В комнате полно игрушек для животных, на полках помимо романов стоят книжки про породы собак и кошек. Ветеринарные справочники и журналы. На стенах фотографии с кошками, собачками, людьми, которые обнимаются со своими питомцами. Такие счастливые, будто словили наследство в миллион долларов, а не собаку получили в нагрузку или кота. Попугайчики, дельфины, даже жираф, которого Блажена обнимает за шею.

— Я работаю в центре реабилитации домашних животных, а еще волонтер в нашем зоопарке, — говорит она, замечая мой интерес. — Прости, что так со щенком вышло. Но я подумала, что вы можете друг другу помочь.

— Я отдал его, — отзываюсь равнодушно, бросая на нее взгляд. — Двум девчонкам, дочерям директора нашего центра для зависимых.

— Оу, — она улыбается и кивает. — Хорошо. Думаю, ты выбрал хороших хозяев.

Вот это вера в людей, просто поразительная. Может, я пса на шашлыки пустил, а эта дура глазами хлопает и радуется точно ребенок моему поступку. Выдергиваю свою руку из ее пальцев, словно обжигаясь. Мы стоим по разные стороны баррикад, и за моей чертой святошам совсем не место.

— Мне надо идти, — бросаю грубо, шагнув на выход.

Где-то в глубине души я жду просьбы остановиться. Сейчас она подскочит со своего дивана. Бросится ко мне, начнет выспрашивать и пытаться задержать. Рома постоянно так делает, и, если бы не осаждающая его Аня, давно бы в морду ему дал. Желание пробраться в душу у таких людей сидит в подкорке мозга, их хлебом не корми — дай кому-нибудь помочь. Не зря же я на Солнцеву уже третий раз за неделю натыкаюсь и второй за день?

— Конечно, будь осторожен.

Ушам своим не верю и резко оборачиваюсь к ней, открывая рот. Блажена стоит в коридоре, щенок вьется у ее ног, а она улыбается. Терпеливо ждет, что я начну собираться, и нисколько не делает попыток меня остановить.

— Что, и вопросов не будет? — недоуменно спрашиваю, все еще не веря в происходящее.

— Нет, мы же не подружки, чтобы до ночи секретами под тортик делиться, — мотает Блажена головой, пожимая плечами и сунув руки в карманы джинсов. — Ты вправе уходить и приходить куда хочешь, если есть приглашение.

— Прямо-таки даже неинтересно? — усмехаюсь, все еще пытаясь понять ее логику.

В прихожей светло, потому что Блажена уже успела включить свет. Местами отошедшие от стен обои немного пожелтели, а внизу явно были подраны маленьким пушистым засранцем, копошащимся сейчас на полу. На тумбе валяется ошейник с поводком и желтый маленький мячик для игры с собакой. Рюкзак, пакет с пачкой корма и ключи от квартиры. Каждая деталь интерьера запечатлена в голове, пока я тяну время. И она это понимает, оттого стоит и ничего не предпринимает, ожидая моего решения.

— Ты еще более странная, чем кажешься на первый взгляд, — устало выдыхаю, стягивая обратно ботинки и вижу мелькнувшую на ее лице улыбку.

— Ваше высочество будет чай с пирожными, или, может, хочешь нормальной еды? — Блажена разворачивается и идет опять на кухню мимо меня, обдавая меня легким цветочным ароматом не то духов, не то шампуня.

— В программе-максимум сегодня ужин на двоих и долгие разговоры под Луной о нашем девичьем? — иронизирую, наклоняясь и подхватывая упитанного щенка, пока тот тявкает, вырываясь. Хороший пес, даже симпатичный. Глаза умнее, чем у большинства людей.

— Будешь шутить про любовные романы, насыплю тебе соль в кофе, — грозит Солнцева, открывая холодильник. — Картошка с мясом или салат с авокадо?

— С ума сошла? — морщу нос, сажая щенка на ближайшую деревянную табуретку, громко фыркая. — Я берегу фигуру. Конечно картошка.

— Да, картошка после шести — это забота о своем здоровье.

— В Нью-Йорке сейчас одиннадцать утра, кстати.

— Отличное оправдание.

На несколько часов я просто на все забиваю. Ни работа, ни Рома, ни психоанализ, ни Тимур — ни о чем думать не хочу. Завтра я буду решать все навалившиеся проблемы. Узнаю, как там Маша, съезжу в центр, поговорю с Волковым, разберусь на сеансе с очередным внутренним демоном. Но не сегодня.

Через несколько часов мы с Блаженой расстанемся и каждый пойдет своей дорогой. Она будет помогать зверушкам, я — снова окунусь в свою серую будничную жизнь. Мне почему-то не хочется знать, она ли сидит за дверью в студии, каждый четверг выслушивая мои монологи о жизни «до» всего этого. Сегодня и сейчас я хочу покоя. И, наверное, впервые в жизни, я его вдыхаю с ароматом специй и жареного мяса под лай щенка под ногами, выпрашивающего очередную порцию еды с хозяйского стола.

Лишь среди ночи, когда я в своей постели, реальность догоняет меня. Я просыпаюсь от ощущения холодных пальцев на шее. Они душат меня, держат крепко, сдавливая трахею и не давая кислороду поступать в легкие. Женщина надо мной словно Энни из «Мизери», такая же жестокая психопатка, чья любовь убивает. Холодный пот струится по спине, пока я, тяжело дыша, пытаюсь прийти в себя, сжимая простынь.

«Я никогда тебя не отпущу».

Боже, когда ты перестанешь мне сниться, Лена?

Тихий скрип двери в спальню заставляет вздрогнуть. Ошалело смотрю туда и вижу маленькую фигурку, метнувшуюся ко мне. Василиса юркает на кровать, обхватывая ручонками, внимательно смотря совсем не детским взглядом, будто что-то понимает, однако не может выразить мысль словами. Проезжающая машина отбрасывает тень на стену, а следом, сонно потирая глаза, входит Федя, зевая в кулак.

— Вы издеваетесь? Вам тут не мамкина кровать! — рычу зло, но получается какое-то глухое шипение, на которое дети даже внимания не обращают.

Одна вручает мне в руки своего розового зайца и перебирается на другую сторону. А второй смело лезет следом, игнорируя мое взбешенное пыхтение.

— Ну, где гулял? Бросил нас. Никакого чувства ответственности, — сонно бурчит Федор, пристраиваясь с другого боку, нагло отбирая у меня половину одеяла. Приходится смириться, лечь на подушки и радоваться ширине кровати. Хотя с двух сторон меня все равно окружили дети, пока я с зайцем в обнимку смотрю в потолок.

— Сами зачем встали? У вас свои комнаты, — отзываюсь уже спокойнее, ощущая, как непроизвольно рука обнимает Василису, которая уже перебралась мне на грудь. Она продолжает смотреть, будто ждет чего-то, и Федя тихо бормочет, уже засыпая:

— Сказку расскажи ей, я сегодня забыл почитать…

Я утыкаюсь носом в густые волосы, заплетенные в косу. Точно знаю, что утром ее делал по какому-то дурацкому ролику на Ютуб, чертыхаясь нехорошими словами под дурацкий мультик о семействе собак. Вася даже не позволила расплести ее, хотя получилось довольно криво, да еще наверняка неудобно. Поэтому тяну пальцы к резинке, распуская густые пряди, проговаривая:

— В одном королевстве жил маленький принц в большом замке из золота и хрусталя.

Я знаю, что она не слышит, но оно ей и не нужно. Она просто смотрит, будто способна читать мысли в темноте. Пока я говорю, она засыпает, сжимая своего зайца, и только после этого выдыхаю, пытаясь ответить на самый главный вопрос.

Когда мне придется их отдать, смогу ли я жить дальше как ни в чем не бывало?

Глава 12 

Самый известный факт человечества: люди долбятся в глаза.

Они просто не замечают очевидного, пока им не прижмет. Или ситуация не встанет раком, потому индивид будет вынужден обратить внимания на очевидное и лично для него невероятное. Прямо как сейчас: уже сорок минут дамочка стоит у кассы и терроризирует фармацевта.

А можно ли давать вот этот сок для детей от трех лет, если моему ребенку два года и одиннадцать месяцев?

— Женщина, — взвывает несчастная за стойкой, поднимая руки. — Я не знаю, ясно? Написано «от трех лет», наверное, нельзя.

— Нет, ну подождите! Это же очень важно! Или, скажем, вот эти витамины. Содержания цинка в них, судя по дозировке…

Моя голова сейчас просто расколется надвое, поэтому я просто прижимаюсь к стеклянной витрине и разглядываю пастилки от кашля с лимоном. Не знаю, что ненавижу больше: тупых людей или утро воскресенья с тупыми людьми. Возможно, все вместе.

— Извините, вы тут стоите? — интересуется позади меня интеллигентный юноша лет тридцати, поправляя очки в дорогой оправе.

Он одергивает галстук, стоит мне повернутся и вскинуть на него брови. Его серый костюм идеально выглажен, а аромат парфюма забивает носовые пазухи. Темные волосы прилизаны, на левой щеке алеет парочка-другая прыщей, которые он старательно игнорирует, однако этой стороной старается не светить.

Маменькин сынок, лопух и менеджер по продажам. Может быть, топ-менеджер в какой-нибудь вшивой конторке. Но живет явно с мамой, больно пугливый. Особенно когда я надуваю пузырь жвачки и ласково произношу, дергая его за цветастый галстук в убогий горошек:

— А что, человек недоразвитый, я похож на стенд с косметикой? Или просто так тут к витрине прижимаюсь, потому что меня возбуждает «Фервекс» с лимончиком?

— Э-э-э…

Еще десять минут в царстве лекарств и прокладок, начну убивать людей по одному. Мигрень усиливается с каждой секундой, а из лекарств дома был только старый добрый «Фурацилин» для полоскания горла. Я даже не уверен, что покупал его сам. Может быть, остался с прошлого года в запасах, когда Аня пополняла мою аптечку во время очередной эпидемии гриппа. Она искренне считала, что я забиваю на собственное здоровье. Неправда, просто предпочитаю квалифицированную помощь врача-терапевта, а не самолечение по интернету.

— Молодой человек, отпустите меня! — сипит глухо бабушкин внучок и гордость отличников в школе. Оказывается, я уже намотал его галстук на свою руку, сдавливая трахею парня, пока мои мысли путешествуют где-то за гранью, пытаясь сбежать от раздражающей боли.

— Кыш! — шиплю, вытаскивая изо рта жвачку и сую ее прямо в нагрудный карман парня, ядовито ему улыбнувшись. — Выбрось по дороге, будь хорошим мальчиком. Эй, мамаша «Хотите покажу фотку моего засранчика?», вы там еще долго? Девять утра, хватит проедать людям мозг. Вас что, мужик бросил?