— Что ж, до скорой встречи.

— Мечтать не вредно.

— Я все слышал! А вот твоя подружка Джози меня не гнала!

Он резко повернулся и пошел прочь. Что-то для гетеросексуала он излишне раним.

Я рассмеялась. Да Джози будет ослеплять его многообещающими улыбками, пока не получит свои булочки бесплатно. А потом вытолкает за дверь, да еще наподдаст туфелькой.

— Еще бы! Она же в тебя влюбилась, — сквозь смех сказала я.

Он обернулся:

— Правда?

— Гуд бай, Малкольм, — помахала я ему рукой и повернулась к Элен: — Извини. Мой бывший приятель немного со странностями. Совершенно не знаком с правилами приличия.

Она, не отрываясь, смотрела ему вслед:

— Ты его хорошо знаешь?

— Ну, общались когда-то. Он такой тормоз.

— Тормоз? Да он просто великолепен!

Я поперхнулась и закашлялась:

— Неужели?

— Конечно.

Элен все смотрела на дверь, которую он только что закрыл. А я смотрела на шарфик, повязанный на ее шее. Я вспомнила пять коробок с женской одеждой в доме Дэниела.

— Ты не знаешь, что за коробки лежат у Дэниела в кладовке?

— Знаю. Они там давно лежат. Он говорил, что это вещи его сестры. Но теперь я вспомнила — она никогда не приезжала к нему. Может, его матери? Нет, не в ее вкусе. — Она перехватила мой взгляд и добавила: — Однажды, когда он пошел в магазин, я их просмотрела. Ну, одну коробку, во всяком случае. Из любопытства.

— Любопытство — это хорошо. Но теперь, когда мы знаем, что он хранит сувениры из прошлого, как думаешь, могут те вещи тоже быть сувенирами?

— Э, да. Наверно.

— И все-таки это не доказательство. Нет ничего, к чему можно было бы придраться. Ничего противозаконного. Почему мужчины — обязательно ублюдки? Об этом не говорится даже в книгах по психологии. Тебе самой решать, чего ты хочешь на самом деле. Ты и вправду мечтаешь выйти замуж за мужчину, который чахнет над трофеями прошлых любовных связей? Если так, то к чему тогда весь этот сыр-бор? Но если нет… А вдруг он опасен? Или все еще любит всех этих девушек? Мы не знаем. Но я собираюсь разузнать хотя бы о мисс Кроссовкинг.

Она хотела перебить меня, но я остановила ее жестом:

— Я не буду тебя особенно грузить, но если найду что-нибудь касающееся ваших отношений с Дэниелом, то сразу сообщу. Я знаю, это не входит в мою работу, но я просто не могу этого так оставить. Здесь явно что-то кроется, и я хочу знать, что.

— Хорошо, и знай, я заплачу. Мне тоже любопытно.

— Великолепно!

Когда я отодвинула свой стул, она притронулась к моей руке:

— Кэсс, ты можешь дать мне номер телефона своего друга?

Я деланно улыбнулась. Ненавижу сводничество. Когда она поймет, что он лузер, а он обнаружит, что она помешана на чистке зубов зубной нитью, то оба примутся обвинять меня.

— Ладно, но дай слово, что снова не задумаешь сразу съезжаться.

Если ей нравится Малкольм, что ж, пусть забирает. Может, он лучше, чем Дэниел.

Я пришла на работу, застав Барри в легком раздражении. Он разговаривал с покупательницей — молодой, симпатичной и весьма удивленной девушкой.

— А Билл Мюррей? А Брюс Уиллис в «Шакале»? Зачем смотреть, как хорошие парни превращаются в плохих? Вы и так читаете об этом всякий раз в газетах. Зачем тратить, — он глянул на коробку, — пять долларов девяносто пять центов, когда можно взять отличный фильм — «Черную тьму», например. Это триллер, Вин Дизель там перерождается в хорошего. — Он побарабанил по DVD-диску, лежащему перед ним, и продолжил: — Сейчас Пирс вам нравится, но после того как вы посмотрите это, вам захочется пожаловаться в актерскую ассоциацию.

— Но мне все равно, — ответила она.

Проходя через турникет, я поняла, отчего Барри вошел в такой раж. Девушка вся буквально светилась. Мне такое состояние знакомо. Или она регулярно занималась сексом, или была беременна. А может, я просто начиталась женских журналов. Может, это любимая работа на нее так действует или налаженное домашнее хозяйство.

— Ладно, — сказала она добродушно, — я слышала, что это хороший фильм. Хочу взять напрокат. Вот моя карточка. Дайте мне на DVD.

— Дай ей диск, Барри, — сказала я, откинув прилавок, и взяла его за плечо. — Пойди, рассортируй то, что мы сдаем в аренду на неделю, ладно? Я сама тут справлюсь.

Барри, как зомби, двинулся к полкам, а я повернулась к девушке:

— Простите. Кино — вся его жизнь.

— Хорошо, что хоть кто-то так увлечен своей работой.

Она улыбнулась. Нет, это явно секс.

Из прохода между полками с детскими фильмами донеслось:

— И Гаррисон Форд в фильме «Что скрывает ложь»! Нечего вам там смотреть!

Я оформила ей диск.

Когда покупательница ушла и магазин опустел, я подозвала Барри:

— Как это понимать?

Он смущенно сказал:

— Извини. Меня это просто задело. Это же плохой фильм! Она даже «Чужого» не смотрела, а берет «Портного из Панамы»!

— Но это ее выбор.

— Сомневаюсь. Наверняка она берет фильмы для своего парня. Я видел — она прямиком шла к фильмам ужасов, но потом, должно быть, отвлеклась на женские сопли. Спорим, она пожалеет об этом?

Я кивнула:

— На десять баксов.

Он широко ухмыльнулся:

— Десять на то, что она будет убита горем.

— И не захочет никакого секса, — закончила я за него,улыбнувшись в ответ.

Вот так. У меня никакого секса и в помине не было, а я улыбалась! Да, я улыбалась изо всех сил.

— По крайней мере, с тем парнем, для кого она их берет, — сказал он и вдруг нахмурил брови: — Что с тобой?

— А что? — переспросила я, по-прежнему улыбаясь. Он отступил на шаг и сказал:

— Ты на что-то злишься?

Улыбка моя померкла. Может быть, мне нужно больше тренироваться с улыбками? Я повернулась к кассе, чтобы он не увидел, как я краснею.

— Ни на что.

— Ну ладно, — сказал он осторожно. — Вот, у нас есть три батончика «Марс». Хочешь один?

— Один? Нет уж, давай два, а лучше — все три.

Вечер тянулся томительно долго. Мы поставили «Хищника» и наворачивали «Марс». Я знала, что проиграю пари. В одиннадцать я почувствовала себя совершенно разбитой. Тогда-то и позвонил Сэм и сказал, что хочет встретиться со мной в полицейском участке на Хиндли-стрит в девять утра. Положив трубку, я расправила плечи и посмотрела на свое отражение в окне.

Барри начал снимать кассу, приговаривая:

— Когда ты вот так выставляешь грудь, сразу ясно — что-то ты задумала.

— Заткнись и считай деньги.


— Шлюха!

У женщины, которая крикнула мне это, под глазами были такие мешки, что в них могли бы уместиться все мои покупки за неделю. Я осторожно обошла ее и направилась дальше, к полицейскому участку. На мне было чудесное нижнее белье, и я чувствовала себя сексуальной, но уж никак не шлюхой (я только надеялась, что бантики на трусах не проступают через тонкие облегающие брюки). Я надела красный, под горло джемпер и маленькие серебряные сережки в виде звездочек, а волосы собрала в конский хвост. Чтобы так простенько одеться, мне понадобилось, по крайней мере, полчаса. Нет, этот парень не выходил у меня из головы!

В то утро мне позвонил Диклэн. Он хотел узнать, почему я ему не звоню. Поэтому я сказала, что я — женщина без стыда и совести, совращающая малолетних, и что он заслуживает лучшего. Но, поскольку он молод и надежд у него больше, чем горечи, он просто рассмеялся, хотя и с некоторым сожалением.

— Нет уж, Кэсс, ты все же звони.

И все. Потом мы поболтали о последнем альбоме Ника Кейва и поклялись не терять друг друга из виду. Господи, как же хорошо общаться с людьми, которые никогда не видели юбку-тюльпан из восьмидесятых! С ними все так просто.

Так я думала, приближаясь к полицейскому участку на Хиндли-стрит. Фасад здания, в котором также разместилась аркада с салонами видеоигр, был обезображен похабными граффити, написанными с ошибками. Я вошла внутрь и, поговорив с дежурным, направилась вниз, в кафе. Там я и нашла Сэма, который читал журнал «Австралиец» и пил черный кофе. Сама я больше люблю капуччино, но обстановка явно требовала компромисса, так что я тоже заказала большую чашку обычного кофе и села.

— Я знаю, я обещал, что оставлю тебя в покое, — сказал он. — Но я все думаю о том, что ты рассказала вчера вечером.

— Правда?

— Я подумал, может, тебе нужно помочь? Ну, с той худой женщиной.

— Ты и вправду можешь это сделать?

Я обалдела. Я думала, что такие парни, как Сэм, только и делают, что охотятся без передыху на мафиози или следят за кем-нибудь.

— Я взял несколько дней за свой счет, чтобы заняться Нилом. Но я могу и тебе помочь, если хочешь.

Как мило с его стороны. Я кивнула:

— Хорошо, но сначала расскажи мне, что с Нилом.

— Я думаю, ты и так знаешь.

— Я знаю только, что он сидит на наркотиках. Он всегда на них сидел. И еще догадываюсь, что это уже такие наркотики, которые сами не растут, и что он тратит на них не только свое пособие по безработице. Но это и все.

— Он сидит на смаке 9, и я не знаю, чем он расплачивается. Меня беспокоит, что у него уже не все в порядке с головой. Я пытаюсь определить его в клинику.

— Думаешь, это поможет?

— Иногда помогает. Если наркоманы сами хотят очиститься. И лучше, если у них есть что-нибудь, за что можно держаться, чтобы снова не сесть на наркоту. Должно быть какое-то занятие. Ведь наркотики появляются, если человеку скучно, или он боится чего-нибудь, или не знает, чего он хочет от жизни… А работа и увлечения заполняют эти пробелы, дают возможность почувствовать себя лучше, более уверенно. Знаешь, Нил даже не закончил университет.

— Он учился в универе? — пораженно спросила я. Нил никогда не отличался целеустремленностью. Когда мы с ним жили, он днем пялился в ящик, а по ночам бренчал на гитаре.