Мы делаем шаг в сторону по мокрой траве. Носки, джинсы, все промокло насквозь. По лицу стекали капли, а ледяные порывы ветра первые несколько минут заставляли дрожать от холода. Я сжимал руку Дианы, следуя ее уверенным указкам.

- Хочешь попробовать? - внезапно спросила она на очередном круге, отчего едва не запнулся.

- Я?

- Да.

Выбор, который Ди мне дала, ничем особенным не отличался. Вот только она отдаленно не представляла, какого это. Никто и никогда меня не спрашивал. Я не просился на свет, не хотел быть Воронцовым. Один единственный раз сделал собственный выбор, но Рома забрал его, вытащив из горящего дома. Аня вздумала помогать, не спрашивая, как и Игорь с Гришей. Маша желала дружбы, и даже Блажена казалась навязчивой. Им было от меня что-то нужно, каждый тянул в свою сторону поводок. Менялись хозяева, намордники и ошейники, но вот возможности решить за себя не было никогда. Точнее, я об этом не думал.

Поначалу неуверенно, затем смелее я передвинул ладонь Диане на талию, сжимая влажную ткань джемпера. Второй рукой переплел наши пальцы в замок и сделал первый шаг. Совсем короткий, но свой собственный. Туда, куда хотел. Без наставлений и нравоучений, просто по желанию, не боясь ошибиться.

Это было весело, нам было хорошо вдвоем. Пару раз чуть не запнулись во время очередного поворота, насмехаясь над собственной неуклюжестью. Стоило замереть на месте, как я наклонился, касаясь лбом ее лба и выдохнул:

- А дальше? Что мне делать дальше?

Диана поняла, о чем я спрашивал. Только объяснять ничего не стала. Только тихо прошептала у самых губ. Эти слова я скорее почувствовал, чем услышал.

- Жить дальше, Никит. Идти туда, куда захочется. Помня, что была Диана Загорская, которая тебя любила и, возможно, сделала чуточку счастливее.

Эти слова разрушили меня окончательно. Никакого шанса, никакой надежды. Осталось только горькое чувство предстоящей потери и, осознания, что ничего нельзя изменить. Я не дурак, все понимал сразу. Только принимать не хотел.

Я потянул Диану в дом, прижимая к себе крепче. Мне хотелось доказать ей, что она ошибается. Невозможно жить дальше, когда теряешь что-то хорошее в своей поганой жизни. Я не церемонился. Несколько раз прикусил больно ее губу, сжимая кожу пальцами до синяков, словно стараясь оставить как можно больше следов. Будто таким образом заставлял понять всю глупость сказанных ею слов.

Мы поднимались по лестнице наверх, натыкаясь на каждый угол и разбрасывая повсюду остатки одежды. Камин, ужин были забыты вместе с неразобранными вещами и пакетами с продуктами внизу. Скользя ладонями по ее спине, я непроизвольно провел кончиками пальцев вдоль позвоночника, слыша тихий вдох. Падая на кровать, я навис над ней, глядя в глаза и открыв рот, попытался выразить все накопившееся на душе за раз, уместив в одну дурацкую ванильную фразу.

- Я… - захлебнулся словами, не сумев даже выговорить букву первого слова после местоимения.

- Скажешь потом. Утром, - промурлыкала она в ответ, приподнимаясь и вновь касаясь моих губ обхватив ногами бедра. Откинув голову назад в момент нашего соединения, Диана громко вскрикнула, цепляясь за мои плечи, словно ища поддержки.

Ни на следующий день, ни неделю после, чертовы три слова произнести не смог. Будто боялся, что после нам придется сразу попрощаться. И по итогу, я просто сам себя вернул в исходную точку. Туда, где было привычно и безопасно таким же отбросам общества. К таблеткам, дающим мне уверенность в завтрашнем дне.

Глава 32 

Я бегу, но все равно не могу настигнуть свою жертву. Она уже на два пролета выше, громко смеется, и этот противный звук отражается от бетонных стен старого здания. От него мороз пробегает по коже, заставляя мурашек активно расползаться по коже. Лена перегибается через перила, смотря на меня внимательным, чуть насмешливым взглядом, и продолжает призывно улыбаться.

Где я? Не помню, как сюда попал. Мне очень холодно. Такое ощущение, словно иду по ледяному полу босым. Противные острые камешки впиваются в ступни, несмотря на толстую подошву зимних ботинок. Странно, воздух вокруг такой, словно я нахожусь на улице и вовсю валит первый декабрьский снег. Кажется, вчера дикторы по всем каналам предупреждали о возможных осадках в двадцатых числах декабря.

— Ну что же ты? Не хочешь со мной разобраться? Передумал? Струсил? — доносится до меня Ленин голос. Он звучит странно, будто чуть искажен из-за некачественной записи. Я точно знаю, что ее тут нет. Тогда почему бегу за ней?

— Что с тобой, милый?

Вздрагиваю, ошарашенно смотря на образ Дианы, сменивший Елену. Ее фигура исказилась слегка, но по-прежнему была отчетливо видна в ярких лучах солнца, появившихся невесть откуда. Она поманила меня пальцем, и ее улыбка не имела ничего общего с оскалом Лены.

— Никита!

Я сделал неуверенный шаг вперед, затем еще один. Чем выше поднимался, тем сильнее бил в глаза яркий свет солнца. Уже вся лестница давно утонула в нем, почти ничего не разобрать в округе. Образ Ди постепенно мерк, но я все еще слышал ее голос и шел на него.

— Ник, пойдем отсюда.

Протянув руку, я попытался нащупать хоть что-то впереди себя. Пальцы судорожно пытались поймать ускользавшую от меня Диану. Никак не получалось дотронуться до нее, поэтому я мог лишь слепо метаться по помещению и ежиться от холода, выпуская вместе с судорожным дыханием пар изо рта.

— Ди? Ты здесь? — позвал Загорскую, оглядываясь и потянулся к вороту зимней куртки. Странно, почему одежда совсем не греет?

— Я здесь, — выдохнула Лена мне на ухо, коснувшись плеча.

Вздрогнув, попытался отступить, однако ничего не вышло. Ноги будто примерзли к полу. Она тихо рассмеялась, скользнув ладонью по моей груди. Волна отвращения буквально заставила дернуться и силой перехватить тонкое запястье, сжимая горло.

— Не трогай меня! — я чуть сильнее надавил пальцами, все еще слыша раздражающий смех и встряхнул эту дрянь с силой. — Где Диана? Куда дела ее?

— Давай же, милый, — завораживающе прошептала Лена, смотря на меня томным взглядом. — Сделай это. Или у тебя не хватает смелости? — выдохнула она мне в губы, стоило только ослабить хватку и отпустить ее.

Запах гари ударил в нос, и яркий свет потух, обнажая искореженные остатки нашего дома. Обгоревшие стены, обвалившаяся крыша и выбитые стекла. На пепелище не осталось практически ничего, что сохранило бы первоначальный облик. Черты Лены смазались передом мной, являя вновь Диану. Я просто закрыл глаза, позволяя тянуть себя вперед вглубь темных развалин. Туда, где слышался тихий плач.

«Остановись Никита. Пожалуйста, услышь меня».

Мне казалось, будто я знаю того, кто прятался в глубине развалин. Уже без помощи Лены или Дианы я пытался добраться до него, преодолевая горы наваленного мусора и обдирая ладони о грязные стены. Еще чуть-чуть, совсем немного.

— Ник!

Нет, не останавливай меня.

— Никита, очнись!

Подожди, дай мне найти его. Он плачет, просит помочь ему.

— Никита!!

Я дернулся, резко распахнув глаза, и вдохнул морозный воздух. Перед глазами кружили снежинки, падающие с темного неба прямо на головы людей внизу. Терраса крыши Дианиного дома открывала потрясающий вид на многочисленные небоскребы и разноцветные огни ночной Москвы. Только сейчас я понял, что стою у самого края, а позади меня кто-то крепко прижимается к спине и тихо всхлипывает.

— Господи, — выдохнула Диана, стоило мне осторожно отступить вместе с ней назад. — Я думала, ты не очнешься! Звала, звала, но ты никак не хотел просыпаться.

Я повернулся и крепко обнял ее, ощущая, как она дрожит. Понятно, почему мне было так холодно. На улице декабрь месяц, и несмотря на снег, температура давно достигла минусовой отметки. Я стоял на крыше с босыми ногами, в одной домашней футболке и штанах. Видимо, среди ночи меня понесло сюда прямо из постели.

— Прости, — выдохнул я, касаясь мягких волос. — Дурной сон. Дурацкий тупой сон из прошлого.

— Ты давно говорил с Гришей? — Ди чуть отодвинулась, смахивая с глаз слезы. — Никит, это не шутки. В последнее время ты ведешь себя странно. Вчера чуть не сорвался на охраннике, постоянно конфликтуешь с ребятами на радио и поругался с Ромой из-за какой-то ерунды. Что с тобой происходит?

Я отодвинулся от нее, выпуская из своих объятий, и непонимающе посмотрел. Какого хера она тут мне устраивает? Заботу так проявляет? Раздражение нахлынуло почти так же быстро, как исчезло чувство паники. Захотелось рявкнуть погромче, чтобы отстала.

— Никита, с тобой что-то происходит, — поджала Загорская губы, обхватив себя руками и ежась, будучи в одном домашнем костюме. — Я волнуюсь.

Заебали, волнуются они. О себе пусть волнуется, не я тут пропускаю приемы у врача!

— А за собой следить не пробовала? Думаешь, я не в курсе, что ты на этой неделе не была в клинике? — огрызнулся я, сжимая кулаки. — Сказал же, все хорошо. Лучше займись собственным здоровьем.

Она распахнула глаза шире, ошарашенно приоткрыв рот. Не то чтобы раньше у нас не было конфликтов. Но как-то не приходилось орать на нее. Вот только если по-человечески не понимает. Просил же больше не напоминать про Гришу и вообще про лечение. Все у меня хорошо, нахер в этом опять копаться.

— Мы сейчас говорим о тебе, — видимо, Диана справилась с собой, потому что упрямо взглянула на меня. — Проснулась среди ночи, а тебя нет. Благо сосед, выходивший с собакой, видел тебя. Что я должна подумать?

— О себе я сам подумаю. Без твоей помощи. Мы вроде как трахаемся, а не друг другу в душу лезем, не?

Сказать что-то более мерзкое было нельзя в нынешней ситуации. Загорская вздрогнула, втянула носом воздух и молча развернулась, шагая на выход. Просто ушла, оставляя меня тут посреди террасы, с которой я пять минут назад едва не сиганул во сне.