но на Марианну уговоры не действовали, и она продолжала причитать громким голосом и привлекать всеобщее внимание. Вдруг Элинор увидела Уиллингби, через проем двери, он направлялся к лестнице и собирался уходить. Стало совершенно ясно, что сегодня разговор между ними не состоится. Элинор сказала Марианне, что Уиллингби уже ушел, и попросила хозяйку дома отвезти их домой, так как она не могла больше находиться здесь ни минуты.

Когда леди Миддлтон, сообщили, что Марианна почувствовала себя очень плохо, она играла в винт, но немного подумав над неожиданным предложением поехать домой, отдала карты своей подруге и была с сестрами Дэшвуд до тех пор, пока не подали экипаж. По дороге на Беркли-Стрит она не проронила ни слова. Марианна была в какой-то молчаливой агонии, и потрясена так сильно, что даже не могла плакать. К счастью, миссис Дженнингс не было дома, и сестры смогли пойти прямо в свои комнаты, где нюхательная соль немного привела в чувства Марианну.

Она быстро переоделась, легла в постель и хотела побыть одна. Элинор ушла к себе и, пока ждала миссис Дженнингс, пыталась понять, что же между ними произошло.

То, что между Марианной и Уиллингби была связь, стало очевидно. Как и то, что именно Уиллингби разорвал их отношения. Но сможет ли Марианна справиться со своими чувствами? Она прекрасно понимала, что сегодняшнее поведение Уиллингби нельзя истолковывать как недопонимание. Он понимал, что делал и говорил, и об этом свидетельствовало его смущение. Увы, он разлюбил Марианну, если, конечно, когда-нибудь любил ее по-настоящему. Ее чувство оскорбления и обиды за сестру крепло с каждой минутой. Он был настолько слабохарактерным, что даже не смог первым поздороваться с Марианной.

Разлука, похоже, охладила его чувства, а обстоятельства поставили его в такое неловкое положение. Но то, что такие обстоятельства никогда и не существовали, Элинор и представить себе не могла!

В эту ночь она с тревогой думала о душевной боли, которую причинила Марианне эта роковая встреча, – и о тех, еще более печальных последствиях, которые ждали ее сестру. Ее собственное положение теперь казалось ей более легким. Ведь она не настолько разочаровалась в Эдварде, чтобы потерять к нему уважение. Пусть они не станут мужем и женой, у нее всегда будет надежный друг. Горе Марианны усугублялось еще и тем, что с Уиллингби ее ждет неминуемый разрыв.


Слуга еще не успел разжечь огонь в камине, а солнце окрасить хмурое январское утро, а Марианна полуодетая, уже стояла на коленях у подоконника и писала так быстро, насколько позволяли тусклый утренний свет и подступавшие слезы. От ее тихих причитаний и всхлипываний проснулась Элинор, сначала она молча наблюдала за сестрой, а потом осторожно сказала:

– Марианна, можно тебя спросить?

– Нет, Элинор, – ответила она, – не надо спрашивать, ты сама скоро все узнаешь.

Момент безнадежной невозмутимости, с которой были сказаны эти слова, был короче этой фразы и сменился новыми всхлипываниями. Прошло несколько минут, прежде чем Марианна вытерла слезы и снова взялась за перо. Внезапные приступы рыданий, которые все еще мучили ее и не давали писать, доказывали, что она пишет Уиллингби, и, возможно, в последний раз.

Элинор попыталась окружить ее вниманием и ненавязчивой заботой, на какую она только была способна. Марианна отвечала ей нервозностью и раздражительностью.

«Нет, говорить с ней? – Ни за что на свете!» – думала Элинор. В такой ситуации для обеих сестер было бы лучше, если б они не находились здесь дольше. Этот лондонский дом был населен радужными фантазиями влюбленной Марианны, которые в одночасье превратились в несбывшиеся мечты. Каждый его уголок теперь напоминал ей об обманутых ожиданиях, и сама она стремилась уехать куда-нибудь отсюда и никого больше не видеть.