– Да, точно, на следующей неделе уже возвращаться в колледж. А я совсем забыла об этом, так что спасибо, что напомнил. Ты бы еще напомнил, что через месяц Рождество.

– Я однажды работал эльфом в торговом центре.

– А фотографии есть?

– Они все сгорели в пожаре, который из всей моей комнаты уничтожил только коробку с фотографиями. Такая вот странная история. – Гейб засмеялся. – А теперь иди развлекайся. В понедельник уже увидимся. Хорошо?

– Конечно!

– Да, и не забудь, что вы с Лизой идете по магазинам искать платье на Хоумкаминг. Она тебе не простит, если ты об этом забудешь.

– Поняла.

Уэс вошел в комнату. Я нажала на отбой, не попрощавшись, и даже не заметила этого.

– Ну привет, болтун, – я сощурила глаза, а Уэс с невинным видом развел руками.

– Я просто подумал, что твоей команде не хватает чирлидера, вот и все.

Его лицо показалось мне слегка осунувшимся. Под глазами проявились небольшие синяки.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила я, трогая его лоб тыльной стороной ладони.

– Конечно, – ответил он с натянутой улыбкой.

– Уэс, – не унималась я, – я серьезно. С тобой все в порядке?

Он вздохнул.

– Ладно, пусть я чувствую себя и не на сто процентов, но мы ведь проведем вечер за просмотром фильмов и едой, а еще меня в ближайшее время ожидает перспектива поплавать с голой Кирстен, так что у меня еще есть кое-что, ради чего стоит жить.

– Ты что, живешь только ради двух вещей? Еды и секса?

– Ты не так далека от истины, но на самом деле я живу только ради еды… Жить ради секса – это как-то…

– Очень похоже на Гейба? – предположила я.

– Туше́, – улыбнулся Уэс, посмотрел в пол и засунул руки в карманы джинсов. – Кирстен, может, я и был таким, но поверь, с тех пор очень сильно изменился. Черт, – он облизнул губы и улыбнулся той самой сексуальной улыбкой. Мне начинало казаться, что я уже жить без нее не могу. – Хотя сейчас я бы не отказался вернуться к прежнему себе. Тогда, наверно, мне не пришлось бы наворачивать круги по дому в тщетных попытках хоть как-то справиться с возбуждением.

Я чувствовала, что щеки и шея наливаются свекольным цветом. С безнадежным вздохом Уэс взял меня за подбородок, повернул мое лицо к себе и быстро чмокнул меня в губы.

– Ты ведь сама понимаешь, что очень-очень мне нравишься, правда?

Я только кивнула, потому что боялась открыть рот. Не была уверена, что не скажу того. О чем потом пожалею. А на самом деле мне очень хотелось узнать, почему он вдруг решил измениться. И еще, может, со мной что-то не так? Может, я какая-то не такая, и поэтому он просто меня не хочет? Я все еще была к этому не готова, но хотела бы знать, привлекаю я его в этом плане или нет.

– Не смотри на меня так. – Уэс снова вздохнул. – Я не святой, и как бы я ни старался держать себя в руках, не могу обещать полного контроля над ситуацией. И вообще, может быть, мне придется на ночь запереть тебя в твоей комнате и выкинуть куда-нибудь подальше ключ. И это отнюдь не потому, что я не хочу тебя. – Он взял мои руки и поцеловал оба запястья. – Наоборот, я очень сильно хочу тебя и ничего не могу с этим поделать. Но я прекрасно понимаю, что если я прижму тебя к стене или к полу или к столу и сделаю все, что мне хочется, то тебя это, как минимум, не обрадует. А между прочим, черт возьми, мысли об этом не дают мне покоя уже несколько дней. Ты лежишь на столе, а рядом стоит праздничная индейка. – подмигнул Уэс и обнял меня за плечи. – Я хочу тебя, но нужно сделать все правильно. А сейчас – сейчас еще слишком рано. Понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, – соврала я, потому что еще не отошла от шока, в который меня повергла картина нас с ним, развлекающихся на столе в непосредственной близости от индейки. Он что, сумасшедший?

Качая головой и нервно посмеиваясь, я вошла за ним в комнату с большим экраном.

– Парад, – провозгласил Уэс и кинул мне в лицо подушку.

– Встречаем Индюшку Тома. – Я подняла руку, чтоб он дал мне пять, но вместо этого парень притянул меня к себе и страстно поцеловал.

– Поцелуи, – вздохнул он, – порой гораздо приятнее, чем давать пять.

– И сегодня… Овечка, пожалуй, склонна согласиться, – подыграла ему я.

– Волк не нарадуется, что Овечка признает его мудрость. А теперь сядь и сиди спокойно, пока Волк не набросился на тебя.

– Сижу.

– Какая скромница. А мне, наверно, даже нравится властвовать и командовать.

– Продолжай властвовать и командовать, пока не почувствовал отпор скромной маленькой Овечки.

– Пожалуй, я включу запись, – пробормотал Уэс.

Глава 35

Вот надо было ему прийти и все испортить. Неужели никак нельзя было обойтись без упоминания о Тае… Его никак не отпускают эти мысли. А я всего лишь хотел спокойно провести каникулы и чтобы мне не напоминали о том, что смерть уже стоит на пороге и в любой момент готова постучаться в дверь. Я так старательно строил замок из иллюзий, а он мгновенно превратил его в руины…

Уэстон

– Я же уже миллион раз говорил тебе, что не хочу говорить об этом! – проревел я, пытаясь заставить отца закрыть эту тему. Почему ему приспичило вспомнить об этом именно сейчас? Обед был просто великолепен, Мелда была так счастлива, что мы умудрились ничего не испортить, что чуть не расплакалась, когда убирала со стола.

Это был первый День благодарения на моей памяти, когда мы спокойно поели и никто ни на кого не накричал. В конце концов, Тай покончил с собой именно на каникулах в честь Дня благодарения.

То есть ровно год назад, если быть точным.

Брат сказал, что у него еще остались незавершенные дела в общежитии, сел в машину и уехал.

На следующий день мы собирались пройтись по магазинам с Мелдой. Она обожала «черную» пятницу.

Тая нашли в его комнате. С пузырьком от лекарства в руках. Вскрытие показало, что в его желудке содержалось невероятное количества успокоительных вперемешку с алкоголем. То есть он просто перестал дышать, и все. Его диафрагма была не в состоянии приподнять легкие, чтобы он сделал вдох.

Когда приехала «скорая», еще оставалась надежда, что брата можно спасти.

Он умер ночью, уже в больнице.

Я ненавижу больницы.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – Отец грохнул кулаком по столу, и слезы навернулись ему на глаза. – Я не переживу, если потеряю и тебя тоже!

– Я еще не собираюсь отходить в мир иной.

– Да черт возьми, Уэс! – Отец сжал переносицу. – Если ты выйдешь еще хотя бы на одну игру, это может убить тебя. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь, да, сынок?

– Я дал ей слово.

– Она девушка! – Отец уже почти перешел на крик. – Она это переживет! С чего ты вообще взял, что она на самом деле влюблена в тебя? Именно в тебя, а не в то, что ты прекрасно выглядишь и сидишь на мешке с деньгами? Конечно, сейчас ты ей нравишься. Ты даешь ей все, о чем только может мечтать девушка, но что будет, когда Кирстен станет известно о твоей болезни? Как она отреагирует, когда узнает, что ты больше не звезда футбольной команды? Что, ты думаешь, случится тогда? Ты веришь, что она останется рядом и будет держать тебя за руку? Может, она пойдет и склеит кого-нибудь из твоих товарищей по команде и будет весело проводить время с ним?

Еще никогда в жизни мне так сильно не хотелось врезать своему собственному отцу.

– Не смей так о ней говорить! – жестко осадил его я. – Ты не знаешь ее так хорошо, как знаю ее я.

– Ох уж эта юношеская влюбленность. – Отец покачал головой. – Уэс, ты что, не понимаешь? Это не имеет никакого отношения к ней. Я беспокоюсь о тебе. Я переживаю, что она может разбить тебе сердце. Я переживаю, переживаю, переживаю. Я не могу потерять обоих сыновей. – Он запнулся. – Я уже потерял так много. Если я потеряю еще и тебя, я не переживу этого. Ты должен сосредоточить все свои силы на том, чтобы справиться, а не на том, чтобы раствориться в ней. Ты вообще принимал сегодня свои лекарства?

Последняя таблетка чуть не прожгла в моем кармане дыру размером с Техас. Я коротко кивнул и развел руками.

– У меня еще осталась одна таблетка на выходные, а со следующей недели я начну пить последний курс.

Отец кивнул.

– Просто постарайся не допустить, чтобы из-за этой девушки твое лечение пошло прахом, сынок. Ты должен жить, я не могу… – Его голос задрожал, и он так и не смог договорить.

– Пап, тебе нужно научиться принимать очевидное, – мрачно проговорил я. – Пойми, есть вероятность, что я не выживу.

– Не говори мне об этом. Я отказываюсь в это верить. Врачи сказали, что…

– Врачи сказали, что есть шанс, что операция пройдет нормально. Но еще врачи сказали, что еще не сталкивались с такой активно растущей опухолью. Возможно, уже слишком поздно. Понимаешь? Просто… не надо так давить на меня разговорами о том, что мне еще жить да жить. Реальность на самом деле может оказаться гораздо менее радужной. Не давай мне ложных надежд. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы задержаться в этом мире как можно дольше, но не надо навязывать мне чувство вины. Потому что одной только воли к жизни может оказаться недостаточно.

В комнате повисла тишина. Потом я увидел, как мой отец поник в кресле и зарыдал. У него тряслись плечи, и он всхлипывал как ребенок. Последний раз отец плакал на похоронах Тая. Сердце мое было готово разорваться. Я подошел к нему и положил руки ему на плечи.

Он ухватился за них, продолжая сотрясаться в рыданиях.

– Это так несправедливо…

– Разве болезни посылаются кому-то в наказание, – пробормотал я, – и никто никому не обещал, что жизнь будет справедливой.

– Она должна быть справедливой.

– Пап, – мой голос дрогнул, – жизнь несправедлива, но это не значит, что мы не можем прожить ее счастливо. Жизнь – это счастье. Жизнь – это подарок небес. Каждая жизнь уникальна, и каждая судьба уникальна, и почему-то нам досталась именно такая. И чем быстрее мы поймем это и примем, тем раньше перестанем сокрушаться и начнем жить на самом деле.