– Потому что я люблю, а ты ненавидишь.

Больше она разговаривать не стала.

Уже гораздо позже, при прохождении психиатрической экспертизы, выяснилось, что девочка росла в постоянном давлении отца, который никак не мог простить мне того, что я выбралась тогда, выкарабкалась и взошла на пьедестал королевой. За то, что у меня был лучший на свете муж, за то, что моё лицо знали все, за то, что я счастлива и успешна. Эти мысли не покидали его всю жизнь, и каждый день он наговаривал Карине, что она должна быть такой же, чтобы он мог гордиться своей девочкой. Говорил, а сам того не понимал, что убивает в ней все чувства. И ничего не могло его удовлетворить: ни красный диплом института, ни успешная карьера. Он всегда хотел большего, мечтал добить меня, уничтожить, и подошёл слишком близко. Думал, что всё рассчитал, когда подкладывал Карину под Игоря, когда сделал её идеально похожей на меня внешне. Она перекрасила волосы, согласилась на несколько пластических операций, и бонусом ко всей этой истории стали её голубые глаза, такие же голубые, как у меня и у отца. В итоге, она не выдержала постоянной гонки со мной, влюбилась в Игоря и, не получив его, возненавидела меня ещё больше, теперь уже не ненавистью отца, а своей собственной. Я могла её понять, но не хотела, поэтому в дальнейшей судьбе участвовать не собиралась. Каждому своё.

Узнав всю эту историю, психологические приёмы отца, поняла, что Игоря давно простила. Пазл сложился, последняя деталь встала идеально. И именно эта деталь стала недостающей в моём понимании его измены. Отец оказался прав, заметив, что моему мужу не хватает меня такой, в которую он влюбился. И вот сейчас, зажимаясь от страха первой встречи, я закрываю глаза, подбираю слова, но понимаю, что, увидев его, сказать мне будет нечего. Я не знаю, как меня примут дети, как я приму их, но надеюсь на лучшее, сжимаю кулачки, моля Бога дать мне шанс всё исправить. Объявили посадку, стюардесса прошлась по рядам, проверяя пристёгнутые ремни безопасности, сказала что-то успокаивающее, думая, что я боюсь полёта, и я попыталась восстановить дыхание.

Когда вышла в зал для встречающих, Игоря заметила сразу, сжала зубы до боли в челюсти, до судороги, быстро выдохнула и уверенно пошагала к нему навстречу. Он меня не узнал, чем позабавил и позволил расслабиться. На лице непроизвольно появилась улыбка. Игорь смотрел сквозь меня, то опуская взгляд, то нервно выглядывая меня из толпы, сжимал в кулаке какую-то газету, которую, видимо, и взял для того, чтобы было чем занять руки. Качнулся на пятках, поджал губы, раскрыл рот, чтобы что-то сказать, когда я остановилась напротив, буквально в двух шагах и тут же его закрыл. Я сняла очки и робко улыбнулась.

В тот момент, когда напротив остановилась девушка, я уже потерял всякую надежду на то, что Оксана прилетела. Не знал наверняка, села ли она на самолёт, либо произошло что-то, нарушившее планы. Открыл рот, чтобы попросить незнакомку отстраниться, и не мешать обзору и застыл на месте. Дежа вю, не иначе. Молодая и красивая, с аристократически-белоснежной кожей, с тугим хвостом волос, она уверенно стояла напротив меня. Узкие, обтягивающие ровные ноги, голубые джинсы, лимонная шёлковая блузка и белая кожаная косуха, всё дополнено короткими сапожками на высокой шпильке и миниатюрной сумочкой в руках. Очки в пол-лица и робкая улыбка, которая стала последним штрихом, подрывая моё сознание, заставляющая думать, что мне это кажется.

Оксана подняла очки на лоб на манер ободка, обнажая лицо и улыбнулась снова, а я замер и не сумел ответить тем же.

– Игоря, я… – Она волновалась, опускала взгляд, но упрямо поднимала его, желая сказать мне, по-видимому, что-то важное, глядя в глаза. – Прости меня, я…

– Мне всё равно, что ты сейчас скажешь, мне не нужны твои слова.

Грубо отрезал я все её попытки к продолжению, заметил мгновенно набежавшие слёзы и сам испугался своей грубости. Она молчала, а я уже думал как исправить, поэтому шагнул ей навстречу, двумя пальцами приподнял подбородок, предлагая смотреть мне в глаза.

– Мне нужна ты. Поэтому говорю сразу: не будет полумер. Ты сейчас, раз и навсегда решаешь остаться со мной или же разворачиваешься и уходишь.

Она вздохнула, попыталась вставить слово, но я перебил.

– Ты будешь моей женой, будешь носить мою фамилию и больше никогда не смеешь думать о том, что не подходишь мне. Не смеешь решать за меня и всегда обещаешь быть уверена во мне и в моих чувствах.

Говоря всё это, шёл ва-банк, не знал, зачем она прилетела, что хотела сказать, но выговорить всё это, поставить свои условия, подчинить её себе, считал необходимым. Я не позволил бы ей больше мучить нас обоих, поэтому предложил или уйти, или остаться, хотя очень боялся ставить её перед таким выбором, но иначе больше не хотел. Её всю, целиком, со всеми мыслями, тараканами в голове и закидонами. И когда её молчание затянулось, не сдержался.

– Чёрт, Оксана, не молчи! – Крикнул на весь аэропорт, заставляя вздрогнуть не только её, но и добрую половину зала.

– Я люблю тебя.

– Повтори. Повтори так, чтобы я слышал.

– Я люблю тебя и принимаю все твои условия, я хочу быть с тобой и верить тебе, – глотая слёзы пыталась чётко выговорить она, не отводя взгляда, не пытаясь улизнуть или окончательно расплакаться.

– И я тебя люблю, малыш. – Прошептал, обхватив любимое лицо обеими руками, держал так крепко, как мог себе позволить, и поцеловал, прижимая её к себе всем телом, потому что хотел. Потому что иначе просто не может быть.

– Я думала, ты меня не простишь. – Прошептала она мне в шею, задыхаясь.

– Глупая. Глупая и моя. Одна, единственная. Ни первая и ни вторая. – Повторил я её давние слова, сдавливая в объятиях всё крепче и крепче. И ещё тише, так, что бы только мы поняли, добавил: – Что ты там хотела со мной сделать?

Почувствовал, как кровь прилила к щекам Оксаны, она поняла, поэтому в тон мне ответила:

– Всё.

И, в подтверждение своих слов, несильно нажала на возбуждённую область паха.

И всё, бы, конечно, хорошо, вот только мой Игорь – это не последняя инстанция. Оторвавшись от него я вспомнила об этом, а он всё понял.

– Дети с Артёмом. И… – Замялся, но тут же взял себя в руки. – Не знаю, что там вас связывает, но мне он нравится. И Алисе тоже. Пойдём.

Нельзя сказать, что его уверенное слово мне не помогло, но помогло не настолько, чтобы я смогла свободно дышать. Правда, волновалась напрасно, Алиса встретила меня, бросившись в объятия. Руками, как тисками схватила за шею и долго-долго отказывалась отпускать. Сопя и пыхтя, тёрлась, скулила, пытаясь забрать всю ту нежность и ласку, которой была обделена последний год. И спасибо за эту встречу надо сказать именно мужу. Это только его заслуга, то, как ко мне отнеслась дочь. Он не стал ей рассказывать, что я не могу её видеть, не говорил, что мама её бросила, он просто просил потерпеть, пока маме станет лучше, мама болеет и не может сейчас быть вместе с ними. И это, отчасти, было правдой, но всё равно, мой муж самый лучший и понимающий. Только вот если встреча с Алисой была страхом моральным, то с Тимкой, именно физическим. Он всё ещё спал в коляске, продолжил спать и пока мы ехали до временного жилья, которое снял Игорь на неопределённый срок. Мы молчали, я не стала рассказывать, что повлияло на моё решение, а ему и не было это важно, главное, что я с ними, рядом. Артём отвёз нас домой и тихо удалился, пожелав мне удачи. В чём именно, не пояснил, но, думаю, имел в виду не что-то конкретное, а мою жизнь, мою семью.

Когда услышала тихий писк из переноски дёрнулась всем телом. Выскакивая из-за стола, приблизилась. Но взять сына на руки не решилась. Страх причинить вред ребёнку не отступал, а я не знала, как с ним бороться. Игорь и тут понял меня без слов, аккуратно вытащил Тимку, снял с него лёгкий комбинезончик, привычными и отработанными до автоматизма действиями заменил подгузник, поулыбался ему, поагукал вместе с ним, посюсюкал, чем меня несказанно удивил. Я, конечно, догадывалась, что мой муж безгранично нежный, заботливый и вот такой вот необъяснимо ласковый, но видеть этого прежде не приходилось. Поэтому оставалось только умиляться его отношениям с сыном. Алиса тоже в это время не скучала, была под рукой, вовремя подавая то крем, то влажные салфетки, только я оставалась в стороне от семейного действа, но мне скучать больше не предложили. Окинув решительным взглядом мою сухую фигуру, Игорь взял Тимку на руки, сделал несколько шагов и, не давая никому из нас опомниться, вплотную приблизился ко мне, прижимая к груди ещё одну частичку нас. Испуг прошёл как только большие серые глаза улыбнулись мне, маленькая ручка потянула за блузку, желая с ней расправиться, а слюнявы ротик раскрылся, чтобы что-нибудь в него притянуть. Больше не было того барьера: это мой сын, мой родной и любимый, тот, по которому я скучала и тот, который снился ночами.

Примирительный секс вечером, когда дети устали и легли спать. Я отдавала всю себя, пытаясь забыться, цеплялась за мужа руками, впивалась губами, прижималась к нему всем телом, лелея призрачную надежду, а потом ощутила тиски, которые больно давили на грудь. Нет, они никуда не пропали. И мне хотелось отдышаться, вырваться на свободу, почувствовать лёгкость, с которой я рассталась слишком давно, чтобы помнить это чувство. Как только дыхание Игоря за моей спиной выровнялось, не смогла себя больше сдерживать и вышла на веранду, накинув на плечи тонкий халат. Прохладная ночь быстро привела в чувство, не позволяя разрыдаться в голос, хотелось кричать, но я крепко зажимала рот дрожащей от напряжения рукой и дышала, дышала, пока дверь за спиной не хлопнула. Я вздрогнула, но руку так и не отпустила, а Игорь не двигался с места, рассматривая мой силуэт в темноте ночи.

– Ничего ведь не изменилось, так? – Тихо толи спросил, толи пытался утверждать он и нужно было что-то ответить. – Давай, скажи то, что не можешь мне сказать уже очень давно. Ну?