Дебра Кент - Разрыв

— Не стоит, Эдди.

— Ну пожалуйста. Мне нужно просто увидеть тебя. Клянусь, я тебя пальцем не трону.

И я согласилась. Сказала, что заеду завтра по дороге из клуба. Идиотка.

На сегодня все.

В.

Пит заболел гриппом. Проснулся — жар и плохое самочувствие, в школу не пошел. Я пролистала список определителя назад, нашла новый номер Эдди. Вместо его хриплого голоса в трубке раздался электронный: «Пожалуйста, оставьте сообщение». Сказала, что у Пита грипп и нам придется отложить встречу.

У Пита жар, он в ужасном состоянии, но отказывается от лекарств. Предлагала и сироп, и жевательные таблетки, и пластинки вроде сахарной ваты, которые мгновенно растворяются. Со вкусом вишни, грейпфрута, жевательной резинки. Просила, уговаривала, обещала награду. Когда это не помогло, я решила напугать его, о чем впоследствии пожалела («Если ты это не выпьешь, тебя положат в больницу и будут делать уколы!»), но он только сжимал губы и отворачивался. У меня мелькнула мысль, не попал ли он в какую-нибудь секту, — его отказ от лекарств кажется осознанным глубоким убеждением. Привязать бы его к кровати и сунуть в рот ложку с лекарством. Жалко, что Пит сегодня заболел, его класс идет на экскурсию в пожарную часть. Я купила ему игру «Калах» — он мечтал о ней с тех пор, как поиграл у Геракла на дне рождения. Хотела подарить, но он явно не в состоянии играть сейчас. Запихнула под кровать.

Господи, я терпеть не могу, когда ребенок болеет! В голову лезут самые жуткие мысли, даже если это по всем признакам самая обычная инфекция.

Он спит целых четыре часа. Уже почти обед. Попробую разбудить…

Вернулась. Пит не просыпается. Меня расстроила одна вещь: когда я вошла в комнату, он приподнялся на локте и заморгал — лицо горит, глаза блестящие. Ясно было, что он совсем сонный, уставился куда-то мне через плечо.

— Папа? Ты вернулся домой?

— Нет, солнышко, это мама. Ты спишь, тебе сон приснился.

Он счастливо улыбнулся (не просыпаясь) и сказал:

— Папочка, как хорошо, что ты вернулся! Я знал, что ты вернешься… — плюхнулся на подушку, пробормотал еще что-то (я не разобрала) и задвигал губами, словно сосал соску.

Я позвонила маме, ярой стороннице моего решения отсечь Роджера (так называемую «опухоль») от нашей с Питом жизни. К сожалению, она в этот момент давала папе очередную горсть таблеток и не могла оторваться.

Пусть ребенок спит, решила я. Когда проснется, посмотрим, будет ли он говорить об отце. Интересно: бодрствуя, Пит никогда не упоминает о Роджере, только во сне, даже таком бредовом. Роджер, кстати, тоже часто говорил во сне самые нежные и трогательные вещи своим нудным голосом. Вроде: «Ты потрясающая женщина» или «Что бы я без тебя делал?», «Я тебя так люблю». Конечно, он мог обращаться к кому-нибудь из своих пассий. Но я почему-то всегда верила, что он говорит со мной, говорит то, на что у него не было повода или смелости сказать днем.

На сегодня все.

В.

Принтер сломался, Пит болеет и отказывается от лекарств. Он проспал почти весь день, пока я оплачивала счета и подсчитывала остаток на чековой книжке. Теперь у меня там 7947 долларов. В среднем за месяц я трачу:

1560 долларов — выплата по ипотечному кредиту. (Слава богу, в прошлом году мы перезаключили соглашение!)

125 долларов — электричество

75 долларов — газ

60 долларов — вода (Какого черта так много? Где-то в доме протекает туалет? Позвонить в водопроводную компанию, проверить.)

190 долларов — телефон

35 долларов — сотовый

28 долларов — кабельное ТВ

275 долларов — выплата за джип (Роджер отказался покупать машины за наличные, хотя мы вполне могли бы себе это позволить.)

255 долларов — выплата за авто Роджера. (Да, я продолжаю платить за него, машина зарегистрирована на меня. Надо же было год назад согласиться на эту глупость!)

129 долларов — заем

450 долларов — продукты

140 долларов — бензин. (Вчерашняя заправка стоила 35 долларов. Кошмар!)

12 долларов — местная газета

35 долларов — «Чикаго трибьюн»

40 долларов — стрижка газона (с мая по сентябрь)

Кроме этого, есть еще школьные взносы за Пита, одежда и обувь для него, страховка жизни и здоровья, страховка дома и машин, химчистка (надо сходить в «Чистюлю»), посещения кафе, подарки на день рождения, мойка машины, косметика, лекарства. Если собрать все воедино, на чековой книжке осталось денег месяца на два с небольшим.

Блин, почему я не отложила часть денег и не купила акции на фондовом рынке? Я чувствую себя простофилей, как будто все пошли на большую ярмарку, а я нет. Некоторые мои соседи стали мультимиллионерами просто потому, что вовремя вложили деньги в акции высоких технологий. На дорожках, где пару лет назад стояли «тойоты» и «форды», теперь красуются новенькие «линкольны» и БМВ.

Мои родители говорят, что рынок ценных бумаг — та же лотерея. Правда, они никогда не играли, и теперь мать едва наскребает денег на лечение папы. Скорее бы получить развод — и соответствующие средства, — а не то придется снова искать работу. Это не самая неприятная вещь на свете, но лучше посидеть дома, пока Пит не пойдет осенью в школу.

На сегодня все.

В.

Пит встал с постели, но температура еще держится, поэтому сегодня мы опять привязаны к дому. Кевин был так любезен, что сам заехал и забрал сломанный принтер. Я пригласила его на кофе, и мы прикончили полкоробки печенья с карамелью. Потом он встал и по-мальчишески потянулся.

— Можно зайти в ванную?

— Конечно. Первая дверь направо.

Я принялась мыть тарелки.

Пит выглянул из коридора.

— Мама, что это жужжит?

Никакого жужжания не было слышно. Пит показал на дверь ванной.

— Послушай.

Со стороны ванной в самом деле доносился какой-то механический шум. Я подумала, что это, наверное, туалет. Или кондиционер, например. Тут Кевин вышел из ванной и, увидев нас обоих в коридоре, смутился.

— Привет, это мой сын, Питер, — весело сказала я, пытаясь сгладить неловкость.

— Премного обязан. — Кевин вытер мокрую руку о шорты и протянул ее Питу. — Я собираюсь починить мамин ксерокс. Тебе нравится чинить вещи?

— Да. — Пит кивнул и заулыбался. — Я починил велик, когда у него отвалилось колесо. А еще разобрал радио, а потом опять собрал.

— Правда? Здорово как. А я тут собрал игрушечного мальчика.

Вряд ли Кевин старался таким образом произвести на меня впечатление. Похоже, он и правда увлекся разговором. Потом он мне говорил, что любит детей, они такие забавные и непосредственные. Когда ему нужна, как он это называет, «детотерапия», он едет в гости к своей сестре в Детройт.

— У них с мужем два мальчика и девочка. Эти микроорганизмы считают, что я самый клевый парень на свете, ведь я знаю, кто такой Пикачу.

— Эй, я тоже знаю, кто такой Пикачу! Это такой желтый Покемон с электрическим хвостом.

Кевин улыбнулся и щелкнул меня по носу:

— Ну, тогда ты, наверное, самая клевая девчонка на свете!

— Наверно.

Я позвонила Эдди, сказала, что хочу договориться на пятницу, Пит к тому времени наверняка встанет на ноги. Эдди предложил заехать ко мне, но я быстро сказала, что это не лучшая мысль. Прежде чем позвонить, я закрыла все шторы, двери и окна.

Проверила электронную почту. Похоже, слухи о моем разводе дошли до медцентра, — на меня вдруг посыпались письма от тамошних социальных работников и секретарей. Каждый интересуется, не нала ли я духом («Нисколько», — наврала я), и волнуется за Пита. Адрес и телефонный номер медцентра внизу каждого письма напоминает мне о бывшей начальнице Кэденс и о сценках, которые я про себя разыгрывала. Не один раз, а довольно часто: на деловых встречах, у нее в кабинете, даже на торжественных церемониях, где я принимала кончик скатерти за салфетку и стаскивала скатерть со стола вместе с приборами, вазами и прочим. Во мне проснулась мазохистка. Представляю себе торжествующую мину Кэденс, когда она услышит, что мой брак — то есть вся моя жизнь — разлетелся вдребезги. В самых мрачных своих фантазиях я валялась в ногах у Кэденс, умоляя ее о работе. О любой работе! Она берет меня девочкой на побегушках, и я целыми днями ношусь с ее поручениями. Ползаю рядом с ее ротвейлерами, собираю за ними дерьмо совочком.

Отец Зои Хейс не откликнулся. Видимо, не воспринял мое письмо всерьез. И прекрасно. Я рада, что написала ему. Если бы Зои действительно каким-то образом нашли в птичьей клетке, я бы просто локти кусала, что скрыла свой сон. Поиски теперь сошли на нет. Первые пару недель они были очень энергичными — расклеивали листовки, местность прочесывали полицейские с собаками. Теперь уже посрывали желтые бумажные ленты, обернутые вокруг деревьев, и листовки с заборов. В газете никаких репортажей, ни строчки, вообще ничего. На сегодняшний день единственный след пропавшей женщины — клубный носок. В парках все меньше спортсменок, даже с собаками по вечерам гуляют только мужчины.

На сегодня все.

В.

Пит пока сидит дома, бесится от скуки, но я устала быть массовиком-затейником. Таков уж мой сыночек — совершенно не умеет себя занять, и мое терпение обычно лопается после седьмой партии в «Старую деву» (которую меня из соображений политкорректности заставили переименовать в «Неудачницу»). Через недельку-другую Пит едет в лагерь, и мы оба в восторге от этого. Может, я смогу снова вернуться к работе?