Дебра Кент - Разрыв

Не спала двадцать шесть часов, мерещатся мухи на стенах.

На сегодня все.

В.

Только что ушел отец Ли. Вчера ночью я ему позвонила, разбудила его жену (она, кажется, разозлилась). Отец Ли ночевал на кушетке в гостиной. Утром отвел Пита в школу. Он утешал и поддерживал меня, готовил мне чай, молился вместе со мной и молился за меня, когда я смогла наконец уснуть. Я все рассказала ему о Роджере, Мэри, моем отце — полностью, без утайки. И он ни разу не осудил меня, не пристыдил, не обвинил ни в чем. Он слушал меня с открытым сердцем и, когда рассказ был кончен, взял меня за руку и помог мне молиться. О чем я просила Господа? Чтобы он дал мне силы встретить новый день, стать хорошей матерью моему сыну, молиться за Мэри, не мучаясь чувством вины. Я просила у Господа сил, чтобы перенести все трудности — болезнь и будущую смерть отца, развод с Роджером — и начать новую жизнь одинокой женщины.

Отец Ли хотел, чтобы я попросила у Господа сил простить Роджера, но к этому я пока не готова.

На сегодня все.

В.

В семь утра позвонила Линетт — напомнить мне о «Шоу семейных реликвий».

— Надо прийти туда не позже девяти, если мы хотим, чтобы наши вещи оценили.

Я даже глаза не могла разлепить. Выбраться из постели не было никаких сил, но Линетт мертвого подняла бы.

— Пошли, Вэл, тебе нужно проветриться. Кертис присмотрит за мальчиками. И вообще, разве ты не хочешь узнать, сколько стоит твоя статуэтка?

Я подняла Пита, накормила его холодным рулетом и наложила новый макияж поверх старого.

Как и следовало ожидать, зал был набит битком, было жарко и душно. Четыре видеокамеры были установлены над четырьмя столами для оценки реликвий. Мы с Линетт выбрали стол, к которому тянулась самая короткая очередь. За ним восседала седая коренастая женщина, представленная как Салли, одетая в ярко-красную блузку, длинную черную юбку и громоздкие бежевые ботинки, которые производители пытаются (безуспешно) выдать за кроссовки. Через час и пять минут подошла очередь Линетт. Она поставила коробку с сервизом на стол. Салли быстро осмотрела чашки, поднося их к самому носу, и порылась в маленьком справочнике, потом махнула камере. Объектив повернулся к ней.

— Линетт, вы говорите, что этот сервиз — подарок вашей бабушки, да?

— Да, это подарок маминой мамы, — сказала Линетт. — На свадьбу.

— А вы знаете, как он у нее оказался?

— Хм, думаю, она тоже получила его от матери. — Голос у нее стал писклявым, почти кукольным, словно она попала на ток-шоу.

Наверно, Линетт догадывалась (как и я, впрочем), что старый сервиз ее бабушки чего-нибудь стоит.

— Ну, что же, Линетт, ваш свадебный подарок — прекрасный образец подглазурной кобальтовой росписи «голубого фарфора». Такие сервизы начали производить в начале XIX века, и они оставались популярными в течение примерно ста лет. Считается, что этот стиль изобрел Джозайя Веджвуд. Линетт, вы что-нибудь слышали о фарфоре Веджвуда?

— Да, да, конечно… — Горячо кивая, Линетт стрельнула в меня безумным от счастья взглядом.

— Линетт, видимо, вам будет интересно, что продукция «голубого фарфора» выполнена в технике трафаретной печати, — загудела Салли монотонно-поучительным голосом. — На фарфор наносили краски с использованием летучих реагентов, чаще всего аммиака. Ранневикторианский «голубой фарфор», который мы видим на этом столе, принадлежит к одной из первых партий, выпущенных компанией. Исходя из приблизительных схем, мы можем предположить, что этот сервиз выпущен в 1835—1850-х годах. Линетт, хотите узнать, сколько стоит подарок вашей бабушки?

— Да, конечно!

— Линетт, «голубой фарфор», который она вам подарила, имеет оценочную стоимость двести тысяч долларов.

Линетт подскочила, прижав руки к груди.

— Боже мой! Боже мой! — восклицала она, размазывая слезы радости. — Большое, большое спасибо!

— Пожалуйста, Линетт. Всего доброго. — Салли жестом пригласила меня сесть за стол. — Как вас зовут?

Я прокашлялась.

— Вэлери Райан.

Как бы так повернуть голову, чтобы пропал двойной подбородок?..

— Ну, Вэлери, давайте посмотрим, что вы нам принесли.

Камера настроилась на меня, пока я вытаскивала из спортивной сумки ковбоя. Салли тоже придвинулась ближе и надела очки.

— Расскажите мне об этой вещи, Вэлери.

— Мне его подарили на день рождения. Это бронзовая статуэтка, и мне сказали, что она передавалась в семье из поколения в поколение. Я думаю, что когда-то она принадлежала Франклину и Элеоноре Рузвельт как подарок английской королевы.

Салли повертела ковбоя в руках, провела по нему указательным пальцем. Я беспечно смотрела на нее, предвкушая выручку.

— Что ж, Вэлери, это, конечно, интересная вещь, — начала она. — Вы говорите, это подарок?

— Да, подарок от… В общем, подарок.

Салли посмотрела на меня поверх очков.

— Вэлери, вы слышали что-нибудь о Фредерике Ремингтоне?

Я медленно кивнула. Господи, неужели Роджер подарил мне статуэтку Ремингтона?

— Вэлери, Фредерик Ремингтон родился в Нью-Йорке в 1861 году, — затянула она. — Его рисунки, картины и бронзовое литье изображали сцены из жизни американских первопроходцев. Вэлери, этот ковбой — пример стиля ремингтон. Полагаю, он был изготовлен около 1975 года.

Я подумала, что она хочет сказать 1875, но перебивать не стала.

— Если бы статуэтка была бронзовой, она стоила бы примерно тысячу долларов, может быть, больше. Однако это раскрашенный гипс, Вэлери, очень симпатичный пример статуэтки из раскрашенного гипса. Поскольку вещь в приличном состоянии, я могу определить ее стоимость примерно в тридцать пять долларов.

— Сколько, простите? Тридцать пять долларов?

Салли повернулась к оператору и жестом приказала прекратить съемку.

— Вэлери, такие вещи, как ваша, профессионалы называют китч.

— Как?

— Дешевая безвкусица, Вэлери. — Она сковырнула ногтем чешуйку краски внизу статуэтки, и там показался белый гипс. — Извините, Вэлери.

Толстенький старичок, стоявший позади меня в очереди, сдавленно хихикнул. Все остальные делали вид, что не слышали оценки Салли.

— Спасибо.

Я поднялась, сгребла гипсового ковбоя и швырнула его в пустую урну. И была просто счастлива слышать, как у него с грохотом отлетела голова.

На сегодня все.

В.

Наконец начала приходить в себя. Сподвиглась даже на уборку дома. Было очень приятно упаковывать вещи Роджера. Я прислушивалась к себе — ни малейшего сожаления, ни тени тоски или грусти. Заклеивая коробки широким скотчем и надписывая каждую «Р. Тисдейл», я чувствовала только удовлетворение: наконец-то! Как хорошо, что я не взяла себе его фамилию!

На сегодня все.

В.

Все утро просидела с Омаром Слаадком. По законам нашего штата Роджер может быть признан виновным без отягчающих обстоятельств по статье «преступная половая связь», если он вступал в сексуальные контакты с девушкой моложе шестнадцати лет. Но Мэри, естественно, не может дать показания, и будет трудно доказать, что у них были интимные отношения. Практически невозможно, если не было свидетелей. Так как Роджер вряд ли устраивал шоу «лишение невинности», похоже, настал мой черед отступить.

На сегодня все.

В.

Приснился кошмар о Роджере. Будто он сидит на краю кровати с алой розой в руках. Когда я протянула руку к цветку, роза обернулась вороной. Она вцепилась острым клювом мне в пальцы мертвой хваткой. Боль была невыносимая. Я пыталась сбросить ее с руки — бесполезно. Проснулась вся взмокшая, в слезах, не могла уснуть до четырех утра. Сейчас чувствую себя совершенно разбитой и выгляжу соответственно. Но придется, видимо, собрать себя по запчастям. У Пита в школе карнавал, и меня записали в помощники как «туалетного ассистента». Понятия не имею, что это такое, но, судя по моей теперешней внешности и психическому состоянию, это как раз для меня.

На сегодня все.

В.

В сферу деятельности «туалетного ассистента» входил самый настоящий кафельный туалет и, кроме него, ведро с гороховыми погремушками. Унитазы любезно презентовала одна из шишек, жена владельца сантехнической фирмы. Главное — никаких параноидальных заключений о том, почему меня выбрали на эту роль.

На сегодня все.

В.

Ехали с Питом по проспекту, вдруг позади раздался гудок полицейской машины. Я была уверена, что это за мной (у меня был сломан поворотник), но, когда отъехала к обочине, полицейские пронеслись мимо и повернули к автостоянке. Рядом с ней была «скорая» и еще одна полицейская машина.

Проезжая мимо, я заметила на тротуаре старика: он лежал лицом вниз и не двигался. Над ним склонились врачи.

— Что там случилось, мама? — спросил Пит.

— Не знаю, солнышко. — Я откинулась назад и взяла его за руку. — Не знаю.

Пит долго молчал, а потом спросил:

— Мама, что такое смерть?

Мальчик мой! Я была совсем не готова к этому вопросу.

— Понимаешь, лапа, этого никто точно не знает, — начала я.

После понятий души и духа я коротко описала ему представления о смерти в разных культурах и цивилизациях, у египтян например. Рассказала о небесной жизни, о реинкарнации, о жизненном круговороте. Напомнила о нашей золотой рыбке и попугае.