Я поймал ее озадаченный взгляд, ни разу такого не было, всегда уезжал к себе, а вот сегодня потянуло остаться. Смотрел, как она сидит на стуле напротив, подложив под себя согнутую ногу и поправляя временами сползающие носки, и понимал, что не хочу никуда ехать. А хочу вжать эту хрупкую женщину со спины в себя, обхватив руками, надышаться ее запахом и уснуть спокойным сном до самого утра.

Попросив Полину принести мне в ванную переодеться, пошел приводить себя в порядок.

— Господи, Олег, да ты же ранен! Как же так, тебе же лежать, наверное, надо? Зачем ты соврал, это очень опасно?

Она стояла, неосознанно комкая принесенные на смену вещи и в ее глазах расползался такой вселенский ужас, как будто я уже валяюсь на полу при последнем издыхании.

— Малышка, да это смотрится страшней, чем есть на самом деле. Что ты всполошилась? Все заживет, как на собаке! От меня так легко не избавишься до окончания контракта, так что и не мечтай!

— Дурак ты, Олег, и противная сволочь!

— Вот видишь, можем же мы прийти к единому мнению. Давай сюда одежду, пока окончательно ее не помяла.

— А как же ты с секретаршей-то справлялся, при такой ране? Больно же, я вижу, как морщишься, наклоняясь.

— А кто тебе сказал, что я ее пользовал? Может это была специальная проверка? Сама же говорила: сама увидела, сама придумала, сама поверила, сама обиделась!

— Ах ты подлец, подонок озабоченный!

— Эй-эй, полегче ручками маши, больно же, живодерка мелкая!

Я, смеясь, отбивался от наседавшей Полины, похоже забывшей в пылу ссоры о моей ране, шлепая по голой спине футболкой. А она вдруг обняла меня сзади, прижалась так отчаянно, словно хотела слиться со мной в одно целое. Рывком, сильно, исступленно. Как к ценному и очень дорогому приобретению. А потом осторожно провела маленькими ладошками по груди, по животу, запуская мурашки по телу, неуверенно обводя края раны тонкими пальчиками. Вздохнула и прижалась щекой к спине, дыша тихо, почти неслышно, только отчаянно стучало ее сердце. Не знаю сколько времени мы так стояли, но внутри появлялось осознание, что так и должно быть, что это правильно, я готов стоять так хоть всю ночь. Но нет, это не может быть правильным, я ничего не могу дать ей взамен, кроме боли и обид, ничего, кроме мести. Я самодостаточен и почти спокоен, выбрав месть, как одно из жизненных кредо, и буду держаться, даже, если это ОНА. Не сверну на другую дорогу, просто не смогу иначе, в противном случае то чувство вины, которое поселилось во мне, когда я осознал, что частично сам вызвал на свою семью последующие беды, сожрет меня изнутри, оставив пустую бесчувственную оболочку. Я должен найти выход, а для этого сначала надо вернуть Полине сына, чтобы потом постараться докопаться до всех тех секретов ее семьи, которых я пока не знаю.


Глава 15


Алексей. Несколько лет назад…

Я возвращался с ежедневной тренировки, которая сегодня несколько задержалась, потому что тренер решал, кого же из нас двоих послать на городские соревнования, меня или Вовку Семенова, очень юркого и сильного мальчишку. Вовка только год ходил в секцию, что не помешало стать ему одним из самых подающих надежды спортсменов, прочно оттеснив на вечное второе место мою кандидатуру. Вот и сегодня я проиграл ему знаковый бой. И теперь он будет защищать на городских соревнованиях честь нашей спортивной школы. Ощутимо болели разбитые костяшки, а в душе постепенно остывала ярость и обида за очередную неудачу. Опять папаша будет ехидно улыбаться и издеваться надо мной, пьяно выговаривая маме, что она бесполезно тратит деньги на спортивную одежду для меня. А мама будет обреченно молчать и жалобно смотреть с тоскливой просьбой сдержаться, не возражать, перетерпеть, лишь бы отец не затеял очередной скандал на весь вечер.

Моя семья была самой обыкновенной, каких много в нашей стране. Младший брат, мама, работница на птицефабрике, и отец, инженер в захудалом конструкторском бюро с зарплатой, не менявшейся из года в год. Денег вечно не хватало, и мама бралась за любую подработку: мыла полы в подъездах, помогала присматривать за парализованной бабкой, которую собственная богатенькая дочка предпочла за небольшую сумму сбросить на руки соседей. Я помогал как мог, все каникулы работая на рынке у знакомого в роли мальчика «принеси-подай». Но, как только в семье появлялись небольшие деньги, они неизменно перекочевывали в ближайшие питейные магазины и заведения. Отец пил с каждым годом все больше и больше, регулярно донимая всех пьяными скандалами.

Порой я смотрел на их свадебную фотографию на стене, висевшую в рамочке за стеклом, и не мог поверить, что люди, счастливо улыбающиеся друг другу и всему миру, и есть мои сегодняшние папа и мама. Слишком разительный контраст. Кто мог в этом желчном, опустошенном, злом и постаревшем раньше времени пьянице и домашнем тиране, узнать того, полного надежд парня с фотки? Или ту красивую молодую женщину, в нынешней угрюмой, мрачной и никогда не улыбавшейся старухе в возрасте сорока лет, с узловатыми натруженными руками? Именно в маму я уродился таким смазливым, а тренированное тело со временем стало привлекать ко мне множество девичьих взглядов, выделяя из толпы обыкновенных одноклассников.

Я шел по притихшей, безлюдной, перед наступающей ночью улице, и прикидывал, какими словами убедить маму купить на приближающийся день рождения кроссовки, которые были так необходимы, вместо старых истоптанных и дырявых настолько, что в дождь промокали с первых шагов по сырому тротуару. И вдруг из ближайшей подворотни услышал звуки борьбы и придушенный девичий вскрик. Я остановился, решая, стоит ли вмешаться или пройти мимо, но раздавшийся разъяренный мужской голос заставил меня свернуть в направлении подворотни.

— Сука малолетняя, я сейчас научу тебя на всю жизнь, как деньги воровать. Ты, мразь, решила, что я заснул и полезла в мои карманы? Хрена, я неделю тебя выискивал, после того, как моего брата так же клофелином траванула и в подворотне обчистила! А он теперь парализованный лежит, тварь беспринципная, и неизвестно еще, как выкарабкается!

— Дяденька, я никого не травила, вы меня перепутали с кем-то, не трогала никого, наговорили на меня! Отпустите, пожалуйста!

— Мразина лживая, да тебя свои же сдали за котлы, я все про тебя знаю, ты же клофелином давно промышляешь, бля*ь. В отделении будешь базарить, сучка прожженная, про свою невиновность, да на тебе клеймо негде ставить, шалава малолетняя. Я тебе сейчас все уши оторву и ножичком красоту подпорчу.

Девчонка заверещала таким поросячьим визгом, что я отбросил все сомнения, бросившись в темноту, где смутно мелькали два силуэта. С разбегу привычно нанес резкий удар под дых и когда мужик сложился от боли, пребывая во временной неадекватности, добил сильным ударом по голове, отправляя его в нокаут. Схватив за руку, до сих пор орущую девчонку, потащил ее за собой, заставляя перейти на бег.

— Кончай орать, сейчас сюда пол района сбежится! Или ты этого хочешь? Тогда оставайся тут и жди, вот амбал очнется, и вы продолжите свои разборки, а я пошел!

Вот так я и познакомился с моим будущим наваждением, моей королевой, белокурым ангелом Марго. Всего пятнадцать лет от роду, но она была искушена во многом, типичное бесприютное дитя улиц. С ее помощью я легко присоединился к неизвестному ранее криминальному кругу города. Она знала всех, потому что с малых лет была вынуждена выживать на этих улицах. В своей квартире по месту прописки она появлялась только по мере необходимости, а после того, как очередной клиент матери решил скрасить вечер еще и юным телом дочки, больше не бывала совсем. Мать Марго подрабатывала шлюхой, подсевшей на героин. До жизни дочери ей совсем не было дела, скорей она рассматривала ту только, как досадную помеху. Боялась, что приводимые домой мужики однажды предпочтут потасканной опустившейся женщине, красивую, как куколка, девочку. Марго была очаровательна: огромные синие глаза, фарфоровое личико с персиковой нежной кожей, красивые длинные пшеничные волосы, сногсшибательная фигурка и отличное здоровье. Возможно, для кого другого, тяжелая жизнь на грани была бы смерти подобна, но только не для девочки, вынужденной выживать с младенческого возраста в спартанских условиях. Казалось, что она расцветала вопреки всему. Холодные зимы ее только закаляли, скромная пища не давала испортить излишествами девичью фигурку и цвет лица, вымытые холодной водой волосы только больше густели и блестели, как после ухода в дорогом салоне. Даже невзрачная одежда смотрелась на ней, словно случайный карнавальный костюм золушки на принцессе. Только она была не принцессой, а настоящей юной королевой криминального общества. Именно королевой Марго она представлялась всем, после того, как взахлеб прочитала знаменитую книгу Дюма, сразу же переделав свое имя Маргарита в Марго. И, как всякая королева, имела свою собственную свиту, сплачивать которую ей помогал и веселый взрывной характер, и живой, ярко фонтанирующий необычными криминальными идеями, ум. А еще сильный характер и уверенность в том, что она с рождения была предназначена для другой богатой обеспеченной жизни. Не знаю, кем в действительности был ее биологический отец, но Марго на полном серьезе неоднократно рассказывала, что так называемая мать выкрала ее из очень богатой семьи, где работала горничной, свихнувшись в родовой горячке после того, как потеряла новорожденную дочь от синдрома внезапной младенческой смерти. Правда это или очередная выдумка Марго, меня не интересовало, в тот момент я находился в эйфории любви.

Влюбился в Марго сразу, с того самого момента, как разглядел ее в неярком свете парковых фонарей. В этот парк мы прибежали, стараясь подальше удалиться от злосчастной подворотни, в глубине которой так неудачно закончилось для Марго очередное ограбление богатенького лоха.

Сидя на скамейке, она без всякого стеснения рассказывала о своей жизни, о том, что они с ребятами занимаются «отъемом лопатников» у подгулявших мужиков. Но их в кодле много, и слабой девочке достаются от добычи крохи, несмотря на то, что в глухие безлюдные места клиентов завлекает именно она. Поэтому и решила заделаться «клофелинщицей», чтобы ни с кем не делиться, и все шло сносно до сегодняшнего происшествия.