Вижу, как он срывается с места, однако машина трогается раньше, потому что Никита уже сел в салон и завел двигатель. Астон Мартин резко выруливает в другую сторону. Нарушая, в очередной раз, правила и пересекая двойную сплошную, унося нас подальше от этого чертового места. Мой телефон тут же оживает в кармане зимней крутки, однако не предпринимаю ни одной попытки достать его.

За окнами мелькают здания, вывески и рекламные баннеры, сливаясь в единую нечитаемую картинку. Мне хочется завыть от разрывающей боли, но я этого не делаю. Не стану плакать, горевать или убиваться по потерянной любви.

Ведь садясь в этот салон, какая-то часть меня уже знала настоящую правду – нужно было лишь увидеть ее воочию.

Глава 25

Лена побоялась встречаться возле дома. Попросила увидеться с ней у главного входа ботанического сада имени Цицина – идеальное место для спокойных прогулок и возможность затеряться среди дубрав и лип.

Я заметил ее еще у самого здания. Бродя между колонами, она куталась в свою темную шубку и рассеяно оглядывалась вокруг. Длинные перчатки закрывали руки от мороза, потому что укороченные рукава шубы не могли этого сделать. Темные волосы рассыпались по плечам, а сама Лена даже не обращала внимание на снежинки, запутавшиеся в них. Просто бродила туда-сюда: по лестнице вниз к двум керамическим вазонам, где летом цвели цветы и обратно к дверям.

- Привет, - выдыхаю, оглядывая территорию парка и рассеяно блужу взором по усыпанной снегом дорожке от ворот.

Пруд совсем близко, рукой подать. Но я оглядываю ботанический сад, выполненное в духе римских храмов с этими колонами и навесом, за которым стоит прямоугольное здание. Людей практически нет, возможно многим помешала «нелетная погода», а может просто сегодня никто не хотел наслаждаться видать экзотических растений в экспозиционных залах.

- Зайдем?

- Нет, - мотает она головой, прикрывая рукой часть лица и придерживая темные очки. – Давай прогуляемся?

Только киваю, продолжая внимательно следить за ней. Нервно прикусывает губу, постоянно оглядывается, словно боится кого-то или чего-то. Вокруг белый снег и мы медленно шагаем, выпуская каждый раз облачко пара изо рта, сунув руки в карманы. На улице все еще прохладно – жалею, что не захватил шапку и мысленно чертыхаюсь, потому что мой шарф так и остался у Воронцова-младшего. Сейчас, глядя на то, как жмется Лена, все больше понимаю, как ошибался на ее счет. Почему собственный племянник считает свою тетку исчадием ада? Скорее несчастная женщина, и от этого мне еще горше. Ведь я тот, кто должен был обмануть ее.

- Видел сегодня Никиту, - прерываю тягостное молчание, дабы заполнить хоть чем-то пространство. – Случайно пересеклись. Кажется, у него все хорошо.

Не хочу сейчас говорить о его странных словах, намеках и угрозах. Воевать с восемнадцатилетним парнем не с руки – глупость несусветная. Хотя что-то в его речи по-прежнему не давало мне покоя. Словно где-то я упускал из виду смысл всего происходящего.

Под ногами тихонько хрустит снег, несмотря на каблуки, Лена двигается довольно бодро. Шаг, еще один. Она даже вырвалась вперед и все еще молча. Два, три, четыре, вот уже обгоняет меня на целый метр.

- Лена?

Замирает прямо на дорожке, и я тоже останавливаюсь, озадаченно наклоняя голову. Прохладный ветер подхватывает ее шелковистые пряди. Она кажется невероятно одинокой хочется подойти и обнять, но за секунду до порыва в голове вспыхивают воспоминания. Тихий шепот, звонкий смех – все смешивается в единую картину. В Лене я вижу Леру – она была такой же хрупкой и беззащитной на вид. Совсем не такая, как Аня с ее бойким нравом и громким смехом. Как вода и масло – две разные женщины, а мне приходится отвернуться и прокашляться, чтобы не дать себе совершить ошибку.

Прокашливаюсь, втягивая носом воздух с шумом и оглядываю голые ветви деревьев.

- Знаешь, мне кажется сегодня не лучшая погода для прогулок. Давай сейчас вернемся к моей машине? Ты простынешь… - я говорю, медленно поворачивая к ней голову и обмираю, стоит ей повернуться ко мне лицом, сняв очки.

Она горько плакала, не пытаясь мне что-то объяснить. Да и не нужно было: стоило увидеть темные отметки на руках, синяк под глазом, тщательно замаскированный косметикой и пару крупных гематом на животе – я сразу все понял. У меня было только одно желание – разбить Воронцову лицо. Приложить хорошенько о стену, затем пару раз об его дубовый стол, дабы прочувствовал сполна каждый удар, нанесенный хрупкой женщине.

- Ты должна заявить на него, - процедил я, перехватывая тонкое запястье и осторожно касаясь светлой кожи. Уродливые следы, как грязные отметки чужого самомнения.

В ту секунду, когда я понял в чем дело, остальные мысли ушли в сторону. Бросился к ней, в секунду преодолев короткое расстояние и схватил за подбородок, оглядывая место удара. Тут экспертизу проводить не нужно – все понятно с ходу. В больших глазах застыли слезы, которые в какой-то момент прорывают баррикаду и стекают по щекам, превращаясь в льдинки. Это уже позже я заставил Лену показать мне остальное. И чем больше видел, тем сильнее сатанел.

- Заявить? – она горько смеется, сидя в уже моей машине перед воротами ботанического сада, и вытирает осторожно слезы бумажной салфеткой. – Это невозможно.

- Почему невозможно, Лен? – зло бью по рулю, ощущая боль в руке и сердце от того, что не мог достать эту скотину. – Давай поедем в отделение. Я буду с тобой, мы просто напишем заявление на эту сволочь, снимем побои, и…

- И он разрушит все, - выдыхает она так обреченно, что я невольно замолкаю. – Тебя, меня… Нас всех. Ты даже не представляешь, сколько у Воронцова власти, Ром. Хотя нет, - она бросает на меня какой-то отчаянный взгляд, произнося слова, к которым я был абсолютно не готов:

- Знаешь ведь, он же тебя нанял, верно?

Я убегал от себя каждый раз, когда у кого-то случалась проблема. Не нужно быть дипломированным психологом или гением – это стало понятно уже давно. Возможно, я не хотел этого осознавать. Или не желал верить своим внутренним «звоночкам». И пока я бежал, оставляя позади себя все, что мне так дорого – терял слишком много и получал крайне мало.


Рыцарство – работа для идиота, который все еще верит в людей, даже когда особо не во что. Наверное, где-то в глубине души я остался вот таким идиотом, готовым броситься, не зная куда и зачем. Только сторону выбрал неправильную.

В мире нет ни черного, ни белого. Одни оттенки – чуть светлее и темнее. А те, кто живут идеалами, в конце концов горько об этом жалеют.

- Я знала кто ты еще с нашей второй встречи, - горько говорит Воронцова, заставляя меня с каждым разом все сильнее испытывать чувство вины и погружаться в темные беспросветные воды. – Тебя не так уж сложно найти, хотя при твоей работе стоило скрываться лучше.

Ее голос тихий, наполнен болью, а взгляд совершенно бессмысленный. У меня нет оправданий для себя. В принципе, я ждал, что однажды подобное случится. Наверное, мне даже стало немного легче – больше не было тайн или скрытых мотивов. Сейчас, глядя перед собой, я лишь молчал и позволял себе только дышать. Стало ли мне легче от этой правды? Нет, тоска, проскользнувшая в интонации Воронцовой, больно ударила, разрушая остатки моей эмоциональной брони.

- Этот договор… - начал было я, но она перебила. Поднимая взгляд на меня.

- Почему ты не попытался?

Ах, этот вопрос. Такой очевидный и одновременно совершенно непонятный. Не попытался что? Соблазнить? Действовать по проторенному пути? Мне бы самому хотелось знать ответ: какого черта я вообще во все это ввязался. Почему изначальный план пошел не по тому пути, по которому должен был.

«У тебя больше не осталось выхода, Ром. Или ты возьмешься за себя, или потеряешься окончательно в закоулках собственной души. Я не могу помочь тому, кто этого не хочет. Подумай хорошенько и прими решение»

Гриша был прав, но мне так не хотелось признавать очевидного. Даже сейчас искал себе оправдания, лишь бы не поступаться собственными кривыми идеалами. Снова и снова закрывал глаза, будто в детской игре в прятки, накрываясь с головой одеялом и крича, что я «в домике и меня не видно».

- Знаешь, мне все равно что было в прошлом. Важно лишь настоящее и будущее, - Аня приподнялась, опираясь на руку и улыбаясь так безмятежно, что казалась невероятно красивой.

- А оно вообще есть: это самое будущее? – усмехнулся я, поворачиваясь к ней, разглядывая полуопущенные ресницы и касаясь кончика носа, слыша ее тихий смех.

- Боже, ты такой глупый порой. Такое ощущение, что из нас двоих – взрослее я.

- Ты когда-нибудь влюблялся в тех, кого был вынужден обманывать? – Лена прерывает мои мысли, возвращая к реальности, и я сжимаю руль с такой силой, что кожа издает неприятный скрип.

- Нет, - отвечаю совершенно уверенно, громко сглатывая. На секунду закладывает даже уши, отчего прикрываю глаза и откидываюсь затылком на спинку сиденья. – Такого никогда не было, потому что всегда это была работа.

- И я - работа?

Что я должен тебе ответить, Лен? Что вижу в тебе отдаленно похожее на свою прошлую жизнь? Жену, которую, возможно, никогда не смогу забыть? Бесконечный рой вопросов в голове занимается все мысли. Они разрушительны и нападают целой стаей, снося на пути любое здравомыслие. А еще где-то там, далеко, есть Аня. Она рядом, я почти ощущаю физически ее присутствие, слышу голос и могу вдохнуть аромат шампуня, исходящий от волос.

Открываю глаза и глядя на нее, выдыхаю:

- Я запутался, Лен.

Ничего не говоря, кладет свою руку поверх моей и просто смотрит, выворачивая душу наизнанку.

Кафе мы выбрали спонтанно. Просто проезжали мимо, затем решили прогуляться немного и поговорить. О всякой ерунде, не касаясь ни моей работы, ни ее мужа. Периодически, я продолжал настаивать: напиши заявление, давай решим этот вопрос. Твердое желание порвать с Воронцовым всякие связи уже укрепилось в моей голове. После этого нужно было что-то делать с Аней и нашими отношениями. Куда они зайдут, хочу ли я попробовать – пока, все откладывалось. Или я просто снова убегал.