— Я соскучилась, — тихо шепчет Солнцева, шмыгая носом куда-то мне в грудь. — Очень-очень соскучилась.

— Гав! — отзывается Толик позади меня, ему вторят десятки других голосов. Кто-то скулит, кто-то воет. Я здесь пару минут, а голова готова взорваться от гомона разнообразных звуков. Нет, все-таки не люблю животных.

— Если они не замолчат, я выброшусь из окна. Серьезно, — сглатываю ком, отпуская утирающую слезы Блажену. Морщусь, потирая ухо. Сигарету все-таки уронил. Пришлось подбирать, дабы выбросить в ближайшее мусорное ведро — благо она успела потухнуть.

— Они тоже тебе рады, — смеется Солнцева в ответ, обводя рукой помещение. — Благодарят за это место. Мы его отремонтировали на твои деньги.

Ненавижу, когда мне припоминают добро. Хочется посыпать голову пеплом и заорать: я не такой, это самообман ради галочки в карме. Режим защиты активирован, заставляя внутреннего мудака шевелить извилинами, дабы все испортить.

— Что с тобой случилось? Из дома украли холодильник, а рядом закрылись все гипермаркеты? Где Беляш, над которым я мог смеяться неделями? — щипаю ее за щеку, мысленно давая себе пинка.

Гребаный идиот, ничего умнее придумать было нельзя. Сам десять минут назад плевался ядом, сейчас остроумно топишь любые попытки на нормальное общение. Мне почти стыдно, хотя совесть по-прежнему предсмертно хрипит где-то в углу.

— Правильное питание — залог здоровья! — обиженно хлопает Блажена меня по груди и потирает лицо в месте щипка. Недовольно сопит, одергивая на груди халат, который стал ей немного большим.

Нет, вряд ли она когда-нибудь станет стройной моделью. Хотя зачем покорять подиумы, когда вся ее красота — доброта.

— Ты теперь не Беляш, — дергаю кончики темных волос, слыша тихое «ой», и наклоняюсь. Солнцева широко распахивает глаза, шумно втягивая носом воздух. — Еще одно Солнышко в моей жизни.

— Никит… — выдыхает она с трудом, едва сдерживая очередной поток слез. Кладу ладонь ей на макушку, прикладывая вторую к груди, и пафосно добавляю:

— С этого дня нарекаю вас, Блажена Дмитриевна — леди Солнечный Пончик.

— Дурак!

Вечером немного ветрено, звезды на небе прячутся за тучами и ничего, кроме уличных фонарей с огнями города, не освещает дорогу. Вокруг еще много людей, большинство куда-то бежит и почти не замечает ничего вокруг. Мы стоим перед зданием радиовещания, наблюдая за сотрудниками, спешащими добраться до своих машин на парковке или успеть на метро. Я все еще там работаю — охрана пропустит без пропуска. Вот только никак не решусь, разглядывая отблески на темных стеклах.

— Она тоже скучает.

— Знаю, — тихо отвечаю я, в наступившей тишине между нами с Блаженой пиная камень.

— И очень тебя любит, — в ее голосе легкая грусть, но гораздо больше беспокойства. Удивительная эта Солнцева. Я ведь знаю, что у нее тоже есть чувства и она их совсем не прячет. Но не пытается навязать, живет с ними дальше.

— Да, любит, — выдыхаю шумно и прикрываю глаза. — И я люблю, очень. Только мне страшно, потому что времени мало. Слишком много просрано впустую в борьбе с самим собой.

Рядом скалится Леночка. Правда, уже без деда, где-то старый мудак потерялся. У нее отобрали право голоса, но она по-прежнему имеет влияние на меня. Как сказал Гриша: некоторые связи не так-то просто разорвать и на терапию нужно время.

Блажена встает передо мной, дергая за рукав, и я смотрю на нее с удивлением на ее улыбку. Чему Солнцева так радуется?

— Плевать, сколько осталось, — хмыкает эта чудо-девчонка. — Важнее жить, чем страдать и тосковать. И у меня есть отличная идея.

Глава 41 

С Егором поговорить не получилось. Брат Дианы не то что разговаривать, он даже на пушечный выстрел меня не желал подпускать к старшей сестре. Пришлось действовать обходным путем и, выбрав день отсутствия Загорского, я отправился к его жене Кате. Ко мне она относилась чуточку лучше. Хотя, увидев на пороге, явно не обрадовалась.

— Погоди, — я остановил помрачневшую Катерину, собравшуюся хлопнуть дверью перед моим носом.

— Ты попросил выслушать — я выслушала. На твой вопрос ответ — нет, — жестко произнесла она, вновь пытаясь захлопнуть дверь в квартиру. Напирать сейчас — это заставить ее испугаться еще больше. Без того Катя не очень охотно отвечала мне, и пришлось буквально уговаривать по домофону, беззастенчиво используя Блажену.

— Послушайте, Екатерина, — мягко начала Солнцева, посмотрев на меня быстрым взглядом. Оно и понятно, терпение у меня не железное. Могу огрызнуться и сделать хуже. — Никита всего лишь хочет все исправить.

— Как? — холодно поинтересовалась супруга Егора, мазнув по мне неприязненным взглядом.

— Можно ли исправить то, что он натворил? Ты хоть знаешь, чего стоило Ди твое пребывание в стационаре? Да она все бросила и бегала туда, пока ты кочевряжился, отказывая во встречах всем! И было бы ради кого стараться — наркоман обычный, — прошипела Катя, каждым словом разбивая без того хрупкую защиту, которую я воздвиг вокруг себя после лечения.

Захотелось вновь принять таблетки. Успокоиться, привести себя в норму. Паника подступала из ниоткуда, пытаясь захватить все мое существо, и я даже сжал крепко пальцы в замок, вдыхая носом, выдыхая ртом. Один вдох, второй — все ради видимой поддержки баланса, хотя это от Кати не укрылось.

— Послушайте, вы же ничего не знаете, — возмутилась Блажена, но я положил ладонь ей на плечо, чуть сжав его. Солнцева удивленно замолчала и повернула ко мне голову.

— Подожди внизу. Ладно? — попросил я, продолжая смотреть на мрачную Катю.

— Я не останусь с тобой наедине, — отрезала жена Егора, собираясь закрыть дверь.

— Хорошо, — упрямо ответил я, кивнув на это заявление. — Тогда я буду разговаривать с тобой через стенку. Или подожду Егора. Мне в общем-то все равно, но отсюда точно не уберусь в ближайшее время.

Хрена лысого они от меня этого дождутся. Загорская засомневалась, и стоило Блажене двинуться в сторону лестницы — хлопнула дверью. Она сдержала свое слово, только я тоже упрямый. Устроился прямо на бетонном полу, подстелив под себя утепленную кожаную куртку и прикурив сигарету. Солнцева хотела было позвонить в дверь Кати, однако я мотнул головой.

— Иди, — выдохнул вместе с дымом, разглядывая крашеные в мятный цвет стены. — Все хорошо.

— Точно? — засомневалась Солнцева, на что я улыбнулся.

— Да, передай Бублику привет. Скажи, что я соскучился.

На меня посмотрели, как на дурака. Покрутив пальцем у виска, Блажена покачала головой и спустилась вниз, оставляя меня одного. В принципе, заняться было чем. Согласовать кучу приказов и договоров по электронной почте, поковыряться в банковском приложении, отписаться в чатах ребятам из центра и не только. Иконка с присланным сообщением от Наташи Погребняк высветилась в списке контактов. Открыв окошечко, я усмехнулся.

Ну да, кто бы сомневался. Смайлик в виде среднего пальца на просьбу о помощи. Чего можно ждать еще?

Ник Воронцов: «Я серьезно».

Ната Погребняк: «И я повторяю: пошел ты, козел».

Ник Воронцов: «А если очень вежливо попрошу?»

По словам Гриши: «Вежливость покоряет города». С ней у меня всегда были сложные отношения — почти что как у супругов при дележке имущества во время бракоразводного процесса. Вы друг друга ненавидите, но телек отдавать «этой скотине» жаль. Я в своей жизни просил лишь несколько раз. В детстве, умоляя маму успокоиться, потом деда пару раз, а после уже перестал. Бесполезно, когда тебя не слышат. Даже Лену никогда и ни о чем не упрашивал. Неважно, как больно, плохо и тошно мне было — да лучше сдохну, чем скажу «пожалуйста».

В случае с Дианой все было иначе. Ее я любил, по-настоящему, сильно. Мне было трудно переступить через себя, сложно сформулировать всем известную фразу и еще тяжелее умолять. Однако ради того, чтобы хотя бы немного исправить ситуацию, можно постараться.

Ната Погребняк: «О да, не смеши, урод. Ты хрен "спасибо" скажешь, а тут надо постараться! Десять букв из себя выдавить».

Нет, такие вопросы в текстовых сообщениях не решают. Я нажал значок звонка, слушая некоторое время гудки, затем осторожный голос Наташи на том конце:

— Да?

— Пожалуйста, — выдавил я из себя, заставляя свою коллегу замолчать удивленно. — Пожалуйста, Наташ. Помоги мне. Очень тебя прошу.

Шуршание на том конце заставило затаить дыхание. Если и она бросит трубку, придется туго. Не то чтобы план нельзя будет исполнить без помощи. Только хотелось сделать по-человечески, дабы Диана оценила, порадовалась. Может, это не исправило бы все, не замолило мои грехи, не помогло вернуть ей утраченное здоровье. Но оно сделало бы ее чуточку счастливее, а большего мне не нужно.

— Ты умираешь, что ли? — задала вопрос Наташа, и я не удержался от сдавленного смешка. Внутри сдавило грудную клетку, заставляя слезы подступить к глазам. Совсем размазней стал, хотя Гриша утверждал, что так выходят все подавленные эмоции.

— Я бы рад, только жить мне и жить, — горько рассмеялся я в трубку, закусывая сжатый кулак.

— Воронцов, — вздохнула Наташка. — Ты странный, в курсе? Мы ведь беспокоились за тебя. Я несколько спрашивала Ди о тебе. Парни хотели прийти. Только нам запретили.

— Знаю, — выдохнул я, зажмуриваясь и ощущая влагу. — Я запретил, думал так будет проще. Ненавидел вас.

— За что?

— За мое прошлое, — прохрипел сдавленно, втягивая носом воздух. — Мне казалось, всем вокруг хочется перемыть кости. Никита Воронцов из семьи психопатов. Наркоман и отброс.

— Не поверишь, но всем насрать. Уж извини, ты тут не один такой. Каждую ночь названивает один псих круче другого. У всех проблемы, но дураки позлорадствуют, а нормальные — протянут руку помощи. Только надо научится говорить. Через рот.