Промелькнул Тул, с легкостью уцепившийся за лестницу. Получеловек желтыми глазами поглядел на Гвоздаря бесстрастно, никак не среагировав на его неудачу.

Гвоздарь вскочил. Ниты уже почти не видно. Он снова побежал. Приближался хвост поезда. Нога болела после падения, и он прихрамывал. Плечо болело так, будто он поранил его только что. Хромая, он не наберет нужной скорости. Лестницы проносились мимо. Он снова начал считать. Оглянулся. Вот он, хвост поезда.

Сейчас или никогда.

Гвоздарь из последних сил прибавил скорости и прыгнул к лестнице. Схватился не за ступеньку, а за боковую перекладину обеими руками. Плечи пронзила боль, и его дернуло вперед. Поезд тащил его, ступни бились о камни, с каждым ударом их пронзало болью. Он сжался в комок, повиснув на нижней части лестницы.

Земля внизу слилась в серую пелену. Ветер трепал одежду, от напора и его температуры он задыхался. Пошарил рукой, перехватился за ступеньку, через боль подтянулся выше, подальше от камней внизу. Снова перехватился, поставил ноги и полез выше. Ветер бил в лицо, мимо неслись джунгли, превратившиеся в размазанную изумрудную полосу. Руки дрожали, все тело кололо от наполнившего его адреналина. Ноги слабели. Но он лез, из последних сил цепляясь, выше и выше, пока не оказался на крыше грузового вагона. Поглядел вдоль поезда.

Ноги были поцарапаны и побиты о камни, из колена сочилась кровь, ладони покрылись ссадинами, но он был жив и в безопасности. Далеко впереди были Нита и Тул. Они смотрели на него. Нита помахала рукой. Он устало махнул рукой в ответ. Продел руку в лестницу и позволил своему телу поболтаться из стороны в сторону. Со временем придется пройти по поезду к ним, но пока ему просто надо было передохнуть. С благодарностью ощутить, что, как это ни абсурдно, он в безопасности, здесь, на крыше разгоняющегося поезда. Он поглядел назад, туда, откуда уезжал. Две линии рельсов терялись в джунглях. С каждой минутой поезд уносил его все дальше от прошлого.

Он с трудом улыбнулся. Все тело болело, но он жив, а отец далеко. Что бы ни ждало впереди, оно все равно лучше того, что осталось позади. Впервые в жизни он мог не бояться отца.

Эта мысль заставила его вспомнить о Пиме и ее матери, оставшихся там. Им снова придется работать в командах, день за днем, столкнуться с его отцом, который может захотеть возмещения. Это его тревожило. В горячке бегства он не мог задумываться о последствиях для них. Так отчаянно хотел сбежать, что просто не мог думать о чем-то еще. Но теперь они внезапно возникли в его сознании обе, как духи, обвиняющие его.

Обернувшись туда, откуда он сбежал, он прикоснулся свободной рукой ко лбу и помолился Норнам за то, чтобы с ними все было в порядке. Чтобы они смогли отбиться от Ричарда, чтобы тот поверил, что Тул предал его ради награды и что не Садна и Пима украли у него его большую удачу. Гвоздарь помолился о людях, которых он покинул, и снова повернулся вперед, лицом к ветру. Открыл рот, хватая им теплый воздух и запахи джунглей.

За деревьями замелькал океан, ярко-синий. Поезд теперь шел ближе к берегу. Он увидел вдалеке стоящий на якоре клипер со сверкающими на солнце парусами. Белая чайка, сидящая на зеркальной глади моря. Ухмыльнулся. Представил себе, как сейчас суетятся все эти богачи, пытаясь найти их в джунглях. Они никогда и не узнают, как их одурачили. Как перехитрил их противник.

Корабль и океан исчезли из виду, их снова скрыла изумрудная пелена джунглей. Гвоздарь поглядел вперед, вдоль поезда, туда, где скоро подымутся башни затонувшего Орлеана.

16

Проблема с их бегством оказалась одна. Оно было спланировано чересчур умно.

Сбежав в спешке, они взяли с собой очень немного. Едучи на площадках грузовых вагонов, еду не поищешь. Шли часы, и Гвоздарь проголодался. С тоской вспоминал ужин, который съел вчера вечером.

Конечно, он думал, что, если они будут просто сидеть, не двигаясь, сильно есть не захочется. В конце концов, это же не работать весь день. Но его тело и так было истощено за те дни, что он провалялся в лихорадке, и сейчас живот уже буквально прирос к спине. Но поделать было нечего. Стиснув зубы, он терпел, слыша, как бурчит пустой желудок. Обещал себе, что найдет кучу еды, как только они приедут в затопленный город.

На поезде помимо лестниц, ведущих на крыши вагонов, были лишь крохотные рабочие площадки между вагонами, скорее даже стальные подножки, чуть больше полуметра в ширину. На них можно было стоять, работать, но часами сидеть на них было ужасно. Тул сразу же прошел по всему поезду в поисках незакрытых дверей, но не смог взломать ни одну. Они сидели, скрючившись, на площадках, внизу сплошной полосой летела земля под рельсами, обдуваемые ветром. Ужасно, но все равно лучше, чем раскаленные крыши вагонов безо всякой защиты от палящего солнца.

Спать под стук колес было почти невозможно. Они втиснулись между лестницами, ухватившись за поручни, и дремали по очереди, клюя носом и просыпаясь от рывков, когда поезд набирал скорость или тормозил. Разгон и торможение всегда шли рывками, при торможении поезд трясло, чуть не сбрасывая их с площадок. После того как Гвоздаря и Ниту едва не сбросило под колеса, они сидели, пропустив руки через лестницы. В другой раз Тул едва не раздавил их, когда поезд резко затормозил. Они стукнулись о металл вагона, и в голове у Гвоздаря еще долго звенело.

Но все это было ничем по сравнению с нехваткой воды. Пару бутылок, которые они прихватили в мешке, они быстро выпили и на второй день уже сидели с пересохшими ртами, в жаре и влажности окружающих дорогу джунглей. Не оставалось делать ничего, кроме как глядеть на проносящиеся мимо пейзажи и надеяться, что поезд поскорее приедет в пункт назначения. Несколько раз они проезжали мимо огромных озер. Они уже начали обсуждать, как хорошо было бы спрыгнуть с поезда в прохладную воду, но Тул покачал головой и сказал, что после этого им никак не вскочить в поезд обратно и, если они не хотят остаток пути идти пешком, надо терпеть.

Гвоздарю его слова не понравились, хотя он и не горел желанием еще хоть раз в жизни запрыгивать на поезд. И понимал, что это огромное создание право. Они коротали время, глядя на местность вокруг и разговаривая.

— Так что за люди тебя преследуют? — спросил Гвоздарь Ниту. — Почему ты так важна для них?

— Это Натаниэль Пайс. Мой дядя. Заключивший брак по расчету.

Она помолчала.

— Он и его люди хотят использовать меня для давления на отца.

Гвоздарь нахмурился, ничего не поняв. Нита увидела это.

— Отец узнал о некоторых его сделках. Пайс использовал средства семейной корпорации некорректно. А теперь он хочет использовать меня, чтобы отец не мешал ему. Это лучший способ надавить на него.

— Надавить?

— Пайс хочет, чтобы отец смирился с ним в тех вопросах, где возникли разногласия. Если я окажусь в руках Пайса, отцу придется согласиться. Пайс собирается сделать миллиарды, и не долларов. Китайских красных. Миллиарды.

Ее темные глаза сверлили его.

— Больше, чем можно сделать на вашем сломе кораблей, за все то время, что он будет продолжаться. Хватит, чтобы построить тысячу клиперов.

— А твой папа против?

— Речь о разработке нефтеносных песков и очистке. Способ получить сгораемое топливо, замену сырой нефти. Процесс не был одобрен из-за лимитов на выброс углерода. А Пайс занялся процессом очистки в наших северных владениях и тайно доставлял продукцию клиперами Пателей через полюс, в Китай.

— Большая удача, как я погляжу, — сказал Гвоздарь. — Точно так же, как свалиться в нефтяной карман, уже имея наготове покупателя. Разве твоему отцу не проще войти в долю и позволить Пайсу этим заниматься?

Нита ошеломленно поглядела на него, открыв рот. Закрыла. Открыла снова в полнейшем замешательстве.

— Черный рынок топлива, — рыкнул Тул. — Запрещенного конвенциями, если не фактически. Единственное более доходное дело — поставки полулюдей, но они абсолютно законны. И это не все, так, Везучая Девочка?

Нита с трудом кивнула.

— Пайс может избежать штрафов за выброс углерода из-за территориальных споров в Арктике, а если речь заходит о Китае, то туда можно все продавать, не оставляя следов. Рискованно, незаконно, и отец узнал об этом. Собирался заставить Пайса выйти из семьи и бизнеса, но Пайс сделал ход раньше.

— Миллиарды китайских красных, — сказал Гвоздарь. — Это столько стоит?

Она кивнула.

— Значит, твой отец безумец. Ему надо было заняться этим бизнесом.

Нита поглядела на него с отвращением.

— Нам что, мало затонувших городов? Мало людей, погибших при затоплении? Наша компания — честная. То, что есть спрос, не значит, что мы обязаны его удовлетворять.

Гвоздарь расхохотался.

— Пытаешься сказать мне, что у твоих торговцев кровью чистая совесть? Типа произвести немного бензина — хуже, чем наживаться на нашем поте и крови, скупая ржавое железо с кораблей для утилизации.

— У нас есть совесть!

— В конечном счете все сводится к деньгам. И ты, оказывается, стоишь намного больше, чем я думал.

Он оценивающе поглядел на нее.

— Хорошо, что ты мне этого не сказала до того, как я сжег все мосты со своим папой.

Покачал головой.

— Я бы, наверное, согласился позволить ему продать тебя в этом случае. Твой дядя Пайс заплатил бы громадные деньги.

— Ты серьезно? — спросила Нита, неуверенно улыбнувшись.

Гвоздарь и сам не был уверен.

— Чертова уйма денег, — сказал он. — Единственное, почему ты можешь позволить себе блюсти мораль, это потому, что у тебя нет такой нужды в деньгах, как у обычных людей.