К. Рейсс - Разрушение

— Так ты остаешься на ночь? Господи. Ты даже член его не видела.

— Он невероятно сексуальный. Я не могу справиться с тем, насколько влажной сейчас становлюсь.

Она припарковалась рядом с «Бентли», чуть ли не самой дорогой из шести-семи машин, припаркованных вдоль частной улицы.

— Это номер два? — Я указала на стальную цифру «2» на двери одного из домов и открыла дверь машины. — Не слышу музыки.

— Может, это какая-то вечеринка для старых пердунов.

Мы прошли к двери и позвонили в звонок. Женщина открыла почти сразу. Ей было за двадцать, на ней было шелковое длинное платье, которое выглядело так, словно сшито из моторного масла. Ее фигура напоминала идеальные песочные часы, а осанка делала ее выше, чем она на самом деле была. Черные как смоль волосы спадали на плечи, глаза были чище ночного неба, которое только что покинули звезды.

— Вы мисс Дрейзен? — у нее был нежный голос, и он оказался ниже, чем я думала.

— Да, — мы пожали руки.

— А это, должно быть, мисс Уестин.

— Привет, — ответила Аманда, пожимая руку женщины.

— Я — Тиффани. Входите.

Я бросила взгляд на Аманду. Она засуетилась, прикасаясь к своим кудрям. Она, скорее всего, уйдет, потому что волосы у Тиффани выглядели лучше.

Мы прошли за Тиффани по длинному, застеленному ковром, коридору. У нее были чертовски высокие шпильки, что объясняло ее рост, но не осанку, потому что они выглядели так, словно их больно носить.

— Мастер Дикон объяснил вам, какого рода это вечеринка?

— Это изощренная БДСМ-вечеринка, — вскрикнула Аманда. — Что круто. Я бывала на таких прежде. Не велика беда.

Лучше бы она заткнулась.

— Для нас — велика, — ответила Тиффани, останавливаясь перед деревянным столиком возле внутренней двери. — Поэтому мы попросим вас подписать соглашение о неразглашении информации и отказе от претензий прежде, чем вы войдете.

Она подняла две кожаные папки со столика и передала по одной нам. Я открыла свою и просмотрела текст. Аманда стояла с закрытой папкой.

— Выглядит стандартно, — сказала я.

Моя подруга казалась слегка ошарашенной.

— Подождите, а если что-то случится? Мы не сможем никому рассказать?

Аманда до глубины души была паникером. Вес каждой божьей вещи, которая могла бы случиться с ней, заставлял ее от многого отказываться, но только не когда она пила или что-то нюхала. Тогда она не переживала, и в такие моменты ей нравился любой расклад. Так что взять ее в новое место трезвой было тем еще подвохом.

— Вам не обязательно участвовать в ваш первый раз, — произнесла Тиффани. — По факту, мы бы настояли не делать этого.

— Тогда вам не нужно, чтобы я это подписывала, — она передала папку назад.

— Аманда, прекрати вести себя странно.

Тиффани забрала папку.

— Важно, чтобы вы оставались честной, когда дело касается ваших пределов.

Пределы. Я знала свои. У меня их не было.

— Я честна со своими пределами. — Я подписала бумагу и захлопнула папку. Передала ее Тиффани и повернулась к Аманде.

— Домой я доеду сама.

Фиона

Комната была залита солнечным светом, а я все еще спала. Дикон уходил и приходил несколько раз. Залезал ко мне в постель и держал, гладил по волосам, пока меня мучила головная боль. Он принес мне воды, покормил. Сделал несколько звонков, и я слышала, как он разговаривал на африканском в другой комнате, используя тон голоса, которым ставил меня на колени сотни раз. Я не понимала, насколько испорченной была, насколько истощенной после Вестонвуда, даже невзирая на события последнего дня. Иначе я не проспала бы двадцать четыре часа подряд.

В тумане сна, когда все мои фильтры были опущены, я слышала мягкий, как крем, голос Эллиота.

Считаю в обратном порядке.

Используй другие слова, чтобы описать себя.

Фиона, послушай.

В моем состоянии полусна я проигрывала сцену перед входными дверьми Вестонвуда по-другому. Я остановилась. Послушала его. Он говорил что-то новое каждый раз, когда я прокручивала разговор в голове и начинала сначала, но всегда заканчивалось тем, что он просил меня поехать домой с ним.

Фиона, послушай.

Когда фантазия заканчивалась на хорошей ноте, я на самом деле поехала домой с ним и послушала, и спала, пока не проснулась, сдерживая крик, туман исчез, я была слишком сонная, мысли напоминали дробленое стекло.

Я была одна в своей новой комнате, пялилась в окно на небольшую конюшню. Чувствовала себя словно в Вестонвуде, в комнате, которую кто-то сделал для меня. В коробке. В дыре. Окно было открыто, и через него доносились звуки дикой природы, но она все равно ощущалась как тюрьма. Шелест листьев, шуршание маленьких ночных зверьков, сверчки. Грязь под ногтями. Скручивающее ощущение в кишках. Вторжение в меня, как в шлюху, словно я делала это миллион раз, кроме того одного, когда сказала «нет».

Я не могла спать.

Не чувствовала себя в безопасности.

Уоррен был заперт, и я не думала о нем. Или о случившемся. Или о чем-либо. Я, блядь, пыталась попросту заснуть в гребаные два часа ночи.

Я встала и вышла в коридор. Свет за дверью Виллема был включен. Я прошла мимо его комнаты и тихо постучала в дверь Дебби.

Она не ответила. Я вошла и закрыла дверь со щелчком.

Она повернулась в постели.

— Фиона?

— Да. — Я забралась в постель и обняла ее.

— Ты пахнешь мылом.

Я терла себя докрасна, отчего ягодицы начинали кровоточить, и поворачивалась, чтобы оттереть места на спине, где он прижимался рукой, удерживая меня внизу. Но я не сказала об этом, потому что уже уснула прежде, чем попыталась объяснить.

Я проснулась в постели к ужину.

Проснулась означало «села ровно».

В постели означало «постель Дебби в странной комнате, принадлежащей Дикону».

К ужину означало «я была голодна, было темно, а у меня не было часов».

Снаружи я увидела конюшни. Их размер достигал площади школьного спортзала. Запах лошадей не был слышен из-за запаха белой краски, которой была выкрашена студия. Фонари снаружи горели, а Дикон стоял на стремянке, тянясь своим величественным телом, чтобы сделать что-то на потолке. На нем не было рубашки, и через двор его ребра казались упругими достаточно, чтобы их поцеловать.

Я услышала голоса в соседней комнате.

Для меня оставили халат и тапочки. Я надела их и последовала на звук голосов в кухню. Надеялась увидеть Дебби, но на полпути по коридору поняла, что Марджи читала какой-то файл на столешнице.

— С возвращением, — она не оторвала взгляда от текста.

— С кем ты разговаривала? — спросила я.

— Я не совсем уверена, — она закрыла папку и повернулась ко мне.

Я не понимала, что мои руки были скрещены на груди, пока она не посмотрела на них, и словно ее глаза были ладонями, она заставила меня их разжать.

— Иди сюда, — сказала она.

Выполняя свою же просьбу, она подошла ко мне, сделав всего три шага — один, два, три — и обняла меня. Снова пришлось побороть порыв заплакать.

— Мы все хотим увидеть тебя, — сказала она мне на ухо.

— Пока нет. — Я отстранилась немного. — Просто… это может подождать?

— Я говорила с Джонатаном. Он сказал, ты странно вела себя при отъезде. И выглядела побитой. Есть что-то, что ты хочешь мне рассказать?

— Да.

Не плачь.

Ты хотела этого, шлюха.

Используй другие слова.

— Ладно? — произнесла Марджи.

Слова застыли у меня на губах. Он толкнул меня вниз и изнасиловал. Он причинил мне боль. Мне все еще было там больно. Я могла доказать это. Они могли бы сделать фото и анализы. Хоть я и смыла большую часть улик, я могла рассказать об этом. Затем все бы узнали и пустили бы слухи, и все это попало бы в газеты, и сенсация, которую эта новость создала, была бы забыта, и…

— Что ты хочешь мне рассказать?

— Джонатану стоит волноваться о его собственной извращенной заднице.

Она отпустила меня.

— Разве это правда. — Она с рывком открыла свой кейс. — Хочешь поговорить о деле? Или о том, насколько взвинчена мама?

— О деле, пожалуйста.

— Я рада, что ты вернулась.

— Это не дело.

— Дело. Как и следующее. Ты амбулаторный пациент и должна находиться под присмотром. Пять сеансов, дабы просто убедиться, что ты идешь на поправку. Я наняла для тебя терапевта, который тебе понравился.

Я почти выдохнула его имя, но остановилась от покалывающего желания и сожаления.

— Доктора Чепмэна?

Кажется, мой голос был похож на писк. Я не хотела с ним видеться, потому что из-за отчаянного желания увидеть его ребра ощущались как желе.

— Ага. Его. — Она вернула файл обратно в кейс.

Я почувствовала себя так, словно вознеслась к небу от радости и упала на землю от страха, пока живот сжался, словно ириска, растянутая так тонко, что рвется.

— И твоя подруга? — добавила Марджи. — По-моему, ее имя Карен Хиннли?

— Да?

— С ней все в порядке. Ее выписали сегодня утром. Ее адвокат звонил мне и сказал, что она спрашивала о тебе. Ты в порядке? — спросила Марджи, захлопывая кейс.

— Голодная. Спала, по ощущениям, тридцать часов.

Она стянула кейс со стола и нежно поцеловала меня в щеку.

— С тобой здесь все в порядке? Хочешь вернуться со мной?

— Я в порядке.