– Мать никогда не хотела меня. Когда же я родилась, она обвиняла меня в том, что отец нас бросил. Пока я росла, она постоянно напоминала мне об этом. В какой-то момент жизни я осознала, что подобное ее поведение ненормально, в корне отличается от того, как другие матери обращались со своими детьми. Я научилась прятаться, научилась ловко уворачиваться от ее ударов.

Саймон и сам вдруг ощутил ненависть к ее матери. Если та не могла обеспечить достойное существование собственному ребенку, почему не позволила Эрин остаться с теми, кто мог все это ей дать, как того заслуживает любой ребенок.

– Как только достаточно подросла, я ушла. Какое-то время жила в уютном доме у замечательной семьи, но мать вернула меня. До сих пор не понимаю, зачем ей это понадобилось. Вероятно, только для того, чтобы убедиться, что моя жизнь ни в коем случае не лучше, чем ее собственная. Несколько раз я сбегала, но меня возвращали. Я стала изобретательнее. А потом матери не стало, меня перестали искать. Словом, стало легче, но у меня завелись дурные привычки, иногда я ошибалась с выбором.

– Расскажи о ребенке, который погиб.

Эрин шумно вздохнула. Ее голос задрожал, когда она продолжала свою историю:

– Я даже толком не знала ту пару. В заброшенном доме нас обитало несколько человек. Люди приходили и уходили, друзей там себе никто не заводил. Когда появилась эта парочка, все удивились тому, что у них еще и такой маленький ребенок. На вид девочке было несколько месяцев от роду. Складывалось ощущение, будто эта пара вымещает свой гнев на ней. Однако, оказалось, они не причиняли ей вреда. Просто вовремя не меняли подгузники, после чего разгоралась ссора, поскольку эти самые подгузники так никто и не купил. Они скандалили до тех пор, пока малышка не начинала кричать от испуга. Мы прекрасно видели, что происходило. – Голос Эрин начал надрываться. – Я, как могла, пыталась ей помочь, но он остановил меня.

– Он?

– Отец ребенка, маленький и жилистый. Он любил доказывать свою правоту кулаками. Однажды ночью он пригрозил мне. Прижал к стене, заломив руки, и шипел, чтобы я не смела вмешиваться в их дела, иначе он убьет меня. И добавил, что до меня никому нет дела, а потому никто никогда не узнает, что произошло. После этого я стала держаться от их семьи подальше. Как-то вечером пошла в бар и встретила там знакомых. Я перебрала настолько, что отключилась где-то в переулке по пути к дому. А когда все-таки добралась, везде сновали полицейские в форме. Всех нас забрали для допроса. Я знала, что среди нас не было виновных. Но ребенка не стало, а каждый из нас мог обратиться в полицию, рассказать, в каких условиях существовала эта семья. Мы могли сделать хоть что-то, чтобы защитить невинное дитя. Я всегда думала, что не было никого хуже моей матери, а сама ее превзошла. Ведь я могла спасти ребенка, а не сделала ничего. У этой малышки появился бы шанс на лучшую жизнь. Вообще на жизнь. Если бы только я предприняла какие-нибудь меры или с кем-нибудь поговорила. Эта трагедия пробудила меня. Я пообещала себе, что очищусь. У полиции так и не появилось ни одной зацепки, чтобы выдвинуть обвинения. Тогда я поклялась, что, если мне когда-нибудь удастся стать матерью, я стану лучшей мамой на свете, буду любить и оберегать свое дитя во что бы то ни стало. Когда же приехала сюда и встретила Джеймса, я подумала, что теперь все мои мечты станут явью. Мне так хотелось создать идеальный дом. По всей видимости, для моего мужа это было слишком. Похоже, в какой-то момент я начала давить на него и таким образом толкнула в объятия к другой женщине.

Саймон выпрямился.

– Твой муж был тебе неверен?

Эрин смахнула со щеки набежавшую слезу и кивнула.

– Когда я узнала, мы уже начали процедуры ЭКО. Я стала расспрашивать его, пыталась выяснить, чего он хочет. Ту женщину или нас – меня, семью, ребенка. Он выбрал нас, а потом мы узнали о его болезни. Думаю, остальное тебе известно.

Ему было непросто слушать эту историю, и он не мог понять, как Эрин удалось пережить все то, что с ней случилось. Удар за ударом, трудности, непростые решения. Пройдя через столь многое, она до сих пор желала быть лучше и поступать правильно. Таким образом, Саймон понял, почему Эрин была настроена во что бы то ни стало скрыть правду об истинном отце Райли. Ей просто очень хотелось сохранить дом, который она создавала с надеждой и любовью.

И дело было не в самих стенах. Она, как никто другой, прекрасно понимала, насколько сложно молодой матери в одиночку выживать в мире, холодном и враждебном.

– Эрин Коннел, ты невероятная женщина.

– Нет, это не так.

– Послушай, я позволил эмоциям взять верх, судил о тебе слишком поспешно. Несмотря на прошлое, ты действительно потрясающая.

– Эмоциям? – Она подняла на него глаза.

– Послушай, я начал влюбляться в тебя.

К его ужасу, она побледнела еще больше.

– А я все испортила, не так ли?

– Я думал, надеялся, что, возможно, ты тоже влюбилась в меня. Это не так?

Глава 17

Райли засуетился на коврике, потирая глазки пухленькими маленькими кулачками.

– Кажется, пришло время подремать. Принесу его бутылочку.

Эрин подскочила и скрылась на кухне, готовая использовать любую возможность, чтобы уйти от ответа. Она чуть было не бегом покинула комнату. Неужели он все истолковал неправильно? А она разве не влюбилась в него?

Саймон взял Райли на руки и принялся покачивать.

– К сожалению, мой мальчик, я не могу дать тебе того, что ты хочешь.

Эрин вернулась через пару минут с теплой бутылочкой и протянула ее Саймону.

– Вот, можешь сделать это сам. В любом случае совсем скоро тебе придется постоянно заниматься этим.

За короткое время, пока была на кухне, Эрин взяла себя в руки. Саймон буквально чувствовал, как между ними снова выросла крепостная стена. Уязвимость, которую он заметил в ее лице лишь несколько минут назад, пропала. Он подал малышу бутылочку, тот начал жадно пить, колотя маленькими ручками по бутылочке и рукам Саймона. Бесценный момент лишь подчеркивал пропасть, разверзшуюся между матерью и ребенком.

– Ты перестала кормить грудью? – Саймон спросил, не задумываясь.

– Это часть контракта. Нужно отлучить Райли до того, как ты получишь полную опеку над сыном.

Каким-то образом ей удалось произнести это спокойно, не обнажая невероятную тоску, которую она испытывала. Растерявшись, Саймон перевел взгляд на ребенка. Райли почти уснул.

– Мне нужно заставить его срыгнуть, – спросил он, – или это его разбудит?

Эрин все делала так умело и ловко, и задача, поставленная изначально, чудовищно разрасталась. Конечно, он наймет няню и, вероятно, не одну, однако ему хотелось бы принимать непосредственное участие в жизни собственного сына.

Эрин достала полотенце и подала Саймону.

– Не переживай, он не проснется.

Потом Саймон передал Райли Эрин, она отнесла малыша в детскую.

– Тебе так тяжело, – осторожно, словно прощупывая почву, заметил он, когда она вернулась. – Почему ты прекратила бороться со мной?

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

– Прошу прощения?

– Почему ты прекратила бороться за сохранение опеки над Райли?

– Мне кажется, это и без того очевидно, не так ли?

– Только на первый взгляд. Да, ты ограничена в средствах, скоро тебе негде будет жить. Но все преодолимо, решаемо. – Он старался как можно тщательнее подбирать слова, надеясь на искренний ответ. – Почему ты сдалась?

Эрин метнула в него яростный взгляд, на щеках вспыхнули красные пятна. Она опустилась в кресло и обхватила подлокотники так, что даже побелели костяшки пальцев.

– Как ты смеешь!

Но он не унимался, повторил вопрос, тщательно выговаривая каждое слово, подталкивая ее к ответу.

– Смею, потому что мне нужно знать, Эрин. Почему ты сдалась?

– Я должна была сделать это, так лучше для Райли.

– Хочешь сказать, того, что ты уже делала, недостаточно? Не лги мне. Я вижу, насколько ты предана ребенку.

Боль исказила ее прекрасное лицо.

– Может быть, но этого недостаточно, чтобы обеспечить ему кров или пищу, прекрасное образование и прочие возможности. Преданность не всегда синоним безопасности.

Эрин подошла к стене, где висели фотографии Райли, нежно коснулась одной из самых первых.

– Неужели не понимаешь? Пусть я и дала Райли жизнь, но он – твой сын. Ты хочешь его, ты так боролся, чтобы воссоединиться с ним. Именно ты сделаешь все, чтобы он находился в безопасности, никогда ни в чем не нуждался. Если бы я не была в этом уверена, обязательно продолжила бы бороться. Можешь быть в этом уверен.

Только сейчас Саймон понял, почему она согласилась подписать бумаги. Он собирается дать Райли то, чего Эрин была лишена всю сознательную жизнь – любящего родителя, безопасность, поддержку, дом. Будущее.

Его сердце затрепетало. Да, у него есть все это, и он, несомненно, готов отдать это сыну, не колеблясь. Однако он хотел разделить это с Эрин. Приблизившись, он положил руки ей на плечи, мягко, но настойчиво развернул к себе лицом и почувствовал ее сквозь рубашку. Она выглядела такой несчастной. А еще он не заметил, насколько сильно Эрин похудела.

Он все исправит. Обязательно исправит.

Но согласится ли она?

– Эрин, я спросил, была ли ты влюблена в меня. Мне бы хотелось думать, что это так.

– Зачем? Хочешь уничтожить меня окончательно?

Казалось, ей больно говорить. Эрин отвела взгляд, но Саймон видел, как увлажнились ее глаза. Конечно, она с трудом переживает утрату родительских прав, но ее боль глубже. Дальше расставание с Райли, мимо ребенка, погибшего в сквоте, ее мятежной юности прямиком к маленькой девочке, которая выросла, зная, что отец никогда не любил ее настолько, чтобы оставаться рядом, чтобы защитить от безразличной матери.

– Я недооценил тебя, Эрин, ошибся. И намерен все исправить. Ты по-прежнему та, которую я встретил на пороге этого дома. Любящая, преданная мать, способная и красивая женщина.