Или время от времени его искать.

— Поцелуй меня, — шипит тихо, кусая меня за губу и обхватывая затылок, скользнув пальцами по волосам.

Ногти задевают шнурок с кулоном святого. Безделушка, которая не стоит ничего. Подхватывает и тянет, пытаясь приблизиться к губам в ожидании. Даже ногу приподняла, двигая бедрами в такт и стараясь помалкивать, потому что мимо идет беседующая делегация. Хоть кто-то обернется — визга не оберешься.

Секс — это не наркотик. Даже близко не успокоительное. Меня не ломает, я не ощущаю яркой вспышки и накрывающей волны адреналина. Все, что для меня легкое удовлетворение темных фантазий, у нее срывает башню. Вместо криков она кусает мое плечо через рубашку, слюнявя ткань и сжимая челюсти с силой. Для меня ее оргазм — просто способ отвлечься, поглотить чужие эмоции, которыми сейчас наполнены затуманенные серые глаза женщины.

Наше дыхание сталкивается, однако я все еще избегаю поцелуев. Ненавижу их, меня тошнит от этого. И когда пытаются ластиться — тоже, поэтому удерживаю свободную руку у ее головы. Опираясь на нее и заставляя кончать от пальцев в женском теле.

Тяжелое напряжение заполняет место вокруг нас. Рената смотрит затуманенным взором, пока я убираю руку, касаясь еще влажными пальцами этих губ. Она обхватывает их и прикрывает глаза.

Ничего, ровный пульс и тихий стук сердца. Эмоций ноль, желания ноль, интереса — ноль целых ноль десятых.

— Знаешь, тебе стоит выйти замуж за своего шефа, — мурлычу, прерывая ее негу и восторг. Мужчины ушли, и в коридоре мы вновь остались одни, не считая камер. Хотя тут вроде бы слепая зона. Кажется, но оно не точно.

— Что? — озадачивается Рената, хлопая длинными ресницами, не въезжая в намек.

Поправляю свою одежду и вытираю пальцы о помятую блузку, пока она стоит, ошалело открыв рот. Улыбаясь, щелкаю пальцами у самых глаз, выходя из ниши.

— Что ты несешь!? — визжит, выбегая следом и в панике пытаясь спасти остатки прически, поправить костюм и одновременно добиться от меня суровой правды.

— Я говорю, — оборачиваюсь, идя спиной, наплевав, что нас могут увидеть и услышать другие сотрудники в кабинетах. — Замуж иди за того, у кого деньги есть. Нищеброд тебе зачем? Ты баба ничего, но год, два — и филлеры не помогут. А по глазам видно — пипец как кольца хочется. Так что давай, шанс не упускай. Мужик тебя хочет, — показываю знак «окей» и разворачиваюсь, спасаясь от разъярённого вопля озлобленной ведьмы.

Нос к носу чуть не сталкиваюсь с нашим главбухом Ксенией Сергеевной, которая поправляет круглые очки, озадаченно осматривая меня. На морщинистом лице пенсионерки румянец. Подмигиваю ей, салютуя пальцами. Она сжимает пачку печенья и открывает рот, точно рыба.

— Ксения Сергеевна, а жрать вредные продукты не в перерыв — плохо для трудовой концентрации, нарушаете устав, — сую руку в открытую пачку, вытянув одну овсяную печеньку с кокосом.

— Стой немедленно! Иди сюда! — визжит позади обиженная Рената. Ах, как женщины не любят правду. Ксения Сергеевна краснеет, шипит и отступает, хотя я уже иду дальше.

— Никита Евгеньевич, я все расскажу Роману Алексеевичу! — пыхтит бабуля-калькулятор, едва не пуская из ушей пар от невозможности дебит с кредитом свести.

— Чао, крошки, не перезревайте, — бросаю вместо оправдания и убегаю в сторону выставочных залов, петляя коридорами.

Прохожу мимо работников, гостей, немногочисленных посетителей. Тут и там висят детские рисунки, на парочке из которых едва успеваю остановить взгляд — один точно Федора. Он этого дракона с рыцарем вырисовывал несколько часов. Я притащил его сюда и повесил к остальным рисункам «юных дарований». На самом деле, чтобы постебать: мальчишка обижался, однако потом успокоился. Особенно когда рисунок набрал неплохой результат: среди симпатий посетителей этот жирный жёлтый дракон и кособокий рыцарь аж на пятом месте. Они должны были уйти с молотка любителям вкладывать деньги во всякую ерунду, которые после ушли бы на развитие дома творчества для малоимущих и сирот.

У людей нет чувства прекрасного. Фи.

— А вот и он, — не успеваю добраться до выхода, дабы направиться прямиком к нашему кафе, как в мою руку вцепляется многотонный Титаник. Сила притяжения такова, что меня буквально припечатывает к округлому бедру, и я косым взглядом успеваю заметить кудрявые темные волосы, всклоченные явно от бега.

— Ненормальная? — выдыхаю на автомате, углядев ту психованную толстушку, что едва не убилась под моими колесами из-за собаки. Блажена улыбается, на ней снова джинсы и красная рубашка. Она вцепилась в мою руку, глядя таким влюбленным взглядом, что аж затошнило.

— Девочки, — обращается чокнутая к двум тощим воблам в коротких юбках и с одинаково унылыми улыбками. Их лица вытягиваются, пока Блажена говорит. Впрочем, возможно, не только их.

Моя так-то тоже сейчас будет на полу. Вместе с челюстью спешащего ко мне Ромочки с Гришей, когда мы слышим следующие слова:

— Это мой парень. Зайка, поздоровайся с моими одноклассницами! — светится счастьем блаженная дура, и Григорий выдыхает сквозь смех:

— Зайка-а-а… Боже мой.

Глава 7 

— Тебе быстрые углеводы закупорили сосуды мозга?

Мой вопрос звучит громко, и его слышат все присутствующие в зале. Смотрю на Блажену: никаких шансов, детка. Я никому не помогаю, мой принцип нерушим. Нужна поддержка в твоем обмане, чтобы красиво выглядеть перед парой инстакуриц? Это не ко мне, благотворительностью не занимаюсь.

— Кажется, у тебя проблема, Пончик, — ехидно шипит одна подружек-клушек, стреляя глазками в мою сторону.

Нет, дорогуша, твои тощие мощи меня не вдохновляют от слова совсем. Особенно пугает количество штукатурки на лице: такая лицом к рубашке прилипнет и оставит на ней всю свою «природную» красоту.

— Завались, обезьянка, я сейчас разговариваю, — отзываюсь в сторону белобрысой мартышки в светлой кофточке, игнорируя обиду на исправленном хирургами лице. Ее триумф мгновенно теряет краски, потому что сама не выглядит сейчас лучше на фоне опростоволосившейся Блажены.

— Никита, — строгий голос мамы Ромочки бесит, однако больше всех поражает танкер в своих обтягивающих немалые бедра скинни.

Она вздергивает подбородок и улыбается. Черт возьми, она реально улыбается на мои слова, хмыкая:

— Да не пугайся так, дурак. Думала прокатит, но ты слишком злой, — подмигивает мне, щипая за руку.

Вобла номер два с гривой черных волос щурит взор, внимательно осматривая нас. Она вцепляется сильнее в свою подругу, окатывая меня тонной презрения в одном взгляде. Ей явно не нравится ни мое поведение, ни то, как я ответил ее подруге. Мне все равно. Эти псевдокультурные дамы, нацепившие наряды с дорогими лейблами и трясущиеся за каждый килограмм на весах, одинаково противны, как попытка манипуляции моей личностью со стороны их толстенькой горе-врагини. Не та сторона, ни эта не заслуживает жалости, хотя на их фоне Блажена пока выглядит лучше.

Пончик, ха. Какой Пончик, уже целый Беляш.

— Пойдем отсюда, кис. Они придурки, — фыркает брюнетка. Окидывая нас взглядом и останавливая свой презрительный взор на Блажене. В какую-то секунду она вздрагивает, будто от испуга или напряжения, однако спустя пару минут две подружки-кукушки исчезают в толпе и к нам уже спешат Гриша с Ромой.

— Никита, все нормально? Не познакомишь со своей подругой? — вскидывает брови Сташенко, и я закатываю глаза. Серьезно, да? Вот бы еще бросился мне на шею с вопросом: это твоя девушка?

— Да. Поведай мне парень, кто эта красавица с тобой, — улыбается психотерапевт, однако на лице внимательное выражение.

Все, начиная от его наряда — простых свободных льняных брюк и легкой рубашки до чуть сдвинутых очков на переносице — дает ложное ощущение легкости. Григорий Соболев не просто врач, он настоящий копатель и хранитель чужих грязных тайн. Пара взглядов друг на друга — мы словно два хищника на одной территории. Гриша всегда внимателен к деталям. К примеру, сейчас смотрит на руку Блажены, которую я все еще не сбросил и не оттолкнул девчонку от себя.

— Здравствуйте, я Блажена Солнцева, — улыбается девчонка. Выступая вперед и отпуская мою руку. Рома с Гришей удивлены, а вот я вздрагиваю, потому что ее фамилия уж слишком похожа на псевдоним моей партнерши по радио.

Кстати, и голоса у них похожи. Хрипотца выдает.

Неужели?...

— Очень приятно познакомится с подругой Никиты. Он нечасто показывает свой круг общения, — Рома пожимает ее руку, у самых глаз морщинки от непривычной улыбки. Давно он начал так радоваться всяким глупостям? Мрачным он нравился мне больше. Хоть не бесил.

— Ах, прячет, прячет от нас, поганец, таких милых девочек, — мурлычет Гриша, вскидывая брови и косясь в мою сторону. Будто спрашивая: «Все хорошо?».

Нет, не хорошо. Эта картина напоминает мне знакомство с Факерами из дурацкой молодежной комедии. Сам не замечаю, как начинаю отступать в сторону. Затем виляю мимо какой-то парочки и бегу к выходу, слыша в спину:

— Никита!

Мне надо срочно на воздух, дабы подумать. Немного кислорода, прочистить мозги и выбросить из головы образовавшуюся кашу. Я знаю, что мое поведение странное, но еще больше напрягает вся эта шелуха и внимание. Зачем? Прекрасно ведь знают, что у меня нет никаких подружек или друзей, так к чему подобная фамильярность.

Не замечаю в проходе худенькую фигурку. Уже почти столкнувшись, вовремя успеваю притормозить. Из-за утраты равновесия толкаю дородную дамочку в длинном платье, на подол которого наступаю ботинком, и слышится тихий треск. Мадам с мини-сумочкой летит с матами, не соответствующими ее образу леди из высшего света, в сторону ограждения. Запинается о красный канат, заорав:

— Ах ты падла, смотри, куда прешь!