Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)

После того, как я поняла, что не будет ни наказания, ни разоблачение, все вошло в свою странную, одновременно старую и новую колею. Мы ссорились и устраивали тайные встречи, в этом была наша гармония. Так прошел ноябрь, мне исполнилось 17, и Ирвинг перестал себя винить за то, что лишил меня девственности. Как всегда это я поняла сама, а не услышала от него. Я так хорошо научилась угадывать и распознавать настроение на его лице, что практически всегда знала, о чем он думает в ту или иную минуту. Только вот когда он думал о прошлом, я не могла ничего понять. Эти чувства и темы были самыми запретными. Но я не касалась ни тех, ни других интересующих меня тем. Возможно, тогда был такой момент, что меня это практически устраивало.

Во мне боролась одновременно страсть к нему, которой я раньше не знала, и которую могла утолить, лишь рядом с ним. А также со своей совестью, которая время от времени давала о себе знать. Это бывало так: сегодня мне все равно и я готова отдаваться ему, завтра, я мучимая сомнениями, словно всплываю на поверхность волн, чтобы глотнуть воздуха, и понять, куда я двигаюсь. Совесть говорила мне о том, что я поступаю не правильно, позволяя ему, да и себе тоже, эту странную, неискреннюю близость. Но все аргументы разлетались в пух и прах, если я видела Ирвинга, и его глаза при виде меня горели. Мы словно говорили друг другу — я скучаю, но по-особенному, и не знаю, какой бы еще девушке этого хватало.

Наш второй раз был совершенно спонтанным. Тогда я еще не готова была поверить, что позволю себе такую вольность, как вести сексуальную жизнь с Ирвингом, и не просто позволю, а еще и буду нею наслаждаться. Но разум думал об одном — разум решал по-другому.

Я проснулась в субботу позже всех, конечно пропустила тот момент, когда домашние разбрелись по городу по своим делам. Мама поехала в свою кондитерскую, забрав с собой Майкла, отец на работу. А Етни и Майя, пользуясь тем, что не будет взрослых, сбежали от домашних заданий и уборки, если не к морю, то значит к друзьям. Гора посуды меня, конечно же, не обрадовала, так как сегодня была их очередь. Ну, ничего, потом когда я поеду к маме в магазин, в то время там уже будет и отец, помогать ей, то предательски их сдам. Я уже третью субботу подряд мыла посуду. Хотя то что отец помогает маме — это громко сказано, скорее поедает разную выпечку с кофе, и наслаждается газетой. Как же я любила по вечерам в субботу бывать там с ними. Наблюдать за родителями и понимать, насколько мы счастливы, или же понимать, что родители могут жить счастливо и любить друг друга даже спустя 17 лет после свадьбы. Мамино кафе начало разрастаться, и теперь, когда добавились еще столики в соседнем помещении, оно было довольно таки популярным. Даже среди моих друзей. Это ведь удобно, можно опробовать что-то из продукции, которую хочешь купить, или просто посидеть и отведать настоящей выпечки, а не фабричной штамповки.

А Ирвинг, как я понимала, еще не вернулся с утренней прогулки. Мне просто не хотелось думать о том, что он мог проводить даже утреннее время с Нен. Особенно в субботу. Будто мне мало видеть их вечерами вместе.

На то утро прошла неделя с нашего первого раза. Я чувствовала себя хорошо, и мое настроение мало было назвать позитивным. Я снова начала верить в то, что может игра и не принесет ощутимого вреда. Я не была склонна думать, что должна чувствовать себя обманутой — положа руку на сердце, я могла точно сказать, что хотела тогда Ирвинга. И если бы мне представился шанс вернуться назад и все изменить, то я снова бы отдалась ему. Вот так просто.

Я лишь умылась с утра, и даже не успев поесть, занялась посудой. Зайдя на кухню, я так и не о чем другом не могла думать. Ее вид меня угнетал, как и необычайно пустой дом. Никто не бегал с футбольным мячом вокруг меня и не подбивал его на одной ноге, попадая время от времени в шкафы. На кухне не валялись перчатки или ракетки Етни, не было любимых заколок Майи или миленьких зверюшек, которые она изредка любила таскать с собой, но только дома. Я даже и не думала, как пусто выглядит кухня, когда отец не раскладывает свои газеты и журналы, и не пахнет мамиными блинчиками. Мне явно оставили всего несколько штук тех, что она пожарила с утра, только это было уже довольно давно, и они успели остыть, и потерять весь свой яркий вкус. Разглядывая их некоторое время, я все же решила что съем их, с повидлом, сыром, или даже маслом, то, что мне оставили. Но прежде посуда. Она будто смотрела на меня и говорила: Помой нас, Флекс! Я не могла проигнорировать такой призыв.

Что-то, напевая себе под нос, я дала время своему сознанию ни о чем не думать. Именно потому я взялась за посуду — пока руки работали, мозг отдыхал. И если обрабатывал минимальную информацию, вряд ли она касалась ситуации с Ирвингом. Можно было ни о чем не думать, посвятить время лишь себе. Такого мне давно уже не удавалось сделать. Если только до того, как Ирвинг поселился в этом доме, да и моем сердце.

Как и просил отец, теперь поверх коротеньких ночнушек, маечек и шортиков, я надевала халат, махровый, длинный, до самых пят. И довольно огромный, что ним я запросто обматывала Етни и Майю вместе. Майкл же просто утопал в нем.

Я была настолько погружена в процесс, что даже не услышала, как кто-то зашел в кухню, не то, что в дом. Когда меня внезапно обняли руки, я вздрогнула, но тут же узнала, кому они принадлежат. Забыв о воде, текущей из крана, и о том, что мои руки в пене, я обернулась и обняла Ирвинга, страстно притягивая его за шею. Его лицо было холодным, как и ладони, стягивающие с меня одежду. Я же в ответ с него. И снова это не было мечтой каждой девушки, потому что никто не хочет во второй раз сделать «это», прислоненной к холодильнику, и чувствовать, как в спинку впиваются профили магнитиков, и при этом все записки падают на пол.

В этот раз Ирвинг явно подготовился, чтобы обезопасить нас двоих. Я как-то не подумала о том, что могу забеременеть. Теперь, когда я принимала такие правила, мне нужно будет поговорить об этом с Рашель. Совесть моя была не на месте, но я не могла сопротивляться одновременно и себе и Ирвингу. Нужно было выбрать что-то одно. И я выбрала Ирвинга, наплевать полностью на совесть.

Теперь мы с ним не сговаривались, когда и как близость снова может случиться, просто, если представлялась возможность, мы пользовались ею.

Однажды, мы едва не погорели. С утра вышло так, что мама отвозила младших сама — так как у них еще были факультативы. И из-за этого у нас появилось свободное время, чуть меньше часа. Мы с Ирвингом делали вид, что угрюмо завтракаем, не смотря друг на друга, едва прожевывая еду. На самом деле, каждый из нас считал минуты до того времени, как отец выйдет за двери. Раньше мне всегда казалось он быстро уходит на работу. Но в это утро, все выглядело так, что он никогда не уйдет, а останется дома.

Только это случилось, мы просто набросились друг на друга. Ирвинг увлек меня за собой в гостиную. Его зеленые глаза, были при этом почти малахитовыми, и я не без удовольствия отмечала, как тряслись его руки, когда он прикасался ко мне.

Я сняла с себя рубашку, а Ирвинг всего лишь распустил галстук, и в это время неожиданно хлопнула входная дверь. Я в секунду была опрокинута за диван, впихнутая между стенкой и спинкой дивана, и довольно прилично ударившись даже не ойкнула. Мне ли в первой ударяться. Прошла секунда, и Ирвинг включил телевизор. Я услышала звук новостей.

— Почему ты еще дома? — удивленно прозвучал голос отца, и я затаила дыхание, веря, что отец может услышать, как я тяжело дышу. Мне стало жарко от страха, а сердце же при этом наоборот, словно остановилось.

— Жду Флекс, она еще решила переодеться — пролила на рубашку чай, — и я представила, как в доказательство он показал мою рубашку. Я не могла видеть ничего из того, что происходило в комнате, а тем более лицо отца, и очень надеялась, что он поверил Ирвингу.

— Ясно. А то думал, что ты решил сачкануть от школы, — рассмеялся отец добродушно. Я едва заметно выдохнула, как мне сразу же полегчало! — А я вот телефон и бумажник забыл. Ну я пошел. А ты не прогуливай!

— Патрик, Флекс иногда такая правильная зануда, что не позволит мне опоздать.

Отец еще раз рассмеялся, я немного недовольно поджала губы.

— Ну раз Флекс за тобой присмотрит, я спокоен. Удачи в школе.

Прошло бесконечных несколько минут, прежде чем я услышала, как хлопнула дверь, и машина отца отъехала. А за тем вниз свесилась рука Ирвинга.

Я выползла и уставилась насмешливо на него:

— Зануда? Правильная?

— Можешь доказать, что нет? — это был вызов, но я и не собиралась отказываться от такого предложения.

Ирвинг потянул меня на себя. Мы смотрели друг другу в глаза, понимая, что говорим вовсе не то, что чувствуем. И это было сейчас не важно. Я была с ним такой раскованной, какой никогда себя не чувствовала ни с кем другим. Словно вторая часть меня, о которой я не подозревала, или не хотела раньше знать, вдруг проявилась.

Ненависть приобрела совершенно другой вкус и оттенок. Она отдавала порочностью.

Так мы дожили до Нового года, ненавидя друг друга, занимаясь незаконной любовью, встречаясь с другими и, по крайней мере, с моей стороны, ревнуя к этому.

Игра пошла по новому кругу. Ирвинг сменил Нен на Кейт, и это было еще хуже, чем раньше. Кейт кроме внешности, которая была у нее безупречной, имела хороший характер. Она мне всегда нравилась и кроме ревности, я ощущала к ней жалость. Если Ирвинг ко мне испытывал хоть что-то, то к ней ничего и разницей между нами было то, что я принимала правила игры. Я знала, что происходит, а она, как и Лукас просто была невинной жертвой наших не простых отношений с Ирвингом. Не то чтобы мы хотели быть жестокими, но мы практически не думали ни о ком кроме себя. Раньше я и не подозревала, что любовь к кому-то может быть такой. Она сжигала все вокруг меня, моя совесть день ото дня становилась черней, я не думала о ком-то кроме себя и него. И все казалось было дозволено, главное, что были мы.