– Совершенно верно. Некоторые нервные расстройства накапливает в себе сам человек, поэтому и вывести себя из этого состояния, так же, может только он сам, моя задача здесь, направлять, помогать смотреть в нужную сторону, но убедить в чём-либо пациента я не могу.

– Оксана отказалась от общения с дочерью, но ведь Алиса не виновата.

Разговор меня не просто увлёк, я ожил в нём, начиная осознавать всю серьёзность ситуации. Наклонился вперёд, устраивая локти на краю стола, внимательно слушал, в надежде не пропустить ни единого слова.

– Да, она рассказывала об этом и, поверьте, сама очень сильно переживает разлуку с дочерью. Самым главным и, будьте уверены, решающим здесь, является то, что Оксана Владимировна осознаёт и признаёт свои проблемы, но пока ей не удалось понять их суть, глубину. К сожалению, она очень долго копила эти эмоции и фактически убедила сама себя в собственной же правоте. А сейчас, когда эти проблемы вылезли наружу, избавиться от них не так-то просто.

– Я могу чем-то помочь?

– Можете, за этим я вас и пригласил. Оксана Владимировна не раз говорила о том, что вы пытаетесь обвинить её в случившемся.

– Не совсем так. – Стушевался я.

– Однако, определённые претензии всё же имеете. – Уверенно заключил он и сам себе кивнул. – Что именно вас не устраивает в отношениях с женой?

– Вы меня сейчас лечить собираетесь? – Недоверчиво усмехнулся, но кривая ухмылка тут же сошла на нет.

– Продолжайте.

– Что вы хотите услышать?

– Ну, допустим, в чём вы её обвинили? – Он сверкнул глазами за тонкими лизами и я поёжился от этой хватки. Неприятно, когда тебя просчитывают. – Давайте, Игорь, я вам помогу. Оксана Владимировна в наших с ней беседах, не единожды вспоминала последний разговор между своими родителями, невольным свидетелем которого она стала. Так вот, её отец обвинял мать в том, что та не давала ему развиваться как личности, пыталась контролировать.

– Мы с Оксаной были равны в отношениях. – Перебил я, но только потом понял, что вовсе не перебил, а вклинился в специально отведённое для моей реплики место в диалоге.

– Да, только вот она сама утверждает, что была негласным лидером. Вы с удовольствием прислушивались к её мнению и…

– Но это нормально!

– Конечно, только не в вашем случае. Она не лидер по натуре. В работе, в отношениях с подругами – может быть, но в семье она хотела бы чувствовать себя на вторых ролях. Быть ведомой. Вы меня понимаете? – Я молча смотрел на психолога в ответ. – Она хотела бы видеть рядом с собой сильного мужчину, который принимает решения, который является главой.

– Может, она хотела видеть рядом с собой какого-то другого мужчину? – Не сдержался я и психолог глянул на меня торжествующе. С восторгом от моих эмоций, от моих слов.

– Вот видите, как легко вас подвести к нужной черте. – Усмехнулся он. – Примерно то же самое делает и Оксана Владимировна в беседах с вами. Её психика выбирает правильно направление и, как результат, вы снова и снова готовы её обвинить. В чём?

– В том, что она выбрала меня. – Догадался я и сник.

– Абсолютно верно! Точно так же она в разговоре пытается услышать и сформировать и все остальные ваши претензии. И в результате мы получаем то, от чего и отталкивались. Она проецирует ситуацию со своими родителями и на вашу семью.

– Но я никогда её не брошу, что за бред?!

– Уязвлённой психике очень сложно принять эту истину. Понимаете, – он закинул ногу на ногу, – в её детстве, точно так же, родной и очень близкий человек смог предать. И ведь не было к этому предпосылок. Она доверяла своему отцу, любила его. А теперь боится, что и вы, из такого же любящего, можете превратиться в чужого и далёкого. Как вы думаете, Игорь, почему она искала защиты именно у бывшего мужа? – Резко сменил он тему и я напрягся.

– Ей больше не к кому обратиться. – Предположил я. В принципе, и сам давно свыкся с этой мыслью, оттого и был спокоен.

– Не только это. – Осадил меня психолог. – Дело в том, что господин Дементьев, как бы не складывались обстоятельства их совместной жизни, никогда не шёл у неё на поводу. Он чётко разграничивал понятия, никогда и ни в чём не обвинял. Вы улавливаете суть?

– Не совсем…

– Она, как бы не старалась, не могла наложить макет известных ей по схеме отношений «любовь-семья-ложь-предательство» на их связь. Проще говоря, доверяла. Знаете, как проверенный путь, как надёжный товарищ. И он не предавал.

– В отличии от меня?

– Да, но сейчас я говорю не о вашей измене, а именно о ваших обвинительных вердиктах и умозаключениях. Ушла к нему – значит, изменила. Поддерживала связь – значит, мечтала возобновить отношения. Узнаёте идеи?

– Допустим. И что мне с этим делать? Ну, с тем, что быть сильнее в эмоциональном плане, я понял. А сейчас что?

– Вы торопитесь, Игорь. – Хитро улыбнулся он. – Руководить своими эмоциями не так-то просто. Но, в целом, суть вы уловили. Так вот, ваша помощь будет заключаться в том, чтобы не усугублять проблемы. Вы обвиняете её и она вам верит, и точно так же обвиняет себя. Начиная со своей первой беременности, своего возраста и заканчивая тем, что не оставляет вам выбора. Безуспешно пытается понять, чего вам не хватило и что вы пытались найти на стороне. Определившись с этими понятиями, она найдёт возможность принять ваш выбор. Простить. Вы меня понимаете?

– Честно говоря, с трудом.

Психолог улыбнулся и более дружественно настроился.

– И это не удивительно. Наша нервная система слишком сложно устроена, чтобы её понять, и остаётся только принимать всё так, как есть. Оксана Владимировна человек, желающий поддаться влиянию. Вот и внушите ей, что проблема была не в ней. Если у вас, конечно, ещё осталось такое желание.

– Осталось.

– Вот и замечательно. И как только она сможет принять вас, примет и детей.

Я несколько раз растерянно кивнул, пытаясь разложить всё по полочкам, но пока безуспешно. Тихо поблагодарил, встал и остановился в дверях, когда мужчина меня окликнул.

– И, да, никакой шоковой терапии. – Убедительно кивнул он. – Я имею в виду ваш вчерашний поступок.

– Спасибо.

В гостиницу вернулся только к вечеру, Тимка ещё не спал, а, увидев меня, определённо обрадовался. Чтобы быть рядом с сыном, пришлось взять двухкомнатный номер: одну комнату для меня, другую – для Марины и детей. Не смотря на то, что мы с ней всё обсудили, напряжение осталось и со временем оно всё больше и больше меня тяготит. Её неморгающий взгляд, брошенный на меня, нарочито показательное молчание в моём присутствии, опять же, показательное нежелание общаться с Тимкой. Я понимаю, что она меня напрягает, но терплю, понимая, что это нужно для сына. Советовался с педиатром, тот убедил, что с началом прикорма, грудное молоко вполне можно заменить на адаптированную молочную смесь, благо сейчас большой выбор и соответственное качество. Но первый прикорм он рекомендовал начать не раньше, чем с четырёх месяцев и то, с чайной ложки. Значит, ещё как минимум два месяца, только вот не знаю, справлюсь ли.

Она как всегда молча кивнула мне, переложила на руки Тимку, как бы случайно касаясь своей грудью, красиво выпирающей из-за полы свободно повязанного халата. Невинно улыбнулась, прикрываясь, а меня аж передёрнуло.

– Я тогда пойду к Серёже.

И, не дожидаясь моего ответа, выходит в соседнюю комнату, оставляя меня наедине с сыном.

– Вот так, Тимка, – улыбаюсь я ему, – не получилось у нас с тобой показать маме, как хорошо ты уже держишь головку. Ну, ничего, она ещё жалеть будет, что столько пропустила. Как считаешь?

Тимка забавно агукнул и я тихо рассмеялся. Вот, жил на свете и не знал, что говорят агукнул именно потому, что дети произносят такой чёткий звук «агу», прежде мне это казалось чем-то нарицательным, а когда от сына сам услышал, помню, всем похвалился, что мы уже большие. Оксане написал, а как же… А сейчас он уже держит головку, смешно морщинит свой лобик, напрягаясь, и пыхтит, пытаясь перевернуться на спинку, вопреки стараниям папки-изувера.

– Не хочешь учиться, хочешь отдыхать? – С подколом спрашиваю его, а Тимка так и норовит ухватить за нос и скрутить его в три погибели. – Не волнуйся, мой хороший, у нас всё ещё будет, и с мамой мы тебя скоро познакомим, можешь не сомневаться, она у нас хорошая, только глупенькая, капризничает. Но мы ведь с тобой мужчины, мы ведь будем её защищать, да?

Вот так разговаривая с ним, в очередной раз убеждаюсь, как он Оксану любит. Вот только о маме услышит, так сразу успокаивается и засыпает. И сейчас сопит, во сне пытается подтянуть палец ко рту, но я не даю. Улыбаюсь, глядя на него, и, дождавшись пока ребёнок уснёт сильным, глубоким сном, переношу в комнату к Марине. Уложил, а потом невольно засмотрелся на неприкрытое голое тело. Я и раньше знал, что она голая спит, по крайней мере, грудь всегда остаётся открытой, но видеть этого прежде не приходилось. А когда она зашевелилась и посмотрела на меня своими ясными глазами, выскочил как ошпаренный. Не хватало ещё, чтобы лишнего надумала. Казалось, от таких мыслей долго не усну, но перебдел и отключился как только голова и тело приняли горизонтальное положение.

Утром, стараясь никого не будить, пробрался в душ, расслаблялся недолго, отвлёк меня телефонный звонок, по мелодии понял, что это Оксана. Пока собирался, вытирался, натягивал джинсы, время было упущено. Понятно, что придётся перезванивать, но выскочить в совместном номере в одном полотенце хотелось ещё меньше. А когда из ванной всё же выбежал, застыл на пороге, глядя на то, как уверенно Марина разговаривает по моему телефону.

– Нет, можете сюда больше не звонить, о них есть, кому позаботиться. – Угрожающе добавила она и отключилась.

И было мне в этот момент настолько паршиво, что даже кричать не хотелось, не было никаких моральных сил. Она обернулась и увидела меня, нервно закусила губу, но я не поверил ни этим ангельским глазкам, ни невинно трущейся о ковёр ножке.