Фиона


Марджи выглядела шокированной до глубины души.

Но не по-настоящему. На ней был традиционный серый костюм и шпильки, которые казались весьма уместными. Рыжие волосы заплетены в низкую косу, а на ресницах красовался обильный слой туши. Но ее мир пошатнулся. Я поняла это в тот момент, когда дверь за мной закрылась, и сестра заговорила.

— Привет, — обняла она меня.

Я очень крепко сжала ее в объятиях в ответ, но ощущение было такое, словно это она тянулась ко мне за поддержкой. Сестра провела меня к стулу, стоявшему рядом с ее, тому самому, на котором я сидела в день выхода отсюда.

— Что не так? — спросила я.

— Я здесь, чтобы узнать о тебе. Что, мать твою, случилось?

— Я сглупила. Вот и все. Пыталась добраться до Уоррена через его семью.

Она наклонила голову вправо и влево, словно разминала шею.

— Это не важно.

— Правда?

— Уже ничего не имеет значения. Вообще. Нет ничего, что мы могли бы сделать ему или любому из них. Проверка следов изнасилования существенно не помогла. Он выйдет.

— Что сказал прокурор?

— Подкуплен. Он замял дело. Мне жаль. У нас ничего нет. — Она со щелчком открыла кейс. — Наш отец катится по наклонной. Денег нет. Счета заморожены. Даже обсуждать это не могу. А Чилтоны разворачивают пиар-войну, чтобы защитить режиссерскую карьеру Уоррена. Они поместили его в эту же лечебницу рядом с тобой и выступают против любого разделения, потому что это делает его виновным, кем он и является. — Она хлопнула ладонью по столу. — Нам нечем бороться. Выше головы не прыгнуть. По крайней мере, головы тех, кто играет по правилам. А это…

Она положила папку передо мной. Боже, как же ужасно выглядела Марджи.

— Я не знаю, как сделать это правильно для тебя, — сказала сестра. — Пока что…

Она запнулась, придушив злой всхлип, и указала на папку.

Я открыла ее.

— О.

На меня смотрели фото Ирвинга. Они походили на предметы искусства. Изображения женщины в глубочайшей боли.

— Я пообещала себе, — начала Марджи, — что не стану полагаться на закон, чтобы защитить эту семью.

— Ты адвокат. — Я просмотрела фото. Пять. Я была в различных стадиях боли и обнаженности. Сердце разрывалось за саму себя.

— Уоррен встретится с последствиями, — сказала Марджи. — Любыми нужными для этого средствами, Фиона.

Я оторвала взгляд от фото и посмотрела на сестру. У нее под глазами остались разводы туши, губы были сжаты в строгую линию.

— Мы сделаем себе новое имя. Никто не перейдет нам дорогу. Когда они услышат «Дрейзен», они будут чувствовать только страх. Никто больше не причинит тебе боли. — Она захлопнула папку. — Первое, что нужно сделать, это не дать этому попасть в печать. Я посбиваю колени в кровь, но проберусь в Кондé-Наст, если нужно.

Я водила пальцем по внешнему краю папки, придвинув ее к краю стола.

— Думаю, это стоит напечатать.

— Они протащат тебя через грязь.

— Мне плевать. Ты делаешь то, что должна. Я… тебе уже сказали?

— Полагаю, что нет.

— Я беременна.

Однажды в мультфильме я видела, как заледенело лицо героя, потрескалось и осыпалось маленькими кубиками льда. Лицо Марджи напоминало подобное, и я ждала кубиков.

— Ребенок не Уоррена, — быстро добавила я.

— Откуда ты знаешь?

Разве ее не было рядом, когда я проходила процедуру с набором для определения изнасилования? Разве она не слышала моих показаний? Может, и нет. Она не смотрела на повреждения, и ее не было в комнате, когда я разговаривала с женщиной-полицейским. Боже мой. Я правда должна это сказать? Была ли я настолько смелой?

Пришлось заставить себя выглядеть обыденно.

— Это было только анальное изнасилование.

Вот они, кубики.

— Я убью его.

— Все в порядке. Просто…

— Буквально. Убью. А затем уничтожу его семью.

— Я просто хочу сконцентрироваться на этом прямо сейчас, ладно? — объяснила я. — Я не могу волноваться о том, как вынуть его кишки, потому что да, я до сих пор хочу это сделать. Мне нужно сказать двоим мужчинам, что кто-то из них может оказаться отцом. Мне кровь из носу нужно убить в себе желание принять наркотики. Мне нужны новые друзья, которые не шляются по вечеринкам. Мне нужно взять жизнь под контроль. У меня ни на что другое нет сил.

Марджи взяла мои ладони в свои.

— Я не могу просто так это оставить.

— А я и не говорю, что могу это сделать. Но этого слишком много. Подумай, как можно отомстить и дай мне знать.

— Так ты оставишь его? Ребенка?

— Да.

— Папочка обделается.

— Нахрен его. Он в любом случае обделается.

— Вот это моя девочка.

— Мне нужно, чтобы ты провела Дикона сюда. Не хочу сообщать ему новость по телефону.

Сестра кивнула.

— Ты его получишь, сестренка. 

ГЛАВА 52

Эллиот


Я видел Фиону во вторник и в четверг в коридорах и в общей зоне. Наблюдал, как она разговаривает со своим братом и несколькими друзьями, которых здесь завела. Мы обменялись теплыми словами. Я следил за Уорреном. В выходные без предупреждения заехал оформить документы, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Поговорил с персоналом о том, чтобы они не подпускали ее к Уоррену, потому что даже если пациенты были не в курсе обвинений Фионы, мир за пределами больницы знал.

Вечное состояние стресса и пустоты преследовали меня повсюду. Я отменил сеанс с Ли, потому что не мог вынести ее осуждения. Она была права. Я не имел права прикасаться к пациентке, и мне было все равно. Мое право не обосновывается на этике. Оно пришло от Бога.

В коридоре прямо перед встречей с персоналом я увидел ее одну. Она стояла в дверном проеме обеденного зала, который терялся на ее фоне. В тридцати футах от места, где я остановился, Фиона повернулась ко мне, и, как бы далеко она ни находилась, я знал, что в ней что-то изменилось. Она не суетилась, а сосуществовала со вселенной в безмолвной гармонии.

Я позволил своим губам сформировать одно беззвучное слово.

— Скоро.

Улыбка тронула один уголок ее прекрасных губ. Она продолжила завтракать, а я пошел на встречу с персоналом.

— Доброе утро, — поздоровался я, войдя последним. Как долго я смотрел на Фиону? Стоило быть более осторожным.

— Чепмэн, — поприветствовала Френсис, отмечая мое имя в списке.

Здесь собрались все. Трое лицензированных терапевтов, двое докторов медицины и трое администраторов.

— Два инцидента на этой неделе, — начала Френсис.

Я вытащил отчеты. В одном инциденте участвовал Чилтон. В другом его подозревали как зачинщика. Он действительно использовал длинную веревку, чтобы повеситься.

— Он играет на публику, — сказала Деанна. Она проводила его сеансы. — Дело с девушкой Дрейзен его расстраивает.

— Он не способен расстраиваться, — отреагировал я.

— Ему нужно знать, что его голос услышан, — сказала Деанна. — Ему не дают ничего делать из-за обвинения. Это плохо сказывается на нем.

— Что он принимает? — Френсис заглянула в свой файл.

Последовала дискуссия, где говорили о нем, как будто парень был нормальным человеком с чувствами, с которыми ему нужно было справиться, и ничем не отличался от других.

— А как же «Паксил»? — перебил я. — Возьмет контроль над вспышками.

— Противопоказан из-за побочных эффектов в виде суицидального поведения, — перебил один из терапевтов.

— У пациентов с депрессией, — сказал я.

— Гнев — форма депрессии, — вмешалась Деанна.

— Не в его случае. Он расстроен. Это не одно и то же.

— Я думаю, что все в порядке, — не отрываясь от своей повестки дня, добавил один из докторов медицины.

— Решено, — сказала Френсис, проверяя свой список. — И мы отделяем его от Фионы. Извини, Деанна. Мы позволим им пообщаться через неделю, но Дрейзен однозначно будет эмоционально нестабильной.

— Почему? — спросил я слишком быстро и прочистил горло. Похоже, никто не заметил.

— Она беременна и дозы ее препаратов снижены.

Каждый нерв в моем теле послал воспламененный сигнал в мозг, чтобы остановить его реакцию. Не реагировать. Оставаться на месте. Смотреть вниз. Моргать. Вырабатывать слюну. Вдыхать. Сглатывать. Дышать, мать его.

Они перешли к другим темам. Я смотрел на движение карандаша между пальцами. Пристроил грифель под углом 45 градусов к бумаге, которая лежала точно под углом 90 градусов к краю стола.

Моргать.

Убрать туман перед глазами.

Не думать об этом.

Беременна.

Она сохранит ребенка?

Заткнись.

Ребенок мой?

Забудь об этом, пока не выйдешь из этой комнаты.

А есть ли разница?

Я хочу его. Я его хочу.

Мы перевернули страницу, и, положив карандаш точно под тем углом, который давал мне некоторую степень эстетического удовольствия, я увидел, где оказался грифель. На списке посетителей.

Дикон Брюс. Среда. 9 утра.

Я сломал карандаш пальцами.

— Мне нужно прийти в среду, — сказал я.

— У нас пока нет графика, — ответила Френсис, тыча пальцем в повестку дня. Она обратилась к доктору медицины. — Теперь, ребенок Робертсов. Мы видим улучшение...

Я держался до конца встречи. Ушел после стандартного обсуждения в финале и направился в свой кабинет. Через пятнадцать минут у меня был сеанс, но сердце колотилось. Меня бросало в пот. Лицо горело.

Господи, блядь, Боже.