К. Рейсс - Разрушение

Сола не уволили. Деанну также. Ходили слухи, что Френсис пришлось побороться за свое место. Эллиот исчез.

Я знала, что он ждет. Я сказала Солу, что у меня кое-кто есть. Он был за пределами моего мира. Ему были свойственны верность и порядочность. Он показал правильный путь примером, а не силой, и он любил меня. Как бы безумно это ни было, он любил меня. Из всех даров мира этот было величайшим, и я не собиралась думать о том, что не заслуживаю этого. Решение было только за ним, и, если бы он сказал, что я достаточно хороша для него, я бы не стала спорить.

Вот только я спорила. Старые привычки умирали в муках, но все же умерли.

— Твой брат выходит через неделю, — сказал Сол из-за своего стола.

— Я хочу подождать его.

— Это можно устроить. Но почему?

— Хочу вывести его. И мы сможем поехать домой вместе.

— Не знал, что совместная поездка так важна для вас.

— Нас десять. Подумайте об этом. Автомобильная компания Дрейзен могла бы стать новым доходом США вместо нефти.

Он наклонился вперед.

— Помимо управления крупнейшей автомобильной организацией в стране, какие у вас планы, когда вы уедете отсюда?

— Пообедать?

Терапевт прочистил горло, что было кодом: «Я уже понял, что это шутка, а теперь ответь на вопрос».

Я посмотрела в окно. Небо было кристально синим. Черное пятнышко в виде птицы промчалось по нему и исчезло.

— Думаю, что мне нужна помощь. Деанна говорит о встречах. Я знаю о таких в Голливуде. Большие знаменитости уходят, и к ним не относятся по-другому. Никто не замечает. — Я провела пальцем по бархату на кресле, пока все ворсинки, поравнявшись в одном направлении, не стали светлыми. — Мне все равно нужны новые друзья. Те, что у меня есть, сумасшедшие.

— Вам может понадобиться работа.

Я рассмеялась. Правильно. Меня вырезали из наследства Дрейзен, словно опухоль.

— Да уж. Не знаю. Я могу продать квартиру и машину и вложить деньги во что-нибудь.

— Например?

— Я знаю парня, который делает отличные дизайнерские наркотики.

— Фиона, — укорил он.

— Шучу. — Я пошутила, потому что у меня не было ответа. Я не знала, чем хотела заниматься, но мне хотелось, чтобы Сол знал, что я об этом думаю. Я серьезно относилась к своей жизни, даже если у меня не было ответов. Так что я зацепилась за упоминание Карен, которое она оставила для меня. «Может быть, что-то с шарфами и умными принтами». Я крутила руками, словно наматывала нитку идеи на шпульку.

— Не думаю, что делать вещи — это мое, но я хорошо разбираюсь в людях. Людях, которые делают вещи. Любят их. И я смогу носить шарфы не только на вечеринки. На спокойные вечеринки. Такие, на которые ходят люди с детьми. Меня могут увидеть. Фотографировать. Знаете, делать то, что и я.

— Это начало, — сказал он. — Рискованно, но думаю, ваша семья не даст вам умереть с голоду.

Я рассмеялась. Подумала о Карен, как бы она не умерла с голоду, если бы полюбила в себе что-нибудь.

Может быть, это было неплохой идеей. 

Эллиот

Я добрался до парковки Вестонвуда раньше Марджи Дрейзен. Мы поспорили на чашку чая о том, у кого получится первым добраться — у нее из Беверли-Хиллз, или у меня из Торранса. Я сжульничал и выехал на двадцать минут раньше, чем сказал. Она остановилась прямо позади меня.

— Во сколько ты выехал? — спросила она, идя от своего «Мерседеса» к моей дерьмовой «Хонде». В каждой руке по бумажному стаканчику.

— В семь десять. — Признание сделало меня паршивым жуликом.

— Ты честно и справедливо меня победил, — она протянула мне чашку.

— Мы должны были начать в семь тридцать.

— Я выехала в семь.

— Увидимся в аду, — сделал я глоток чая.

У меня только что закончилась ночная смена в государственной тюрьме Чино, где я обычно ждал какой-нибудь неожиданности, и был благодарен, когда ничего не происходило. Работа психолога по вызову в кризисных ситуациях была единственной, которую я мог получить, пока моя лицензия находилась на рассмотрении. Прошло три месяца, и может пройти еще три года, прежде чем у меня закончится испытательный срок. Комиссия не приняла мои отношения с Фионой, мне было ясно, что она стала первой и последней, но я не сдавался. Они назвали это «любовной болезнью», что вызвало у меня приступ смеха. Я был болен, и они были, и каждый, кто когда-либо имел дело с любовью, наверняка был неизлечимо болен. Мы все умирали от этой болезни.

— Какой цвет ты выбрала для своего офиса? — спросил я.

— Зеленый, как деньги.

Марджи бросила свою работу и основала собственную фирму. Сказала, что ей нужна свобода ради собственных интересов. Типа посадить Дикона Брюса в самолет посреди ночи. Типа надавить на комиссию по пересмотру моей лицензии. Типа незаметно вернуть ключи директору психиатрической лечебницы. Или помочь Деклану Дрейзену в затратном разрушении бизнеса Чилтонов. Постепенно, фильм за фильмом, отношения за отношениями, Марджи и Деклан двигали фигуры на шахматной доске так, чтобы заблокировать, саботировать и разрушить эту семью. У меня не было деталей, только информация о том, что это происходило, и новости. Чарли Чилтон упустил огромную режиссерскую сделку на прошлой неделе, и все разрешения на их наполовину построенный дом были отклонены.

Мне было их жаль. Их сын никогда не выздоровеет. Но я был просто мужчиной. Они отрицали опасность, которую их ребенок представлял для других, и он напал на того, кого я любил. У моего сострадания были пределы.

— Они идут, — сказала Марджи, поставив свой стакан на капот моей машины.

Джонатан вышел первым и открыл дверь своей сестре.

От нее, как никогда, захватывало дух.

Ее рыжие волосы подпрыгивали, пока она шла, подбородок вздёрнут вверх, когда она увидела нас, и ее тело было воплощением всей сексуальности, которую я когда-либо видел на земле. Когда она улыбнулась мне и ускорила шаг, я ничего не мог с собой поделать. Я побежал к ней. Фиона того стоила. Стоила каждой потери в моей жизни. Стоила нарушения закона. Стоила жизни, возможности умереть за нее и за все, что между нами было.

Она упала в мои объятья, и мы превратились в клубок рук и губ. Дыхание и движение. Я пробовал ее, чувствовал, понимал, как она двигалась, что мы с ней были связаны, и ничего не изменилось для нее за те месяцы, что мы были разделены. Даже когда она прижалась ко мне, и я почувствовал выпуклость ее живота, ничего не изменилось.

— Тебя никогда не трахали так, как я собираюсь это сделать, — прошептал я.

Я почувствовал, как она вздрогнула в моих руках. Теплая и бойкая, податливая, когда выгибает спину — трахнуть ее было наименьшим, что я мог сделать. Я собирался любить ее жестко и безоговорочно.

Во веки веков, аминь. 

Фиона

Мы попрощались и поспешили в машину Эллиота. Он помчался по извилистой дороге мимо ранчо, почти превышая скоростное ограничение. Было тепло, поэтому он надел рубашку на пуговицах и брюки без пиджака. Я видела, как его тело двигалось, как пальцы сжимали руль, как ветер играл в его волосах.

Он ничего не говорил. Никакой пустой болтовни. Никаких грязных разговоров. Его глаза цвета океана неотрывно следили за дорогой.

— Ты тренировался? — прозвучал мой вопрос.

— Это помогает перенаправить энергию.

Я положила руку ему на колено. Он снял ладонь с переключателя передач и сжал мою.

— Нам есть, о чем поговорить, — сказала я.

— Ага.

Я готовила следующую часть в мыслях миллиард раз. Не знала, смогу ли поднять тему сразу, но не ожидала, что автомобильная поездка станет лучшим шансом. Тот факт, что он не смотрел на меня, только облегчал дело.

— У меня будет ребенок.

— Если тебе станет легче, то я знал.

— Станет, — сказала я. — Мне не придется иметь дело с твоим шоком.

— Как ты себя чувствуешь, кстати? — Он повернулся ко мне на секунду. — Они ничего не сказали бы мне, а Марджи отделывалась обычным «хорошо».

— Никакой утренней тошноты или чего-то такого. Просто голодная, — я прочистила горло. — Я сделала тест пару недель назад.

— Да? — спросил он ровно.

— Я волновалась, потому что была на вечеринке, но она, кажется, в порядке.

— Она?

— Это девочка.

Он сжал мою руку и улыбнулся. Боже, это будет трудно.

— Им нужно было вставить иглу, и они также проверили ДНК, и вот в чем дело… Я была с тобой, но также, Боже, я ненавижу это…

— Фиона…

— Заткнись. Это был переходный период. Никакого смешения крови. Когда это был ты, это был ты, и для меня это не имеет большого значения, но… — остальное я выпалила без пауз. — Но в то время, когда был зачат ребенок, я была с вами обоими, и, если бы ты позволил им сделать анализ твоей ДНК, мы бы знали, твоя ли она. Извини, но я не думаю, что будет справедливо, если ты не будешь знать…

Он рассмеялся.

— Что тут смешного?

— Ты.

— Почему?

— Потому что думаешь, что мне не наплевать. — Эллиот взглянул на меня, чтобы проверить мою реакцию, затем повернулся к дороге. — Я никогда, никогда не сдам анализ ДНК или что-нибудь еще, чтобы доказать, мой это ребенок или не мой. Ты можешь бросить меня хоть завтра, но я признаю эту девочку.

Я скрестила руки.

— Не знаю, что чувствовать — облегчение или раздражение.

— Ни первое, ни второе.

Затем осторожно, словно въезжая на свою подъездную дорожку, Эллиот свернул на грунтовую дорогу, доехал до поворота влево и остановился.