— Да, я уверена, мистер Коллинз хочет со мной поговорить! Вот увидите, он мне обрадуется!

Эрик поднял глаза — и увидел за прозрачной стеной Сьюзан Филдинг. Напротив, преграждая ей вход в кабинет, стояла Дженнифер. Помощница Эрика была явно раздражена, что с ней случалось нечасто.

Заметив, что он повернулся к ней, Сьюзан просияла и помахала рукой.

— Привет, Коллинз! Отзовите своего цербера!

— Как вы меня нашли? — ошеломленно уставился на нее Эрик.

— А я вообще очень находчивая, — объяснила Сьюзан и проскользнула в кабинет.

Дженнифер пожала плечами и, метнув в сторону Эрика недоуменный взгляд, вернулась к работе.

Сьюзан уселась в кресло напротив Эрика, закинула ногу на ногу и с любопытством огляделась. Сегодня на ней были твидовые бриджи, такая же кепка, красный кожаный пиджак, гольфы и спортивные туфли. Сьюзан сияла улыбкой, но Эрику показалось, что она нервничает.

— Вы решили оставить машину в горах? — начал он разговор.

— Что вы, конечно, нет! После того как вы оставили меня в мотеле, я нашла там двоих ребят: они поехали в горы на джипе и спокойно пригнали мой «Фольксваген» в Херитедж. — Она наклонилась, чтобы подтянуть гольфы, и объяснила: — Привязали его к джипу и толкали всю дорогу. Сегодня утром я привезла его домой. Я думала, вы позвоните мне в мотель.

— Зачем?

Сьюзан широко раскрыла глаза.

— А вы разве не смотрели телевизор? Нас показывали в новостях. Мне об этом рассказали родители.

Эрик заерзал в кресле.

— Они ведь сейчас в Колорадо? Да, они, наверно, были немало удивлены случившимся с вами.

— Не то слово! Когда я пришла домой, телефон просто разрывался. — Сьюзан скорбно поджала губы. — Они очень расстроены тем, что я провела ночь наедине с мужчиной.

— Надеюсь, вы объяснили им, что расстраиваться им не из-за чего, — мягко заметил Эрик.

— Конечно! — откликнулась Сьюзан. — Но ведь новости смотрела вся страна! Вы представляете, что подумают люди?

— Подумают, что я избавил вас от необходимости провести ночь в машине.

— Знаете, мои старики довольно старомодны. Им, конечно, не понравилось, что их дочь провела ночь с мужчиной, а еще больше не понравилось, что репортеры растрезвонили об этом на всю страну. Они считают, что задето мое доброе имя.

Эрик откинулся на спинку кресла, пытаясь понять, чего же она от него хочет.

— Так, может быть, не надо было сообщать об этом на всю страну? — спросил он.

Сьюзан взъерошила волосы.

— Ну, я как-то не подумала, как это будет выглядеть. Да и любой бы на моем месте растерялся. Кстати, когда папа с мамой узнали, что вы бросили меня одну в горах, они были просто поражены.

— Но вы и до этого ездили по горам одна.

Сьюзан отмахнулась.

— Это было до того, как оказалось задето мое доброе имя.

Это словосочетание Эрик слышал уже второй раз за пять минут. В первый раз он предпочел не заметить; во второй не мог оставить его без внимания.

— Сьюзан, женщины в двадцать три года не думают о своем добром имени.

Еще не договорив, Эрик сообразил, что сморозил глупость. Сьюзан немедленно ощетинилась.

— Коллинз, об этом думает любая уважающая себя женщина!

Сквозь прозрачную стену Эрик видел, как несколько голов повернулись в сторону кабинета, а Дженнифер, сидевшая ближе всех, едва не подпрыгнула на стуле. Как же, черт возьми, он не сообразил закрыть дверь?

— Сьюзан, может быть, обсудим все это за обедом? — дружелюбно предложил он, косясь на часы. Всего половина двенадцатого — но что же ему остается?

— Конечно. — Сьюзан вскочила. — Я знаю подходящее место.

Они вышли. Эрик задержался у стола Дженнифер, чтобы шепнуть ей:

— Я иду обедать, а потом встречаю клиента в аэропорту. Вернусь между тремя и четырьмя.

Дженнифер мрачно кивнула, подозрительно покосившись на Сьюзан.

— Поедем на вашей машине, — объявила Сьюзан, едва они вышли на улицу. — Свою я оставила в студии, а сюда приехала на такси.

Машина Кортни стояла в гараже, где Эрик арендовал место. Это была последняя модель «Серебряного облака»: Сьюзан при виде ее издала восторженный вопль.

— Ух ты! Неудивительно, что вы бросили старую машину в горах!

Эрик открыл ей дверцу.

— Это не моя, я одолжил у приятеля.

На сиденье лежал номер «Кроникл», развернутый на страничке светской хроники: Эрик хотел показать Кортни репортаж о Черно-Белом бале. Сев на место водителя, он обнаружил, что Сьюзан внимательно рассматривает фотографии.

— Кто это с вами? — спросила она.

— Кортни Стюарт.

— Вы с ней ездили на бал?

— Да.

— По-моему, для вас старовата, — скептически заметила Сьюзан. — Ой, посмотрите только на ее ногти! А платье? Да я ни за что не выйду на люди в такой короткой юбке! Она же вообще ничего не прикрывает!

Эрик, сжав зубы, молча вынул у нее из рук газету, аккуратно сложил и положил в бардачок.

— Где вы хотите обедать? — спросил он.

— «У Кимбалла». — Эрик не знал, где это, и Сьюзан пояснила: — На углу Гров и Франклин-стрит.

Пока они ехали по Калифорния-стрит, Сьюзан болтала без умолку. То она рассказывала, как скучают по ней родители, то обсуждала мелькающие по сторонам улицы дома, то вспоминала, как однажды была «У Кимбалла» с молодым человеком.

— Только один раз, — добавила она с капризной гримаской. — Такое грубое животное! У некоторых мужчин нет никакого уважения к женщине, правда? Как вы считаете?

Эрик в ответ что-то промычал. Однако ресторанчик «У Кимбалла» приятно его удивил. Эрик ожидал увидеть какое-нибудь странное заведение, такое же странное, как и его спутница, но Сьюзан привела его в уютное, залитое солнцем кафе, где было тихо и немноголюдно.

Они сели за столик у окна, откуда открывался вид на Франклин-стрит и новое здание консерватории. Сьюзан заказала самое дорогое блюдо, какое нашла в меню, и кока-колу. Эрик — гамбургер и «перье». Спиртное он заказывать не стал: предстоял неприятный разговор, и Эрик хотел сохранить ясность мысли.

Когда официант отошел от столика, Эрик с непринужденностью, которой на самом деле не чувствовал, откинулся в кресле и произнес:

— Итак, Сьюзан, давайте проясним дело. Да, вы ночевали у меня в хибаре. Но мы с вами попали в чрезвычайную ситуацию. Никто не упрекнет вас за то, что вы приняли мое приглашение, и, я уверен, никто не сможет упрекнуть меня за мое поведение по отношению к вам.

— Дело не в этом. — Сьюзан наклонилась вперед, поставив локти на стол, лицо ее стало серьезным, даже угрюмым. — Я, Коллинз, высоко ценю свое доброе имя. Да и какая женщина его не ценит? Разве что какая-нибудь феминистка! Конечно, вам нечего беспокоиться: ведь вашей репутации ничего не грозит. А у меня ситуация другая. И мои родители думают, что вы обязаны исправить положение. Так что, сами понимаете…

— Простите, не понимаю. Я сделал то, что сделал бы любой на моем месте. О чем разговор?

Сьюзан пожала плечами.

— Вы сами знаете, — терпеливо начала она, — что происходит, когда мужчина и женщина оказываются наедине. Тут уж ничего не поделаешь. Все мужчины таковы. Но я, Коллинз, я не из таких женщин! Я спасла свою честь.

— От чего?! — прервал ее излияния Эрик, которому все больше казалось, что он главное действующее лицо спектакля в театре абсурда.

— Не от чего, а для кого. Для моего будущего мужа. — У Эрика, должно быть, сильно вытянулось лицо, потому что она грустно кивнула. — Да, я девственница. Я, наверно, кажусь вам музейной редкостью? Неудивительно: мы — вымирающее племя.

— Странное у вас представление о смерти, — пробормотал Эрик.

— Не вижу ничего смешного! — фыркнула Сьюзан. Официант поставил перед ней кока-колу. Когда он отошел, Сьюзан продолжила: — Целое поколение женщин купилось на рассуждения о свободе и обещания разных благ. Но я, Коллинз, не продаюсь. Сьюзан Филдинг останется чиста как первый снег до самой брачной ночи.

Эрик поднес к губам «перье», осторожно разглядывая Сьюзан из-за края бокала, надеясь, что она говорит это не всерьез. Она была совершенно серьезна.

— Что ж, цель достойная, — пробормотал он наконец.

— Вот именно! — Сьюзан нахмурилась. — А вы, Коллинз, — разумеется, неумышленно, и я ни в чем вас не виню, — погубили мое доброе имя. Все, что мне остается — выйти за вас замуж.

Эрик уже догадывался, к чему она клонит, но произнесенные слова поразили его, словно удар под дых. Чтобы успокоиться, он поднес к губам бокал и сделал несколько больших глотков.

— У меня такое чувство, будто я оказался в каком-то викторианском романе, — вымученно улыбаясь, начал он. — Сьюзан, я не верю, что вы говорите серьезно! Мы живем в двадцатом веке. Мне очень жаль, если вы чувствуете себя опороченной, переночевав в моем доме, но, поверьте, для этого нет никаких оснований. Между нами ничего не произошло, ничего и не могло произойти, так что и беспокоиться не о чем. Если кто-то начнет задавать вам вопросы, скажите ему правду, и дело с концом!

— Я объясняла, что ничего не случилось. А они не поверили.

— Почему?

Сьюзан пожала плечами, удивляясь его непонятливости.

— Потому что люди всегда предполагают самое худшее. Вы поставили меня в такое положение, вы и должны восстановить мою честь.

— Сьюзан, я вас не понимаю. Я предупредил вас, что живу один. Если уж у вас такие средневековые устои, какого черта вы не остались в машине? — Он сообразил, что почти кричит, привлекая к себе ненужное внимание, и, сделав над собой усилие, смягчил голос. — Послушайте, Сьюзан. Ничего не изменилось. Вы, как были девственницей, так ею и остались. А все остальное неважно. Вы найдете своего суженого и осчастливите его своей чистотой.