И уже через пять минут я благополучно запиваю две таблетки «Нурофен Экспресс» теплой минеральной водой, стоя на крыльце небольшой аптеке возле дома. Вкус не самый приятный, однако из-за боли я почти его не чувствую. Перед глазами скачут мушки и пляшут цветные круги, зато мозг прекратил отчаянные попытки выскочить из черепной коробки.

Во-первых, не стоило вчера идти на встречу одноклассников. Звонок был совершенно неожиданным. Я даже удивился, что эта толпа убогих про меня вспомнила. Один из бывших приятелей, отслуживший благополучно в армии, вернулся и вздумал встретиться школьным коллективом в уютном баре. Мне все равно было нечего делать, поэтому, заказав детишкам пиццу и наказав вести себя хорошо, отправился танцевать, пить и смотреть как растолстели мои одноклассницы за эти пять лет.

Во-вторых, мне нужен был моральный перегруз. После избиения Тимура, скандала в группе и ситуации с Машей, Рома словно сорвался с цепи. Он приехал в субботу пораньше, завел старую гармонь, отплясывая лезгинку на моих нервах. Хотелось его ударить, послать куда подальше, а после закрыть дверь и забить ее гвоздями, чтобы не вздумал больше приходить.

— Мы же договорились: никаких больше драк, Никита! А если бы ты его убил?! — цедил Сташенко, болтая ложкой в чае, пока Аня возилась с Василисой и Федей. — И что ты решил с детьми? Нельзя держать их у себя, это противозаконно!

— Я в курсе, ясно? — огрызнулся в тот момент, потеряв всякое терпение и желание к конструктивному диалогу.

После произошедшего все ссадины с царапинами ныли, местами покрылись коркой, от которой образовывался зуд. Мне хотелось разодрать на себе кожу до крови, добираясь до белеющих костей. Каждое слово без того резало острым лезвием по едва зажившим ранам, но Роме было мало. Ему, видимо, мало было разговоров на работе и дома. Ковыряние в моих мозгах доставляло ему удовольствие. Подключил Гришу, пожаловался на меня Илье с Лерой, друзьям своим. Видимо, ждал, что вся делегация взрослых поможет мне осознать тленность бытия земного.

А я просто сбежал, вместо того чтобы приехать вечером на очередное собрание, и пропустил встречу с психотерапевтом, напиваясь до потери сознания. Изгоняя из памяти мерзкие сны, чужие прикосновения, жестокие слова и отпуская себя на несколько часов с поводка. Не самый лучший способ, но другого на тот момент у меня не было.

— Федя был прав, сказав, что ты поползешь в аптеку за обезболивающим, — голос Григория Соболева вернул меня в суровую реальность, стоило только прикурить сигарету.

Я выдохнул дым, зажимая ее между пальцев и спустился по ступенькам, игнорируя своего душеспасителя, шагая в сторону дома. Голова болела, хотя мир вокруг перестал пытаться сбежать от меня.

— Ты вчера не приехал на дачу к Илье, — потянул Гриша, поднимая ворот своей легкой ветровки и приравниваясь к моему шагу.

Неудивительно, ведь солнечные дни в Москве в этом году можно было пересчитать по пальцам. На землю падали мелкие капли дождя, а прохладный ветер обдувал немногочисленных прохожих на тротуаре. Пиная мелкие камни под подошвами ботинок, я шагал вперед, игнорируя чужое присутствие. Еще зеленая листва, трава вокруг в скором времени должна была окраситься в желтые и оранжевые краски. Летние цветы в уличных кадках — завянуть, а прохожие — сменить легкие свитера да ветровки на кожанки с пальто.

Втянув носом воздух, прикрыл на пару секунд глаза, ощущая, как боль отступает. Я не любил лето — оно такое же лживое, как люди. Притворяется солнечным и ярким, но в любой момент может подставить тебя с погодой. В этом плане осень с зимой гораздо честнее. Все вокруг умирает по заданному циклу, после чего оживает грязной некрасивой весной.

— Как себя чувствуешь после гулянки?

О, меня уже по истории в Инстаграме отслеживают?

— Аня показывала. Неплохо вы оторвались. Но все же зря нагрубил девушке, — шутливо журит меня Гриша. Задирая голову к пасмурному небу, отчего его стекла на его очках мгновенно покрываются моросью.

Ах, да. Вчера я назвал бывшую королеву класса безмозглой силиконовой бомбой.

— Я ей на голову еще шампанское вылил, пацаны просто не записали, — отвечаю равнодушно, сунув руки в карманы темно-серых джинсов под цвет плитки под ногами. В голове мелькнуло воспоминание о мармеладках для ребят, которые выклянчил Федя вчера, пока я по стеночке полз до своей кровати, пьяный в хлам.

Хреновый из меня пример для подражания. И родитель тоже будет ужасный. Наверное, детей и правда лучше отдать государству.

— Она что-то сделала не так? — в голосе Григория ни грамма осуждения. Наоборот, он собран, спокоен, на лице лёгкая улыбка. Будто весь этот рассказ не часть нашей воскресной терапии, а просто разговор двух приятелей.

— Минет у нее отстой, — отзываюсь лениво, подходя к дверям небольшого супермаркета и толкая дверь.

Внутри пахнет свежей выпечкой, а усталый охранник, потирая глаза, тихо здоровается с нами, уткнувшись обратно в монитор и считая минуты до конца смены. Иду мимо рядом с напитками, выискивая нужную полку. Гриша предусмотрительно схватил небольшую переносную корзинку, которой я пользуюсь без зазрения совести. В нее летит пачка охлажденного мяса, несколько банок с консервами, все доступные моему взору крупы, коих дома почти не осталось.

Вот запрусь сегодня в квартире и буду изображать шеф-повара ресторана. Роллы с курицей, надо найти лепешки. Василиса их любит.

— Это действительно упущение, — вторит мне Гриша, не отставая ни на шаг, пока я изучаю сыры и выбираю лучший из представленных. — Но не думаю, что это так критично.

— Она сказала, что я долбаный торчок, — отвечаю лениво, будто речь о будничных делах. — А я ответил, что шлюшье мнение никто не спрашивал. Все равно это никак не поможет ей насосать на кольцо «Тиффани» у ее женатого любовника.

Женщина рядом с нами вздрагивает и в ужасе поворачивается в мою сторону. Мне все равно, просто жму плечами, вспоминая отрывки вчерашней ночи. Начиналось за здравие и закончилось упокоением. Вряд ли меня еще раз позовут, ведь правда в лицо никому не нравится.

— Никита, это правда, что ты лежал в рехабе? — красивое лицо Оксаны стало уродливым, стоило ей презрительно скривить губки в тот вечер. — Знаешь, не зря Валентина Семеновна, наша классная, говорила, что ты плохо кончишь.

Наши одноклассники мигом побросали разглядывать ленту Вконтакте и переписываться со своими любовниками с любовницами, заинтересованно вытянув мордочки. Безусловно, каждый из них знал историю моей семьи из сводок СМИ. Они прекрасно помнили озлобленного подростка, который вечно был под завязку накачан барбитуратами. Его красавицу тетку, череду скандалов с очередным обещанием «исправиться» в кабинете директора и скандальное избиение трудовика Петровича за то, что назвал Андрюху Климана «жирным свиноносом». А еще разбитый нос Андрюхи. Он смеялся с остальными за моей спиной, превратившись из преданного друга в такую же стайную шавку, потому что не хватило духу дружить с таким, как я. Все эти моменты постепенно стирались из памяти, погребенные под иными воспоминаниями, но Оксана любовно вспоминала каждый. Уж не знаю зачем, наверное, желала эпатажа и яркого скандала.

Типо, хэй, мы позвали тебя, клоун. Весели нас, не расстраивай.

В школе я ненавидел их всех. От лживых учительских улыбок, за которыми скрывалось плохо маскируемое презрение, до мерзких рож одноклассников. Часть из них в детстве бывали у нас дома: посещали мои дни рождения, дарили подарки. Одни клялись в вечной дружбе толстощекому парню, ибо деньги моей семьи могли купить часть из них и еще осталось бы на чай. Другие слишком боялись и уважали моего деда, чья незримая тень всегда маячила с мешком денег на случай помощи.

Аристарх Воронцов любил все покупать: семью, улыбки, репутацию и даже друзей своему внуку. Это знали все, потому так активно жали мои потные ладони и смеялись над моей картавой речью, лишь покинув стены нашего дома.

И вот вчера у них снова появился шанс. И какой! Ведь за мной больше не стояли ни дед, ни родители, ни даже Лена с Леонидом. Все миллионы нашей семьи ушли в благотворительный фонд, а то, что осталось — сотая доля общего состояния семьи Воронцовых.

— Тебя задели? — вновь вернул меня к реальности Гриша, едва я наклонился за пачкой мармеладных червячков. — Ее слова о твоей зависимости?

— Нет, — четко ответил я, бросая на Соболева насмешливый взгляд. — Я бывший наркоман. Это не убрать из моей биографии и не стереть ластиком из больничной карты. И мне глубоко фиолетово, кто там что думает по сему поводу.

Психотерапевт кивнул, задумчиво рассматривая полки со сластями и потянувшись рассеяно к плитке шоколада с фиолетовой коровой. Пока мы продвигались к кассе, та самая дама успела несколько раз обернуться на нас, а едва дошли до кассы, подозрительно прищурилась и отодвинула сумку.

— Да не нужны мне ваши сто рублей в кошельке, дамочка. Их даже на приличный героин не хватит, — закатил я глаза, заметив страх, исказивший ее черты лица. Она сжала ручки черного клатча, сглатывая и выдыхая нервно:

— Ничего подобного не думала!

Ну да, ну да. Я тебе, конечно, верю.

— Тебе не стоит кричать о своей зависимости в обществе, если хочешь строить нормальные социальные связи с людьми. Большинство живут ярлыками и стереотипами, — пожал плечами Гриша, едва нам пробили товар на кассе. И это еще продавщица долго косясь в мою сторону, пока я расплачиваюсь.

— Это проблема людей. Они тупые — это факт. И в глаза долбятся, ибо проще поставить крест, чем скрипеть извилинами, — отзываюсь, выходя из магазина и удерживая пакет. — Еще скажи, быть повежливее и не слать каждого второго в эротическое пешее.

— Можешь попробовать. Сразу увидишь, как меняется отношение.

— Гриша, иди нахер, — улыбаюсь врачу, а затем отворачиваюсь, слыша тяжелый вздох за спиной. — Видишь? Я вежливый.