Потащил все обратно, к дыре в корпусе. Осторожно спустился, неся еду в сетчатом мешке, который нашел на камбузе. Точно, вода прибывает. Волны раскачивали его, когда он пошел к берегу, неся мешок с едой высоко над головой. Когда он принес с корабля все, что мог, то увидел, что спасенная ими девочка дрожит от холода, и снова полез на корабль. Внутри уже было темно. Он нашел толстые шерстяные одеяла, влажные, но все равно теплые, и вытащил их вместе с остальной добычей.

Вода около корабля уже была ему по пояс. Он едва не упал от накатившихся волн, держа одеяла над головой. Спотыкаясь, вышел на берег и бросил ношу. Поглядел на дрожащую девочку.

— Все еще ее не убила, а?

— Сказала же тебе, не буду, — ответила Пима, дернув головой в сторону спасенной. — Взял что-нибудь для костра?

— Не-а, — ответил Гвоздарь, пожав плечами.

— Молодец, Гвоздарь! — раздраженно поглядев на него, сказала Пима. — Если ты хочешь, чтобы она выжила, нужен костер.

И она двинулась к кораблю сквозь вздымающиеся темные волны.

— Посмотри еще, нет ли там пресной воды, — крикнул ей вслед Гвоздарь.

Подобрал одеяла и принялся перетаскивать их повыше, попутно ища более-менее ровное место. Нашел почти ровную площадку у корней кипариса. И то хорошо. Начал расчищать ее от камней и зарослей кудзу.

Когда он с трудом спустился обратно на берег, Пима уже вернулась, неся поломанную мебель. Среди прочего хлама на камбузе ей удалось отыскать бутыль с керосином и зажигалку. За пару раз они перенесли собранную еду и топливо для костра к лагерю, а затем принялись втаскивать туда спасенную девочку. Правое плечо и спина у Гвоздаря уже горели от напряжения, и он порадовался, что сегодня не пришлось работать с командой. Даже та небольшая нагрузка, которая ему сегодня выпала, сказалась плохо.

Вскоре они разожгли костер из мебели, и Гвоздарь принялся нарезать кусками окорок. Они вцепились в еду зубами.

— Хорошенькая еда, а? — спросил он, когда Пима снова протянула руку.

— Ага. Богачи очень даже хорошо живут.

— Мы теперь сами самые настоящие богачи, — заметил Гвоздарь. Махнул рукой в сторону добычи. — Этим вечером мы едим получше Лаки Страйка.

Как только он это сказал, то тут же подумал, что это чистая правда. Пламя костра колыхнулось, осветив Пиму и спасенную девочку. Осветив мешки с едой, с серебром и посудой, толстые шерстяные одеяла с Севера, золото, блестящее на пальцах девочки в свете костра, как звезды в небе. Здесь больше богатства, чем на всем берегу, где ломают корабли. И все это — с одного разбившегося корабля, с которого они спасли эту девочку. Вот она действительно богата. Роскошный корабль, полный еды, шея, пальцы и запястья, увешанные золотом и камнями, лицо, красивее которого он в жизни не видел. Даже в журналах у Бапи таких красивых девушек не было.

— Она ужасно богата, — пробормотал он. — Погляди, что у нее есть. Такого даже в журналах не печатают.

На самом деле он начал догадываться, что девочки с картинок в журналах лишь делали вид, что обрели такое богатство, но на самом деле понятия не имели, откуда его взять.

— Как думаешь, у нее свой дом есть? — спросил он.

Пима скривилась.

— Еще бы, у нее есть дом. У всех богатых свои дома.

— Думаешь, такой же большой, как ее корабль?

Пима задумалась.

— Думаю, вполне возможно.

Гвоздарь прикусил губу, вспоминая их убогие убежища на берегу — приземистые хижины, сооруженные из веток, досок, добытых с кораблей, и пальмовых листьев. Которые сдувало, как мусор, когда наступал сезон штормов.

Огонь согрел и обсушил их, и они долгое время молчали, глядя, как горит и обугливается мебель с корабля.

— Гляди, — внезапно сказала Пима.

Глаза девочки, долгое время закрытые, теперь открылись. Она смотрела на огонь. Пима и Гвоздарь оглядели ее, а она начала оглядывать их.

— Очнулась, а? — спросил Гвоздарь.

Девочка не ответила. Молча глядела на них, словно ребенок. Ее губы не шевелились. Она не молилась, вообще ничего не говорила. Моргала, глядя на них, но молчала.

Пима села на корточки рядом с ней.

— Тебе воды нужно? Пить хочешь?

Девочка посмотрела на нее, но осталась безмолвна.

— Думаешь, она свихнулась? — спросил Гвоздарь.

— Черта с два я знаю, — покачав головой, ответила Пима. Взяла маленькую серебряную чашку и налила в нее воды. Поднесла девочке к лицу, внимательно на нее глядя.

— Пить хочешь? Хочешь воды?

Девочка пошевелилась, потянувшись к чашке. Пима поднесла чашку ей к губам, и девочка начала пить. Ее глаза прояснились, и она снова оглядела их обоих. Пима попыталась дать ей еще воды, но девочка отвернулась и попыталась сесть. Сев, поджала ноги и обхватила их руками. Пламя костра отражалось от ее лица. Пима снова предложила ей воды, и на этот раз девочка выпила всю чашку, а потом с жадностью поглядела внутрь.

— Дай ей еще, — сказал Гвоздарь. Девочка снова выпила всю чашку, на этот раз держа ее дрожащей рукой. Вода потекла ей по подбородку, с такой жадностью она пила.

— Эй! — крикнула Пима, выхватывая у нее чашку. — Полегче! Так у нас воды на ночь не хватит!

Раздраженно посмотрев на девочку, принялась рыться в мешке с фруктами, который принес Гвоздарь. Достала апельсин, порезала его на дольки и предложила девочке. Та взяла ломтик и с жадностью прожевала его, потом взяла еще один. Глядела на Пиму, как голодный хищник, пока та резала апельсин. Но, съев еще пару ломтиков, снова без сил упала на землю.

— Спасибо тебе, — еле слышно сказала она, устало улыбнувшись. Ее глаза закрылись, и она умолкла.

Пима сжала губы. Встала и получше накрыла неподвижное тело девочки одеялом.

— Видимо, тебе живая досталась, Гвоздарь.

— Видимо.

Гвоздарь не понимал, радовало его это или печалило. То, что девочка выжила. Она лежала спокойно, закрыв глаза и глубоко дыша, судя по всему, уснув. Если бы она умерла или оказалась безумной, все было бы настолько проще.

— Очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, — тихо сказала Пима.

10

Говоря по правде, Гвоздарь сам понятия не имел, что он делает. Принимал решения на ходу, оказавшись в столь странном для них варианте будущего. Единственное, что он знал точно, — то, что эта странная девочка-богачка — часть этого будущего. Богатая девочка с пирсингом в носу с бриллиантом, с золотыми кольцами на пальцах, оставшихся в целости. С темными блестящими глазами. Живая, а не мертвая.

Он сидел с другой стороны костра, глядя, как Пима отдает ей остатки апельсина. Две девочки, две совершенно разные жизни. Пима, темнокожая, сильная, в шрамах, с татуировками команды на щеках и другими символами удачи. Коротко стриженная, мускулистая и очень живая. Другая девочка, со смуглой кожей, но куда светлее, нетронутая солнцем, с длинными струящимися волосами, мягко и гладко двигающаяся, точными и четкими движениями, с лицом и руками, не тронутыми метками насилия, шрамами от проводов и химическими ожогами.

Две девочки, две разные жизни, у каждой — своя удача.

Гвоздарь потянул себя за большие кольца, вдетые в уши. У него и Пимы куча меток, одинаковые, татуировки команды, собственные татуировки, с благословениями Ржавого Святого и Норн. А у этой девочки — ничего. Ни декоративных татуировок, ни рабочих, ни групповых. Ничего. Пусто. Он немного ниже ее ростом, но он знал, что легко убьет ее, если понадобится. Пиму ему в драке не победить, а эта — мягкотелая.

— Почему вы меня не убили?

Гвоздарь дернулся. Девочка снова открыла глаза и глядела на него через костер. В ее глазах отражался блеск пламени, в котором сгорала сломанная мебель и рамки картин. Почему не убили, когда могли сделать это?

Ее речь была отшлифованной, каждое слово отполировано и четко. Как у тех боссов, которые иногда приходят посмотреть на работу и платят премию наличными за хорошую добычу. Идеальное произношение, без разрывов между словами, без запинок. Она съела последний ломтик апельсина, который дала ей Пима, медленно, с наслаждением. Поднялась и села, тоже медленно.

Перевела взгляд с Гвоздаря на Пиму.

— Ты могла просто оставить меня умирать, — сказала она, вытерев угол рта ладонью и слизнув остатки сока. — Я бы не выбралась. Вы бы разбогатели с моим золотом. Почему?

— Спроси Везучего Парня, — презрительно ответила Пима. — Это была не моя идея.

— Тебя зовут Везучий Парень? — спросила девочка, глядя на Гвоздаря.

Он не мог понять, вопрос это или насмешка. Решил скрыть неуверенность.

— Нашел твой корабль, значит, везучий, а?

Ее губы дернулись.

— Тогда меня надо звать Везучей Девочкой, так? — прищурившись, спросила она.

Пима расхохоталась. Села рядом с ней.

— Ага. Точно. Везучая Девочка. Чертовски везучая.

Мгновение она с жадностью глядела на пальцы Везучей Девочки, на золото, блестящее на смуглой коже.

— Чертовски везучая.

— Тогда почему было не взять мое золото и не уйти? — спросила девочка, выставив руку, там, где на пальцах остались порезы от их ножей. — А из пальцев сделали бы амулеты Норн, точно? И золото, и кости от пальцев ваши были бы.

Ее гладкое лицо окаменело. Она умна, понял Гвоздарь. Мягкотелая, но не глупая. Он не мог отделаться от мысли, что ошибся, решив оставить ее в живых. Сложно понять, когда поступаешь умно, а когда — слишком умно, себе во вред. А эта девочка… она уже выигрывает, здесь, у костра. Ведет себя как хозяйка. Задает вопросы, а не отвечает.